История Ольги (СИ) - Федченко Варвара

— Валентин Николаевич.

— Не волнуйся, Олюшка. Я здесь.

— Помогите мне. Я не могу встать.

— Сейчас помогу, Олюшка.

И я тут же почувствовала, как что-то касается паха. До этого момента там меня касались только гинеколог, проверку у которого нужно было проходить перед каждыми соревнованиями, и мастер шугаринга, которая удаляла все волосы на теле перед соревнованиями. Я дернулась. Но тут же ошарашено замерла. Догадки стали появляться в моей голове.

— Валентин Николаевич, что вы делаете?

— Не бойся, Олюшка. Больно не будет. Я аккуратно.

Тренер всегда отращивал длинные ногти, и сейчас я чувствовала, как его когтистая лапа трогает мои бедра, ягодицы, раздвигает шире ноги. Я изо всех сил задергалась, пытаясь проверить, насколько крепко связаны руки. Но плотные канатные веревки не оставляли шанса на побег. От отчаяния я заплакала. Тренер погладил меня по плечу:

— Ничего… Ничего, не ты первая, не ты последняя.

— Я все расскажу родителям, и директору!

— Расскажи. Кто тебе поверит? На меня постоянно клевещут. Я тренер успешный, у меня все девочки на звания выходят. Ты одна из многих. «Имя вам — легиона», а я — один такой.

— Ну, пожалуйста! Не надо! Я же девственница, — хваталась я за попытку остановить тренера.

— Я знаю, Олюшка. Я знаю. Вас же моя сестра всех осматривает. Она гинеколог при поликлинике. Я про всех всё знаю.

Я начала кричать. Визжать. Орать. Я не знаю, какое слово точнее опишет те яростные звуки, которые вылетали из моего горла. Но тренерская находилась в самом конце цокольного этажа, там не было окон, и не было никакой связи с другими помещениями. У меня быстро осип голос, и я закашлялась, выплевывая на пол слюну и слизь из горла.

— Можешь кричать, все кричат. Но мы тут одни. Уборщица придет к 11 утра, а тренировка младшей группы в 12 часов. У нас еще много времени, — протянул тренер.

— Валентин Николаевич, ну как же так? — просипела я. — Я же к вам, как к родному дедушке отношусь. А вы…

— А я люблю всех своих девочек. И тебя люблю.

Я почувствовала как нечто склизкое, мокрое касается промежности. Тренер мазал мою вагину смазкой. Я завертела тазом, пытаясь увильнуть от мерзких движений.

— Меня это возбуждает еще сильнее, Олюшка. Какая узенькая щелочка, — когтистый палец проник во влагалище, царапая слизистую.

От бессилия и отвращения из глаз полились слезы. Пальцы усиленно ковырялись во мне, царапая, травмируя, но это было не самое страшное. Через пару минут я услышала, как скрепит кушетка под телом тренера, почувствовала, как голые волосатые бедра прижимаются к моим, как что-то толстое проникает в меня.

— Расслабься, деточка. Будет не так больно, — противно шипел на ухо Валентин Николаевич.

Я стиснула зубы, чтобы не выдать крика. Было больно. Член медленно вползал в меня, с каждым сантиметром боль увеличивалась с геометрической прогрессией. Момент дефлорации не отличался от всего остального действа: было одинаково больно и противно. Тренер поелозил на мне буквально пару минут, потом мерзко заскулил, прикусывая мое плечо. Я почувствовала, что его зубы до крови ранили нежную кожу, но по сравнению с ощущением боли во влагалище, это было ерундой. Тренер сполз с меня, уселся голой задницей на бетонный пол, и начал развязывать мне руки. Я смотрела на его еще большой, толстый член, и чувствовала, как подступает тошнота. Мои руки затекли, и я стремилась для начала только к одному — растереть ватную кожу. Потом он распутал мои ноги, и вышел из тренерской со славами «Спасибо, Олюшка». Я спешно натянула спортивный костюм, схватила сумку и вылетела из комнаты. Я так торопилась, я так боялась, что он догонит меня, и это случится еще раз…. Я не могу передать даже части тех эмоций, которые бушевали в тот момент во мне. Выбежав из бассейна, я пошла медленнее, чтобы не привлекать внимание. Завернула за угол, и пробралась через потайную отодвигающуюся доску в заборе на незаметную с дороги тропинку. Курящие там проводили много времени, они говорили, что из-за стресса им необходимо курить, а потом задыхались на тренировках, снижая показатели. Я вприпрыжку заскочила в ближайшие кусты. Меня вырвало. Мне смертельно хотелось помыться. Но я решительным шагом направилась в сторону ближайшего отдела милиции. Дойдя до крыльца участка, я резко повернулась и побежала домой. Я не смогла. Я была просто маленькой испуганной девочкой, я подумала о том, как на меня будут смотреть милиционеры. Я попыталась вслух произнести фразу «Меня изнасиловали», и запнулась на слове «меня». Что бы я сделала, будь взрослым человеком? Я много раз прокручивала этот вариант в голове. Я бы накинула на тренера сразу же, как он развязал меня.

