Фред Стюарт - Титан

3 февраля 1963 года президент Джон Ф. Кеннеди сказал своему секретарю:

— Соедините меня по телефону с Ником Флемингом. Он на своей яхте в Карибском море.

— Хорошо, господин президент.

«Сизпрей», построенная год назад на верфи в Голландии, была последней причудой Ника. Он пресытился своими роскошными домами, виллами и квартирами, ненавидел курорты за то, что там не хватало уединения, нуждался в теплом климате зимой из-за своего артрита, поэтому в конце концов решил построить себе яхту. Вдвоем с Дианой они приступили к реализации этого плана. Для работы наняли кораблестроителя и дизайнера, которые должны были сотворить яхту их мечты.

И «Сизпрей» вышла именно такой, какой задумывалась.

Сто девяносто футов в длину, с изящным белым корпусом, с двумя трубами, с четырьмя мощными дизельными машинами, этот корабль мог развивать скорость до двадцати двух узлов. Команда состояла из двадцати пяти человек, включая французского кока, шведку-массажистку и канадского врача. Этого было вполне достаточно для того, чтобы удовлетворять все потребности хозяина яхты, его супруги и гостей. Согласно завещанию, по смерти Ника его коллекция современной живописи должна была перейти в Музей современного искусства. Начиная с пятидесятых годов, он стал приобретать полотна старых мастеров, которыми украсил кают-компанию яхты. Здесь был и Ватто, и Гойя, и Делакруа. В столовой красовался великолепный Рембрандт, за которого пришлось выложить более двух миллионов долларов. В хозяйской каюте Ник и Диана имели возможность любоваться работами Мане и Греза. Что касается будуара Дианы, то он был украшен картинами мадам Виже-Лебран.

Ник считал, что все эти годы торопился жить, и теперь решил побыть некоторое время в покое и отдыхе. На «Сизпрей» было все для того, чтобы Ник и Диана могли спокойно наслаждаться роскошным времяпрепровождением.

В тот день яхта бросила якорь на Ямайке. Ник и Диана загорали у кромки плавательного бассейна, когда раздался звонок.

— Это президент, сэр, — сообщил один из стюартов, подавая Нику телефонный аппарат.

— Мистер Флеминг? — раздался в трубке голос Джона Ф. Кеннеди. — Ну как там нынче на Ямайке?

— Лучше и быть не может, господин президент, — ответил Ник. — Термометр показывает тридцать градусов, и в небе — ни облачка.

— О, я вам завидую. Я только что переговорил с вашим сыном Чарльзом. Он говорит, что вы пока не собираетесь продавать нам товар Рамсчайлдов.

— Совершенно верно, господин президент. И причины остаются все те же. Та война, которую мы ведем в этой паршивой стране, которой даже и название-то никто правильно произнести не может, является низкой и отвратительной. Я слишком стар для того, чтобы меня снова начали обзывать Титаном смерти. Я не желаю вляпываться в войну, которая день ото дня становится все более непопулярной. Но для того, чтобы узнать эту мою точку зрения, вовсе не обязательно было звонить мне, ведь вы, как я полагаю, знакомы с содержанием моих газет. А если я сказал раз, то я скажу это и сто раз: «Уходите из Вьетнама».

Он услышал, как президент прокашлялся.

— Мне хорошо известна ваша точка зрения, но независимо от того, правы вы или нет, ситуация такова, что мы не можем сейчас уйти оттуда…

— А вы соберите чемоданы и уйдите! — почти выкрикнул раздраженный Ник.

— Вы прекрасно знаете, что это все не так просто.

— Ничего сложного. Не слушайте вы этих генералов из Пентагона! Им нравится эта война. Уж я-то довольно навидался в своей жизни этого брата, чтобы знать, какую они всегда ведут игру! Не слушайте их.

— Ну что ж, вижу, что наш разговор никуда не ведет, мистер Флеминг. Но дело в том, что мы остро нуждаемся в вашем оружии Могу я взывать к вашим патриотическим чувствам, сэр?

— Это последнее прибежище негодяев, как сказал бы доктор Джонсон. Нет, господин президент, вы не можете взывать к моему патриотизму, потому что он говорит мне, что эта война причиняет больше вреда, чем пользы той стране и одновременно губит массы людей. Какое нам дело до того, что во Вьетнаме у власти будут коммунисты? Черт с ним! Кому он нужен?

Президент вздохнул:

— Ладно, мистер Флеминг. Продолжайте наслаждаться жарким солнцем.

— Вы не обиделись, мистер президент? — улыбнувшись, спросил Ник.

— Не могу сказать, что я в восторге от вас в эту минуту. Всего хорошего, мистер Флеминг.

