Джейн Дэвитт - Привяжи меня

Чтобы потянуть время, Стерлинг сделал глоток кофе. Все это звучало не слишком обнадеживающе, но он не собирался сегодня спорить с Оуэном. Слишком многим он тому обязан.

— Хорошо. Говори все, что хотел.

Оуэн ободряющего похлопал его по ноге и не стал убирать руки с бедра, рассеянно массируя его сильными пальцами. Он вопросительно вскинул брови.

— Почему ты так напряжен? Думаешь, ты в немилости, и я на тебя злюсь? Что в любой момент я начну читать тебе нотации, кричать, а потом выставлю за дверь? Надеюсь, что нет, потому что я чувствую совсем не это.

— Н-нет? — Стерлинг крепче стиснул чашку, впиваясь глазами в лицо Оуэна. Такое милое лицо — строгое, красивое, понимающее. Без сомнения лучшее из всех, что он когда-либо видел. Никто никогда не сравнится с Оуэном.

— Я был… нет, все еще… зол на Кирка. Он не позаботился о тебе. Он не должен был соглашаться… а впрочем, бог с ним. — Оуэн лукаво улыбнулся. — Тебе хватило силы убеждения, чтобы уговорить меня взять тебя в сабы, несмотря на все мои сомнения; у Кирка не было никаких шансов. — Его улыбка поблекла. — Мне очень жаль, что ты пострадал. И еще больше жаль, что в таком отчаянии ты не вернулся ко мне, что не знал, что можешь вернуться, всегда можешь. Мы с тобой еще не закончили, Стерлинг. По сути мы толком и не начинали… но нам нужно убедиться, что мы оба хотим этого.

Оуэн говорил, а его ладонь согревала ногу Стерлинга сквозь простыни. Сконцентрироваться, когда хотелось лишь чтобы эта ладонь скользнула чуть выше и легла на возбужденный член, было чертовски тяжело, но он все же пытался. Если Оуэн поймет, что он рассеян, скорее всего, скажет «сосредоточься» этим своим строгим, но мягким голосом, а Стерлинг не был уверен, но боялся, что одного этого ему хватит, чтобы кончить.

— Я хочу, чтобы ты стал моим сабом, — сказал Оуэн, и это наконец заставило Стерлинга сосредоточить внимание на том, что тот говорит. — На этот раз я сам прошу тебя, без давления, уговоров, манипуляций и попыток соблазнить с твоей стороны — да, ты пробовал все это, и тебе это прекрасно известно. Я хочу, чтобы ты понял, что ты мой. Я могу держать тебя на более коротком поводке, если тебе это необходимо, или мы можем пока не спешить; надо проработать детали, но я хочу этого. Хочу, чтобы ты принадлежал мне.

Сердце бешено заколотилось, Стерлинг открыл рот, чтобы что-нибудь сказать — хотя не знал что, — но поначалу не вышло ни звука. Он знал, что смотрит на Оуэна, широко распахнув глаза, в которых наверняка читается жажда. Он еще не до конца осознал, что тот сказал, еще не понял, что это реальность. Если все это на самом деле, и он ничего не придумал…

— Да, — выпалил он. — Это… а мне можно было отвечать? Потому что я хочу того же. Наверное, это единственное, чего я хочу. Я… — Кажется, он говорил это прошлой ночью, поэтому можно и повторить — Оуэн не даст ему пойти ко дну. — Я люблю тебя. Я хочу быть твоим, только твоим. Пожалуйста.

— Я уже говорил тебе вчера, что тоже люблю тебя, — ответил Оуэн. Это не могло быть правдой, потому что такого Стерлинг бы не забыл. Правда раньше Оуэн ему не лгал, но он ведь был обколот, а не мертв, такое он бы точно запомнил. — Тогда ты меня не особо слушал, но я не против повторить. Я люблю тебя. Хотя иногда ты и действуешь мне на нервы, тебя невозможно не любить. Лично я давно перестал пытаться.

