Джейн Дэвитт - Привяжи меня

— Успокойся, — наконец сказал он, когда Элиза отвернулась к своему сабу. — Сосредоточься, помнишь? Когда будешь готов, я выведу тебя туда и покажу всем, какой ты. Сниму с тебя рубашку, надену зажимы на твои соски. Тебе понравится, и всем тоже понравится наблюдать за твоим лицом, потому что, когда тебе больно, на нем все отражается, все, что ты испытываешь. И ты такой красивый. Такой сексуальный. Нужно как-нибудь отшлепать тебя перед зеркалом и заставить смотреть. Да, пожалуй, так и сделаю…

Стерлинг всхлипнул и замер, его дыхание стало выравниваться. Он хотел этого так сильно, что смог сконцентрироваться и успокоиться, довольно отметил Оуэн. Эмоции Стерлинга всегда так легко читать — он, наверное, самый открытый саб, которого Оуэн когда-либо встречал, и Оуэн не мог себе представить, чтобы это когда-нибудь ему надоело. Эти недели были очень занятными — ему чертовски понравилось больше месяца не давать Стерлингу кончить, хотя как-то утром тот со стыдом признался, что ему приснился мокрый сон.

Оуэн, конечно, наказал его за это, но не слишком сильно.

Образа Стерлинга на танцполе, мысли о том, как все будут смотреть на него, хватило, чтобы Оуэн тоже почувствовал нетерпение. Он знал, как соблазнительно выглядит Стерлинг с зажимами на сосках, когда кожа блестит от пота, зрачки расширены, а губы припухли от того, что он кусал их, так же, как опухнут соски, когда Оуэн наконец снимет зажимы…

Он глубоко вздохнул, позволяя музыке и голосам достичь сознания, а потом заговорил снова, улыбнувшись, когда Стерлинг едва заметно повернул голову при первом же слове. Голос хозяина. Да.

— А когда ты привыкнешь к тому, как они впиваются в кожу, и решишь, что сумеешь справиться с этой болью, мой храбрый мальчик, я заставлю тебя сесть на колени, выпрямив спину и подняв голову, чтобы ты не мог спрятать этот восхитительный румянец, и покажу всему клубу, что мне принадлежит, и как мне повезло иметь такого послушного саба, всегда готового сделать мне приятное. А потом я отхлещу тебя флоггером, тем, что использовал в тот первый раз, когда ты пришел сюда, но сегодня ты будешь не зрителем. Ты будешь чувствовать плеть на своих плечах, шее, спине и груди. Я не остановлюсь, пока твоя кожа не покраснеет, по лицу не потекут слезы, и пока ты не будешь готов кончить прямо там, на глазах у всех, и, может, я даже позволю тебе это, если ты мне угодишь, а я знаю, что так и будет. — Он вздохнул и пробежался пальцами по волосам Стерлинга. — Ты всегда делаешь все именно так, как надо. Мой Стерлинг.

Его голос изменился, став резким, властным, Оуэну нужно было услышать Стерлинга, нарисованная им сцена была такой будоражащей, что он понял, что не может больше ждать.

— Стерлинг, кому ты принадлежишь?

— Тебе, Оуэн. — Его глаза ярко блестели, лицо точно светилось, как будто этого момента он ждал всю свою жизнь. Оуэн почувствовал непередаваемую гордость за то, что именно он сумел дать это Стерлингу, своему прекрасному мальчику, который заслужил то, чего хотел. — Я твой. Боже, пожалуйста. Я сделаю все, ты же знаешь. Что угодно.

— Знаю. — Оуэн наклонился и поцеловал его в губы, скользнув по ним языком, давая понять, что Стерлинг может ответить на поцелуй, что тот и сделал с жадностью, от которой Оуэну захотелось уйти из клуба пораньше. Он так много собирался сделать со Стерлингом, а у клуба были свои правила и ограничения относительно того, что может происходить на публике. — Пора.

Стерлинг задрожал, как радостный щенок, но не стал подниматься, пока этого не сделал Оуэн. Он последовал за Оуэном на танцпол и грациозно опустился на колени, скрестив запястья перед собой и склонив голову, когда Оуэн остановился и развернулся. Он знал, что почти всем в клубе известно о травме плеча Стерлинга, но даже если бы это было не так, у каждого Дома свои предпочтения, и это могли счесть одной из его причуд. Стерлинг не мог бы выглядеть сексуальнее или смиреннее, даже если бы завел руки за спину. Оуэн заметил, как постепенно затихают голоса, и внимание Домов и сабов обращается к сцене.

Когда сегодня утром Оуэн отлучился «по делам», Стерлинг, слишком занятый работой, которую надо было сдавать на следующей неделе, не задавал вопросов. Приготовления отняли не слишком много времени — Оуэн точно знал, чего хочет.

Не говоря ни слова, Сол, управляющий, вместе с двумя рыжими парнями-сабами — что, на взгляд Оуэна, было уже перебором, но тот всегда любил вызов — подошел к ним. Сабы застыли за его спиной, один — с небольшим столиком в руках, а второй — с серебряным подносом. Улыбнувшись Оуэну, Сол щелкнул пальцами, и столик поставили на танцпол рядом с ним, а поднос аккуратно водрузили сверху.

— Спасибо, — сказал Оуэн Солу. Сабы последнего переглянулись и улыбнулись Стерлингу, который смотрел не на них, а на то, что лежало на подносе.

Зажимы, флоггер… и ошейник, простая черная кожаная полоска темнела на натертом до блеска серебре.

Стерлинг приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, а потом беззвучно закрыл. Не сводя широко распахнутых глаз с подноса, он облизнул губы. Наконец его взгляд скользнул к Оуэну, щеки от изумления залились румянцем, который Оуэн так любил.

— Твоя шея выглядела несколько… голой, — заметил Оуэн, — а я не желаю, чтобы кто-нибудь сомневался в том, что ты мой. — Он неохотно отвернулся от Стерлинга и обнаружил, что все вокруг улыбаются. Его взгляд наткнулся на женщину-саба чуть за тридцать, на ее шее, как и у Стерлинга, ничего не было, она смотрела снизу вверх на мужчину рядом с собой, и в ее глазах блестели слезы. Ее Дом, совсем молодой парень, не старше Стерлинга, опустил голову, и его губы шевельнулись, Оуэн прочитал по ним одно слово: «Скоро».

Снова переведя взгляд на Стерлинга, Оуэн жестом приказал ему встать, и тот послушно повиновался. Движение будто помогло ему обрести толику прежнего спокойствия, и он почтительно опустил глаза, когда Оуэн протянул руку, чтобы развести его запястья и расстегнуть на нем рубашку.

Обычно он заставлял Стерлинга раздеваться самого, но сегодня хотел сделать это собственноручно, чтобы как можно очевиднее заявить на него права. Одну за другой он высвобождал пуговицы из петелек, любуясь гладкой кожей и предвкушая тот час, когда они окажутся дома, и он сможет исследовать каждый дюйм губами и руками. Когда рубашка была полностью расстегнута, Оуэн медленно спустил ее по плечам Стерлинга.

— Не шевелись, — приказал он, чтобы тот случайно не принял неудобную для его руки позу, и Стерлинг замер.

Сняв рубашку, Оуэн аккуратно сложил ее и бросил на столик — красное на серебряном, пятно цвета. Он взял ошейник и повернулся к Стерлингу, держа кожаную полоску так, чтобы тот ее видел.