Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона

Ваш друг — добрая, нежная душа. Он страстно хочет увидать миссис Томсон и свое дитя. Но время для этого плохое.

Если удастся, я предоставлю ему на два-три дня отпуск, прежде чем мы отплывем в Портсмут.

Тогда, моя дорогая леди, Вы увидите, как бедняга Вам благодарен.

С искренним почтением

Ваш Нельсон и Бронте.

Плимут, 5 февраля 1801.

Дорогая миссис Томсон!

Ваш друг с радостью узнал из Вашего письма, что Вы снова на ногах и передали ребенка воспитательнице. Он просит меня, однако, сообщить Вам, что не положено крестить месячного или шестинедельного ребенка. Мы также надеемся, он и я, получить возможность еще раз побывать в городе до нашего отплытия в Балтийское море. Поэтому, если Вы согласны, он предлагает выбрать это время для крестин. Я с удовольствием согласился бы стать крестным отцом; так же как, наверно, леди Гамильтон — крестной матерью.

Далее, Ваш друг хотел бы, чтобы ребенка назвали Горацией и записали как дочь Иогема и Мораты Этнорб[73]. Если Вы прочтете фамилию в обратном порядке, а в именах переставите буквы, Вы обнаружите имена Ваших лучших и самых искренних друзей.

Передавая Вам самые сердечные приветы от Вашего друга, настоятельно прошу Вас засвидетельствовать мое почтение леди Гамильтон. Преданный Вам

Нельсон и Бронте.»

Вечером двадцать второго февраля он внезапно вошел в ее комнату, упал перед ней на колени, целовал ее ноги, край ее платья, руки, которые она в испуге подняла.

— Мать моего ребенка! — повторял он снова и снова. — Мать моего ребенка…

Затем он вскочил. Торопливо рассказал ей, что он прибыл тайком, без разрешения. В дороге не отдыхал, не ел, не спал.

В его распоряжении был всего один час. Затем он должен был ехать назад, чтобы идти на «Сент Джордже» в Портсмут, а оттуда двадцать восьмого в Ярмут.

Он как будто потерял голову от восхищения матерью, от тоски по ребенку. Настаивал на поездке к нему до тех пор, пока Эмма не оделась, села с ним в экипаж, который ждал на ближайшем углу, и поехала к миссис Гибсон.

А потом он стоял на коленях перед маленькой кроваткой, пожирая глазами нежное личико. Ждал, пока спавший ребенок открыл большие синие глаза.

Чудо! Чудо, сотворенное Богом!

Он не хотел уезжать. Решил отказаться от всего — от отечества, славы, побед и остаться со своим ребенком.

И только когда Эмма воззвала к его чести, заклиная его любовью к ней, он очнулся от опьянения своим отцовством. Вернулся с Эммой к ожидавшему их экипажу и спокойно с ней простился.

Не возникла ли перед ним новая, высокая, святая цель? Надо было заботиться о ребенке.

«Ярмут, 1 марта 1801

Жена моя!

Позволь мне так тебя называть. Перед небом, перед лицом Бога ты жена мне. Моя всем моим сердцем любимая, моя прекрасная жена!

Оливер передаст тебе это письмо; это надежно, и потому я могу говорить с тобой открыто и свободно.

Знай, моя Эмма: нет того на свете, чего бы я не сделал ради возможности жить вместе с тобой и нашим ребенком.

Я люблю тебя, люблю! Никого, никого до тебя не любил я. Никогда не доставался мне такой драгоценный залог любви, пока ты не отдала мне свою душу. И ты тоже никому до меня не дарила то, что мы называем истинной, верной любовью.

Моя обожаемая Эмма и моя страна — только они обе живут в моем сердце. Ах, а сердце у меня нежное, открытое. Доверься мне, доверься. Я никогда тебя не обману…

Твои милые письма я сжигаю. Я это делаю для твоего блага. И прошу тебя, сжигай и ты мои. Если хоть одно из них попадет в чужие руки или у тебя отберут их — весь мир вынесет нам приговор еще до того, как мы сможем объявить о наших отношениях[74].

Поцелуй и благослови нашу дорогую Горацию, как мысленно целует и благословляет тебя твой одну лишь тебя любящий

Нельсон и Бронте.»

Устав от вечных войн, от непрестанно увеличивающегося бремени, от тяжких непосильных налогов, английский народ требовал мира. В салонах, в газетах уже упоминали о секретных переговорах держав.

В своих письмах Нельсон тоже говорил о тоске по отдыху, покою. Но наслаждаться ими он хотел только вместе с Эммой. Ему казалась невыносимой жизнь с нею врозь, когда он лишь изредка с трудом добивался часа, чтобы побыть с ней наедине. К тому же его угнетало, что ему снова приходится пользоваться гостеприимством сэра Уильяма.