Стерлинг вдруг понял, что широко улыбается.

— Значит, ты не выставишь меня за дверь?

— Совершенно точно не выставлю, — кивнул Оуэн. — На самом деле мне хотелось бы совсем другого, если, конечно, мы сможем выяснить, как это устроить.

Не совсем понимая, о чем он, Стерлинг пропустил его слова мимо ушей, сейчас ему хотелось только заставить Оуэна понять, как он счастлив.

— Это… я… я хотел этого очень давно. Ты уверен?

— Абсолютно. — Оуэн задумчиво склонил голову набок. — Так на чем мы остановились? Ах да. Насущные проблемы.

Стерлинг разрывался на части. Ему не хотелось, чтобы Оуэн уходил; провести весь день рядом с ним было бы просто здорово, и все же он знал, что у них полно дел. Черт, нужно забрать чемодан и оставшиеся вещи из гостиницы, позвонить Алексу — тот, наверное, с ума сходит от беспокойства, договориться о приеме у врача и все такое прочее. Нет, он не хотел, чтобы Оуэн уходил, но чем дольше тот оставался, поглаживая его по ноге, тем труднее становилось игнорировать тот факт, что Стерлинг так возбужден, что уже почти готов умолять о том, чего наверняка не получит. Он приказал себе сосредоточиться — что оказалось большой ошибкой, потому что по телу пробежала дрожь — и попытался сфокусировать взгляд на Оуэне.

Рука Оуэна внезапно плавным движением откинула покрывало, обнажая член Стерлинга, твердый, потемневший от крови, влажный на конце, с плотно поджавшимися яичками. Его губы дрогнули в улыбке.

— Судя по виду, я бы даже сказал, неотложные.

Стерлинг прерывисто вздохнул.

— Эээ… ты… собираешься сказать, что мне теперь до конца года нельзя кончать, да?

— Я думал совсем о другом, — отозвался Оуэн и сжал пальцы на члене Стерлинга, прямо под головкой.

Стерлинг застонал.

— О Боже, Оуэн, пожалуйста.

— Поосторожней с кофе, — бросил тот. — Не пролей. И не шевелись… заденешь плечо, и я остановлюсь. — А ты ведь не хочешь, чтобы я останавливался, не так ли? — Идеальная, замечательная рука Оуэна ласкала его, слегка оттягивая кожу и скользя обратно. У Стерлинга поджимались пальцы на ногах.

— Нет. Нет, не останавливайся. — Господи, не двигаться — это так трудно.

— Не буду, если, конечно, ты не прольешь кофе и не станешь дергаться, — сказал Оуэн, продолжая двигать рукой, то дразняще-невесомо, то сильно сжимая пальцы, так что Стерлингу хотелось толкнуться в его кулак. — Видишь, сейчас все только в твоих руках. Если ты будешь меня слушаться, а я знаю, что тебе это под силу, и надеюсь, что со мной ты всегда будешь очень послушным хорошим мальчиком, то сможешь кончить, Стерлинг. Я буду продолжать, пока ты не кончишь, или не пошевелишься. Я собираюсь делать это, пока ты…

— О Боже, — выдохнул Стерлинг. Лоб и затылок взмокли. Рука Оуэна — гребанаярука — так уверенно ласкала его, изредка большим пальцем тот выводил круг на влажной головке, заставляя Стерлинга беспомощно всхлипывать, тщетно вымаливая разрешение податься навстречу этой руке.

Только Оуэн мог превратить обычную мастурбацию в такое мучительное, нестерпимое удовольствие. А вдруг это все-таки наказание за то, что он сделал, раз уж Оуэн не может его выпороть. Может, это будет повторяться снова и снова, пока его плечо не пройдет. Все время он будет проводить в этой постели, постели Оуэна, до боли возбужденный, а тот станет приходить к нему и делать это час за часом, заставляя кричать его имя, умоляя о пощаде и на самом деле не желая, чтобы это заканчивалось.