Деннис Робинс - Невеста рока. Книга первая

Она все пристальнее всматривалась в набережную, надеясь еще раз увидеть парня. Но драка уже закончилась, толпа разошлась, и моряк исчез. Победительницу поздравляли друзья, а побежденная, всхлипывая и вытирая кровоточащий нос одной рукой, другой пыталась удержать на плечах порванную кофту.

Это зрелище смутило Фауну. Но потом произошло нечто еще более впечатляющее. На пристань въехал желто-синий двухколесный экипаж с парой гнедых лошадей. Искусный кучер подогнал коляску к «Мореходу» и остановил ее так, что Фауне все было прекрасно видно. Из экипажа вышел какой-то джентльмен, предварительно поцеловав руку сидящей внутри леди. Джентльмен приблизился к сходням, ведущим на судно. Однако теперь девочку интересовал не столько экипаж, сколько находившаяся в нем молодая леди. Фауна зачарованно смотрела на нее, ведь это была первая светская дама, встретившаяся ей в жизни. Девочка вытаращила глаза от изумления, заметив элегантную шляпку с загнутыми вверх полями и лентой под подбородком. Она пристально разглядывала напудренные локоны, рассыпанные по плечам знатной леди, ее красивую бархатную накидку — как и шляпка, вишневого цвета. Лицо дамы разглядеть не удалось, но при виде ее нарядной дорогой одежды кровь ударила в головку Фауны. Это зрелище ее опьянило. Она засуетилась и инстинктивно бросилась к треснувшему зеркалу О’Салливана. О, если бы она, став взрослой, смогла одеваться, как эта леди, и разъезжать в красивом экипаже! О, какое это было бы счастье!

На гвозде в углу каюты висела старая бобровая шляпа О’Салливана, которую он надевал, когда спускался на берег не в форме. Девочка сняла ее и лихо, набекрень нацепила на голову. Затем при помощи обрывка веревки подвязала сзади волосы, рассыпав их по обнаженному плечику. Улыбаясь своему отражению в зеркале, она грациозно протянула руку, как это делала леди из экипажа.

Не имея о том представления, девочка обладала природными задатками актрисы — прежде всего восхитительной мимикой. Она ни на минуту не оставалась равнодушной к своему ужасному положению на работорговом судне, но естественная живость и жажда радости побеждали ее горе. Еще совсем ребенок, она могла одновременно смеяться и плакать.

В это мгновение дверь каюты открылась и вошли трое мужчин. Все они были высокого роста и показались Фауне какими-то чудовищами, неожиданно ворвавшимися в ее жизнь.

Двоих она знала — капитана Хамблби и мистера О’Салливана. Третий был незнаком — красивый мужчина в сером костюме, державший в одной руке шляпу и трость, а в другой — кожаный портфель. Это был тот самый джентльмен, которого она видела выходящим из желто-синего экипажа.

Она смутилась оттого, что ее застали в шляпе мистера О’Салливана, и застыла, словно статуэтка, глядя на вошедших своими прекрасными глазами.

И они пристально разглядывали ее. Губы О’Салливана изогнулись в улыбке.

— Бог ты мой, что тут происходит? — пробормотал он. — Нахальная маленькая шалунья!

Капитан лукаво повел в сторону работодателя своим единственным глазом.

— Вот то, что вам нужно, мистер Панджоу. Эта девчонка, сэр. Можно сказать, единственная в своем роде… не правда ли, сэр?

Мистер Панджоу положил на грязный стол шляпу, трость и портфель, из огромного кармана визитки[7] извлек носовой платок с кружевами и приложил к носу. Его бледное надменное лицо брезгливо сморщилось.

— Фу, как здесь воняет, капитан Хамблби! Как воняет!

Единственный глаз капитана воззрился на первого помощника. О’Салливан побагровел и, запинаясь, стал оправдываться:

— Девочка была заперта здесь, выходить ей не разрешалось, сэр, а если природа требует, то, мистер Панджоу…

— Хватит! — оборвал его мистер Панджоу. — Умоляю, откройте иллюминатор! Животные! — добавил он вполголоса. Однако, когда судовладелец рассмотрел как следует стоящую перед ним девочку в бобровой шляпе, залихватски сидящей на светловолосой головке, оценил ее красоту, длину ресниц, нежность светлой кожи, стало очевидно, что он не зря поднимался на борт «Морехода». Девочка стоила намного больше, чем представлялось капитану.

Мистер О’Салливан открыл иллюминатор. Ноздри Фауны затрепетали, когда острый запах соленого морского воздуха ворвался в затхлую, ставшую для нее привычной атмосферу каюты.

