Ричард Гордон - Доктор на просторе

"Рентген, пожалуйста! Перелом?"

В эту самую минуту я с ужасом припомнил, что как раз сегодня этот молодой врач отправился в Королевское медицинское общество, а подменял его сам профессор.

- Да, сэр, - пролепетал я срывающимся голосом.

- Пожалуйста! - ядовито заявил он, отвечая на мой запрос. - Нет!

И величественно удалился.

Несколько дней спустя Бингхэм с ехидной рожей подкатил ко мне и сказал:

- Сегодня утром тебя сам проф вспоминал, старина.

- Неужели?

- Да вот, представь себе. Я заскочил в операц. посмотреть, как он проводит адреналэктомию, и проф спросил, знаю ли я, какую школу ты заканчивал. Я ответил, что сходу вспомнить не могу. И вот тогда, старина, он отпустил по твоему поводу на редкость странное замечание - что, дескать, это была одна из современных школ, в которых детей учат самовыражаться и дубасить учителей линейкой по голове, но забывают обучить чтению и письму. Надеюсь, что на самом деле это не так, старина?

- Нет, отчего же, старик прав, - пожал плечами я. - Нас и в самом деле не учили читать, писать, считать, играть в крикет или обмениваться алебастровыми шариками, но зато и лизать задницы мы тоже не приучены. В отличие от некоторых, - мстительно прибавил я.

Бингхэм нахохлился.

- А ведь я могу и обидеться, старина, - процедил он.

- А я именно этого и добивался, - осклабился я. И тут же добавил: Старина.

* * *

Мои надежды стать старшим ассистентом таяли на глазах. За неделю же до окончания работы в травмпункте они пропали окончательно. Развеялись как дым.

Мы с Бингхэмом жили на верхнем этаже здания персонала Св. Суизина, довольно высокого мрачного строения, в котором разместились несколько дюжин жилых комнат и столовая; в последней стояло знававшее лучшие дни пианино, а на стене висел портрет сэра Уильяма Ослера с грустно поникшими усами. На столе торчала копилка, в которую каждому, кто приходил ужинать, полагалось опустить полкроны; "В ФОНД СЛЕПЫХ" - гласила надпись на копилке. А снизу кто-то приписал: "И каких слепых!". Копилку опустошали каждые шесть месяцев, когда обновлялась половина жильцов. В тот день как раз съехал один из профессорских ассистентов, подыскавший себе приличное местечко. Вечером он устраивал для дружков отвальную и попросил меня заменить его. Я с восторгом согласился - лишняя практика в самой клинике никогда не мешала, а вот Бингхэм пришел в ярость.

Дежурство протекало спокойно, и в полночь я отправился спать, положив у изголовья томик "Неотложной хирургии" Гамильтона Бейли. Мне снилось, что я нахожусь в травмпункте и обыкновенной столовой ложкой без анестезии оперирую Бингхэму двустороннюю паховую грыжу. Мой счастливый сон был бесцеремонно прерван стуком в дверь.

- Что такое? - выкрикнул я, ошалело вскакивая с кровати. - Который час?

- Половина четвертого, - сообщил мне регистратор. - Непрекращающиеся боли в желудке. Третий день хуже и хуже. В основном, в подложечной области.

- Да ну? Выглядит больной скверно? Зеленый? Его рвет?

- Нет. Сам приехал. В такси.

Я был разочарован: похоже, ассистировать при неотложной операции мне не доведется. Наблюдая, как я одеваюсь, регистратор ковырял в зубах. Похоже на желчный пузырь, - изрек он. - Камни, должно быть.

Я спустился в пустынную приемную, где меня уже ждал укутанный одеялом пациент. Худощавый, прилично одетый мужчина в синем костюме с белым галстуком и очках в роговой оправе. У него были также маленькие усики и прилизанные, аккуратно подстриженные волосы. Выглядел он хотя и встревоженным, но, к сожалению, на умирающего ничуть не походил.

- Что вас беспокоит? - деловито осведомился я.

- Мне страшно неловко за то, что я вас потревожил, доктор, - начал он. - Чрезвычайно неловко. Лишил вас, несомненно, столь заслуженного отдыха. Извините, доктор, и поверьте - я искренне раскаиваюсь.

- Ничего, в конце концов - это моя обязанность, - кивнул я. Врачебный долг и все такое. Итак?

- А я вот сидел здесь и говорил себе: "Бедный доктор сейчас покоится в объятиях Морфея. Спит себе сном младенца..."

- Извините, что вас беспокоит? - перебил я.

И тут он обеими руками схватился за живот и застонал.

- Ага, колики? - обрадовался я, мысленно листая страницы справочника. - Что-нибудь не то съели?

Очкарик задышал спокойнее, осмотрелся, потом заговорщически прошептал:

- Мы здесь одни, доктор?

- Да, - кивнул я. - Не волнуйтесь, мы не разглашаем профессиональные тайны.

- Вы ведь ассистент профессора, не так ли, доктор?