Президент положил трубку и объяснил стоявшему рядом с ним брату, занимавшему пост министра юстиции:

— Старый упрямец!.. Я его даже с места не сдвинул!

Ник, закончив телефонный разговор, сказал Диане:

— Вот это да, уж не спятил ли я? Никогда еще я не получал такого удовлетворения от продажи очередной партии оружия, как сейчас — ничего не продав!

— То, что ты можешь послать подальше самого президента Соединенных Штатов, — сказала Диана, — я и называю властью, милый.

— Когда десять лет назад умирала мать, она взяла с меня слово попытаться остановить приближающуюся войну, остаться в стороне от ядерных вооружений. Это обещание было нелегко выполнить, но под конец, мне кажется, я понял, как это сделать. Я просто не буду им продавать свой товар. В 1945 году я хотел было уже вообще плюнуть на военный бизнес, но Чарльзу удалось отговорить меня. Что ж, по крайней мере, сейчас у него ничего из этого не выйдет. Эта война — глупая ошибка, и я не хочу в ней участвовать.

Она гордилась своим мужем.

— Ты абсолютно прав, Ник. Но Чарльз не сдастся. Он будет воевать с тобой.

— Пусть его воюет. Босс пока еще я.

Он откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза от слепящего карибского солнца. Он думал сейчас о своей матери и о данном ей обещании.

Он думал о том, что наконец-то знает, как уважить ее просьбу.

А в это же самое время, — через час после разговора Ника с Кеннеди — Чарльз Флеминг собрал с зале заседаний Флеминг-билдинга в Нью-Йорке своих младших братьев — Эдварда, Мориса и Хью. Еще с войны у него осталась легкая хромота, но, несмотря на это и на свои сорок четыре года, он был все еще строен, выглядел моложаво, а сшитый в Лондоне серый костюм вдобавок придавал его осанке властность. Он был разгневан.

— У меня только что состоялся разговор с президентом, — сообщил он, садясь во главе стола. — Он сказал, что звонил старику на «Сизпрей» и тот все еще держится своей старой линии.

— Никаких сделок с Пентагоном? — спросил Морис. Ему исполнилось уже тридцать девять, и он был отцом четверых детей.

— Никаких сделок с Пентагоном. Лично у меня терпение уже иссякло. Мы теряем сотни миллионов долларов на нереализованных заказах только из-за того, что какой-то дряхлый старикашка на своей яхте полагает, что это, видите ли, безнравственная война!

— Она такая и есть, — сказал Эдвард. Он был вице-президентом «Флеминг индастриз» и заправлял издательским и газетным бизнесом. Он так и остался холостяком и, несмотря на то что присоединился к предпринимательскому истеблишменту, до сих пор не признавал деловых костюмов, а ходил всегда в мешковатых пальто из твида. Это было последним, что не умерло в нем от «битника».

— Нет, нравственная, черт возьми! — рявкнул Чарльз. — Если мы не остановим их во Вьетнаме, скоро вся Азия будет размахивать красным флагом! Америка должна быть сильной и могущественной, и наш отец, который вообще-то должен знать это лучше всех нас — ведь он был в России во время революции и даже попал в лапы к коммунякам, — теперь страдает размягчением мозгов и хочет позволить им запугивать нас! Америка всегда вела только справедливые войны, и эта война такая же справедливая, как и вторая мировая!

— Чарли, где ты понабрался всей этой дребедени? — сказал Эдвард. — Нам нечего делать во Вьетнаме. Старик полностью прав. Если откровенно, я даже удивлен тем, что он занимает такую позицию, но восхищаюсь его мужеством.

Чарльз сверкнул глазами на брата, но сдержался.

— Хорошо, давайте оставим вопросы морали, — предложил он. — Давайте поговорим о деньгах. О наших деньгах! Мы не только теряем миллионы на заказах, мы записываем себя в «черный список» Пентагона. Я разговаривал с высокопоставленными генералами, которые дали понять, что, если мы не подадим им руку помощи сейчас, когда они в нас нуждаются, они не подадут нам руки никогда. Компания Рамсчайлдов является одной из самых крупных военных фирм в мире и приносит четверть всех доходов «Флеминг индастриз». А если Пентагон поставит на нас крест, нам останется только штамповать охотничьи пугачи и игрушечные пистолеты. Вы мои братья. У нас у всех очень много поставлено на эту компанию. Неужели вы хотите, чтобы это случилось?

В воздухе повисла гнетущая тишина.

— Но что мы можем сделать? — спросил наконец Морис. — Это отцовская компания. Он босс.

— Может, и нет, — сказал Чарльз. — Ему семьдесят пять лет. Может, нам удастся объявить его неспособным к управлению таким производством.