Уже со времен Неаполя его терзало отвратительное чувство, что он чем-то обязан этому человеку, у которого отнял жену.

Но состояние его здоровья было хуже, чем когда-либо. Ему был необходим свежий воздух и какое-то мирное занятие, которое отвлекало бы его. Дом, в котором он сам был бы хозяином, но который находился бы недалеко от Лондона. Он должен был оставаться вблизи от центра событий. И не хотел лишать Эмму круга ее друзей.

Эмма решила, что она нашла то, что нужно, в Мертон-плейс, поместье в графстве Серрей, на расстоянии восьми миль от города. Небольшой дом с удобно расположенными комнатами; красивый парк со старыми деревьями; 115 моргенов садов, лугов, лесистой местности. Тут протекал богатый рыбой ручей, который давал сэру Уильяму возможность предаваться страстно им любимой рыбной ловле.

Она отправила Нельсону письмо, в котором все это описала, и приложила наспех сделанный рисунок.

Он ответил незамедлительно.

«Тысяча благодарностей, любимая! Я нахожу, что идея Мертон-плейс восхитительна. Но так как Адмиралтейство не дает мне отпуска, я вынужден просить тебя потрудиться вместо меня. Господа Буль и Хейслвуд позаботятся о деловой стороне.

Я доверяю твоему вкусу. Ведь я часто говорил, что готов дать тебе пятьсот фунтов, если ты построишь мне дом. Ты обещала мне это, и вот теперь я ловлю тебя на слове.

Тем самым ты уполномочена мной устроить все так, как считаешь правильным. Ты сама. Я хочу лишь одного: чтобы все принадлежало мне. Свою жизнь там мы сумеем устроить; главное, что мы вместе.

Не привезешь ли ты в Мертон свой портрет? Тем самым ты проявишь свою любовь ко мне. А от меня, может быть, картину, изображающую сражение на Ниле?

Мне не хотелось бы, чтобы там жили книги сэра Уильяма; и вообще — ничего, что ему принадлежит…

Сможешь ли ты принять Мертон до 10 октября? Я надеюсь, что Адмиралтейство освободит меня еще до этого срока. Я ни в коем случае не останусь дольше.

Будь здорова, любимая! Ах, если бы я был уже у тебя, обходил бы рядом с тобой все красоты нашего рая!

Горацио.»

Первого октября был подписан прелиминарный Амьенский мир, двадцать второго Нельсон прибыл в Мертон-плейс.

Эмма, миссис Кадоган и сэр Уильям встречали его на границе имения; у дверей дома его приветствовали друзья и соседи; в столовой ждала праздничная трапеза — одновременно приветствие возвращающемуся домой герою и пир по случаю прибытия молодого хозяина поместья. Но главный сюрприз ждал его в соседнем кабинете.

Чувствуя, как страдает Нельсон от разлуки со своей семьей, Эмма обратилась к его отцу. Написала ему, как знаменит его сын; какую суровую жизнь вел он до сих пор; как велики беспокойство и озабоченность, одолевавшие его из-за болезни даже в редкие счастливые часы. Можно ли прилагать к поступкам героя мерки буржуазной морали? Препятствовать тому свободному, бурному расцвету его души, для которого он создан, при котором только и могут созреть прекрасные, вызывающие восхищение всего мира плоды? Может ли его отец оправдаться перед собой и перед отечеством, питал к сыну неприязнь из-за женщины, которая относится к величию своего собственного мужа холодно, почти враждебно, не понимая его?

Эмма отправила письмо со страхом в душе, но все обернулось к лучшему.

Отец Нельсона ответил, что готов помириться с сыном. Накануне приезда Нельсона все прибыли в Мертон-плейс. И когда Эмма открыла перед Нельсоном дверь в кабинет, они встретили его: отец, брат, преподобный Уильям Нельсон, со своим сыном Горацио и дочерью Шарлоттой, сестры, миссис Болтон и миссис Метчем, со своими мужьями и четырнадцатью детьми.

Нельсон, потеряв дар речи, остановился в дверях. Затем со смехом, в восторге бросился в раскрытые ему объятия.

В спокойном труде, в мирных радостях текли дни.

Старая любовь Нельсона к сельской жизни, зародившаяся еще в его юные годы, пробудилась вновь, и он радовался своим владениям, своей собственной земле. Он неустанно совершенствовал и расширял свое небольшое имение. Здания были надстроены, сад стал еще прекраснее, были высажены цветы, кустарник, деревья.