Я бы схватила первое попавшееся под руку (а на его столе стоя мой кубок, очень тяжелая вещь) и била бы его по голове. Била, била. Даже сейчас меня разъедает злость! А прошло столько лет… Потом я бы все-таки зашла в участок, написала заявление, сходила бы к гинекологу, чтобы врач зафиксировал факт насилия. Но тогда я была просто ребенком. Мне было страшно и стыдно.

На соревнования я не поехала. Я вообще больше не выступала. Никогда.

Через пару дней мама заметила, что со мной творится что-то странное. Ей потребовалось всего пару минут разговора, чтобы вынуть из меня правду. После того, как я увидела ее взгляд, я закрылась в своей комнате и наглоталась таблеток. Неделю была в коме. За это время с моего плеча сняли отпечаток зубов тренера, провели гинекологический осмотр. Тренера задержали, он признался не только в том, что изнасиловал меня, а еще в пяти случаях. Все девочки были его ученицами. Все были успешными спортсменками. И только одна после изнасилования смогла вернуться в профессиональный спорт. Но ни одна не смогла рассказать о случившемся близким.

Через месяц после начала расследования тренер повесился на собственных штанах, привязанных в стояку отопления в камере СИЗО.

Я так и не смогла уснуть. Мои мысли метались от событий 10-летней давности к сегодняшней попытки заняться сексом. Хлопнула входная дверь. Я слышала, как Лариса мечется по квартире. Наконец, дверь спальни открылась, осветив часть комнаты светом коридорной лампы.

— Оля, — позвала подруга.

Я молча стиснула зубы: если я сейчас раскрою рот, то выплесну все накопившееся. Лариса сняла шубу, и легла рядом со мной.

— Оленька.

— Все плохо, — прошептала я, давясь слезами.

— Что случилось?

— Я устала, я очень устала. Можно я посплю?

— Спи. Моя девочка, моя хорошая. Спи.

Ларисины руки, как мамины, мягко гладили мою спину. Я задремала. Проснулась от звуков голосов. Мужских. Узнала голос Артема. И тревожно заметалась по комнате. Спрятаться? Тут некуда. Окно? Так не первый этаж. Я вжалась в стену: казалось, что сердце сейчас остановится. Я прислушалась.

— Она спит, не буди ее, — крикнула Лариса.

Дверь распахнулась, и я увидела Артема, который после яркого света коридора, не мог разглядеть меня в темной спальне.

— Оля, — осторожно позвал мужчина.

Не знаю, что было у меня в этот момент в голове… Просто раньше, после неудачных попыток познать близость, я больше никогда не видела тех мужчин. И мне не нужно было объясняться, оправдываться. Да и Артем мне нравился больше, чем все мои предыдущие партнеры вместе взятые. Я попыталась пробежать мимо мужчины, надеясь скрыться. Но естественно мне это не удалось, Артем схватил меня, прижимая к себе. Я закричала, вырываясь. На мой крик прибежала Лариса.

— Артем, что ты себе позволяешь!?

— Можно мы поговорим наедине? — спокойно ответил Ларисе Артем.

— Герман! Будь мужиком! Спаси девушку.

«Отлично, тут еще и Герман», — устало подумала я. Артем плотно прижимал меня к себе, и я вдыхала знакомый запах парфюма, который, к удивлению, чуть-чуть успокоил меня.

— Ей совершенно ничего не угрожает. Им просто нужно поговорить. И ей так будет лучше, — услышала я ответ Германа.