Фауна резко сорвала с головы шляпу, избегая встречаться взглядом с мужчинами. Она запуталась в саронге и неизбежно упала бы, не подхвати ее мистер Панджоу. Его длинные тонкие пальцы с острыми наманикюренными ногтями вцепились в запястье девочки, как клещи. Судовладелец затряс ее так, что у нее застучали зубы.

— Стой! Посмотри на меня! Развяжи волосы. Сними с себя эту тряпку! А теперь спой. Эти джентльмены сказали мне, что ты знаешь африканские песни. Давай-ка, я послушаю их!

Фауна была настолько напугана и сбита с толку, что не понимала ни одного английского слова в речи этого элегантного джентльмена. Она инстинктивно чувствовала, что в венах мистера Панджоу вряд ли можно обнаружить эликсир доброты. Над ней склонилось его жестокое лицо, цепкие пальцы причиняли нестерпимую боль, и было совсем непонятно, чем вызвана эта ярость. Ведь она не сделала ничего дурного.

Мистер Панджоу повторял и повторял свой приказ, продолжая трясти девочку, пока ее щеки не покрылись ярким румянцем и она не начала задыхаться. Фауна заплакала.

— А ну перестань плакать! — процедил сквозь зубы хозяин «Морехода». — Еще одна слезинка, и я душу из тебя выбью, слышишь? Гнусная девчонка, ты теперь моя собственность, ясно? Рабыня — дочь раба!

— Внучка, сэр, — смущенно поправил его капитан, — и стоит довольно дорого. Посмотрите на ее кожу и фигуру. Когда она будет старше, сэр…

— Молчать! — скрипуче перебил капитана мистер Панджоу и перевел свой злобный взор на несчастную рабыню. Сейчас она не издавала ни звука, но маленькая грудь содрогалась от сдерживаемых рыданий, а огромные бархатные глаза застыли на мучителе, словно он околдовал ее. Слезы дрожали на длинных ресницах девочки и скатывались по щекам.

Мистер О’Салливан, стоявший позади, поспешно перекрестился. «Боже мой, — подумал он. — Да гореть мне в аду за участие во всем этом. Не по-христиански так пугать девчонку, негритянская у нее кровь или нет». Первый помощник по-своему очень привязался к Фауне. Хорошо бы самому купить ее, да где взять столько денег? Но тут же по его лицу пробежала тень: что сказала бы ему женушка, если б он вернулся в графство Донегал за ручку с этим.

— Вы разочаровываете меня, мистер Панджоу, — заговорил капитан Хамблби, — по-моему, вы еще не поняли, сколько стоит эта девчонка.

Панджоу отпустил запястье Фауны. Она терла покрасневшее место, со страхом наблюдая, как судовладелец достает из кармана позолоченную табакерку, большим пальцем засовывает в каждую ноздрю по щепотке нюхательного табака, а затем оглушительно чихает.

— Эта вонь доконала меня, — пробормотал он. — Приведите девчонку в вашу каюту, капитан.

Первый помощник приблизился к Фауне и тихо, ласково сказал ей:

— Иди, милочка, делай, как говорят эти джентльмены. Так будет лучше для тебя.

Внезапно она осознала своим детским умом, что ее вот-вот разлучат с последним другом. Ей не очень нравился мистер О’Салливан, но по крайней мере он кормил ее, не очень обижал, да и вообще стал единственным близким человеком в этом чужом, пугающем мире, куда судьба так безжалостно забросила ее.

С жалобным воплем она бросилась к первому помощнику.

— Фауна останется с тобой! Она не пойдет с ними! — закричала девочка с ужасным акцентом, но понять ее английский все-таки было можно.

Бородач закашлялся от смущения и поверх детской головки глянул на остальных участников сцены. Капитан выругался сквозь зубы. Глаза мистера Панджоу злобно прищурились. Он медленно подошел к девочке, внезапным движением вцепился в прядь золотисто-рыжих волос и притянул Фауну к себе, приговаривая:

— Мерзкая девчонка, у меня ты научишься, как повиноваться тем, кто владеет твоим телом и душой!

Девочка вертелась и вырывалась, но мистер Панджоу крепко держал ее за волосы, и ей становилось все больней, казалось, что снимают скальп. Дикий инстинкт проснулся в ней, усилившись от страха и ненависти к этим людям, она резко нагнулась и изо всех сил укусила обидчика за большой палец.

Мистер Панджоу издал громкий вопль. Его лицо сначала побелело, затем побагровело от ярости. Он быстро обвязал укушенный палец носовым платком. Мистер О’Салливан затаил дыхание, вспомнив о ходящих по всему Бристолю слухах относительно вспыльчивого и крутого нрава мистера Панджоу. Не так давно разразился шумный скандал, когда он пришиб своего слугу только за то, что тот случайно пролил вино на его новый, украшенный цветочным узором атласный сюртук.