Я молча кивнул.

- Так вот, доктор, дело в том, что профессор полгода назад сделал мне операцию - частичную резекцию желудка. Все было нормально, но три дня назад у меня начались боли. - Он снова застонал, потом, морщась, продолжил: Ужасные боли. Ну вот, а сегодня после ужина я вдруг закашлялся и почувствовал какой-то непонятный комок в горле. Я сплюнул... - Он снова огляделся по сторонам и прошептал: - Это оказалась шайба, доктор!

- Хоккейная? - тупо спросил я.

- Нет, нет, доктор! Металлическая. А затем, пять минут спустя, я выкашлял винтик! А после него - две гайки и кусочек пружинки. Это продолжается всю ночь, доктор. Вот я и решил приехать.

- Черт побери, но ведь это просто невозможно! - взвился я. - Мистика какая-то! Вы уверены?

- Взгляните сами, доктор, - произнес он. С гордостью, как мне показалось. И извлек из кармана нечто, завернутое в обрывок газеты "Ивнинг Ньюс". Развернул, и моему изумленному взору представились две блестящие гайки, шайбы, несколько винтиков и кусочек пружины. Я поднял голову, и наши глаза встретились. Я облизнул губы.

- Да, вполне возможно, что это фрагменты хирургического ретрактора, признал я.

Он кивнул.

- Именно это я и подумал, доктор. Я ведь когда-то и сам врачевал. Теперь я смутно припоминаю, как кто-то в операционной сказал, что у них чего-то не хватает.

- Покажите мне живот, - попросил я.

Шрам полугодичной давности был там, где ему и полагалось быть.

- Гм, - произнес я, скребя в затылке. Затем оглянулся по сторонам. Поблизости не было ни души. Сейчас даже появление Бингхэма порадовало бы меня.

- Это может быть серьезно, - предположил я.

- Да, доктор, - закивал усатый. - Поэтому я и приехал сюда. Я ведь не из тех людей, что тут же бегут в суд жаловаться. Но вот если со мной что-то случится... Родственников-то у меня много, доктор.

- Правильно, - подтвердил я и, укрыв его одеялом, принялся в задумчивости шагать по приемной. Правила на сей счет были строги: обо всех неотложных ночных случаях требовалось немедленно извещать дежурного врача. Однако, если профессор и в самом деле ухитрился оставить в брюшной полости пациента ретрактор, он бы, разумеется, хотел узнать об этом прежде всех остальных.

Собравшись с духом, я позвонил профессору в Уимблдон. Телефон звонил с минуту, прежде чем в моем ухе послышался раздраженный женский голос:

- Да!

- Могу я поговорить с профессором?

- Кто это?

- Я звоню из Св. Суизина, - осторожно ответил я.

- О Господи! Неужели нельзя хоть ночью его в покое оставить? Артур!

Еще несколько минут спустя я сбивчиво заговорил в трубку:

- Извините за беспокойство, сэр. Это один из ваших ассистентов...

- Роджерс?

- А? Нет, не Роджерс, сэр. Гордон.

Профессор шумно вздохнул.

- А где Роджерс?

- Спит, сэр. - Сущая правда - я сам видел, как двое дюжих парней затаскивали его наверх. - Я его подменяю. Дело очень срочное.

И я изложил профессору свои наблюдения.

- Что ж, вполне возможно, - произнес он. По голосу чувствовалось, что он не на шутку встревожен. - Подробности сейчас не помню, но полгода назад мне, определенно, помогала новенькая медсестра... Вы уверены, м-мм... Гордон, что это детали ретрактора?

- Да, сэр. Никаких сомнений.

Последовало молчание.

- Хорошо, - ворчливо произнес наконец профессор. - Я приеду. Погода, конечно, препаршивая. Переведите его наверх и подготовьте операционную к срочному чревосечению.

- Слушаюсь, сэр.

- И еще, Гордон..

- Сэр?

- Вы правильно поступили, что позвонили мне.

- Спасибо, сэр! - восторженно гаркнул я.

Но он уже повесил трубку.

В течение следующего получаса я лихорадочно готовился к операции. Разбудил дежурную сестру и прочий хирургический персонал, распорядился застелить постель с грелкой и электрическим одеялом. Затем вернулся к пациенту, терпеливо дожидавшемуся меня на койке.

- Не волнуйтесь, старина, - ободряюще проговорил я, панибратски хлопая его по плечу. - Вы в надежных руках. - Я взглянул на часы. - Профессор подъедет с минуты на минуту. Он сам вами займется.

- Спасибо, доктор, - благодарно вздохнул прилизанный очкарик и прикоснулся к моей руке. - Поверьте, я очень признателен вам за столь внимательное отношение.

- О, я всего лишь выполняю свой долг, - скромно отмахнулся я. - Клятва Гиппократа, знаете ли, и все такое.

- Когда эта история закончится, доктор, - бодрым тоном продолжил он, я с удовольствием встречусь с вами в более непринужденной обстановке.