Дэвид Лоуренс - Белый павлин. Терзание плоти

Вернулась Эмили. Чувствовалось, что она старается держать себя в руках.

— Все в порядке? — спросила ее бонна.

Эмили промолчала.

Спустя несколько минут Бахман последовал за ней.

Они миновали большой квадратный холл, стены которого были увешаны картами. На вешалке висели детские голубые пальто с блестящими пуговицами. Они напомнили Бахману о первой встрече с Эмили, когда она гуляла с младшим ребенком, крепко держа его за руку, а он сидел в тени лимонного дерева и наблюдал за ними. Как это было давно! Тогда он был свободен и спокоен, и казалось, так будет всегда.

Быстро поднявшись по лестнице и пройдя незамеченными по длинному коридору, они подошли к комнате Эмили. Открыв дверь, она впустила юношу.

— Я должна идти вниз, — прошептала Эмили и тихо закрыла дверь.

Комната была маленькой и очень опрятной. На стене висело распятие и несколько картинок с изображениями святых. Узкая кровать была тщательно застелена. Рядом на столике стоял таз для умывания. В углу находился небольшой комод с несколькими ящиками. Больше в комнате ничего не было.

Почувствовав себя в безопасности, Бахман немного успокоился и, подойдя к окну, посмотрел на залитый солнцем двор. Итак, он покидает эту страну. С этой жизнью покончено. Впереди его ждет неизвестность.

Строгая простота комнаты, как того требовала католическая вера, все больше успокаивала его. Юноша посмотрел на распятие. Высокая худая фигура Христа походила на фигуру крестьянина и, по всей вероятности, была вырезана каким-то крестьянином по своему образу и подобию. Впервые в жизни Бахман посмотрел на изображение Христа как на нечто одушевленное. Распятый на кресте человек страдал. Сделав это открытие, Бахман долго не мог отвести взгляда от деревянной фигурки.

Его собственные плоть и душа тоже страдали. Стыд, который поселился в нем, сжигал его изнутри, делал беспомощным и противным самому себе, давил на него, лишая рассудка.

Машинально юноша снял ботинки, ремень и китель. Отбросив их в сторону, лег на кровать и забылся тяжелым, мучительным сном.

Когда спустя некоторое время Эмили зашла в комнату, он крепко спал. Его неподвижность напугала девушку, и, подойдя к кровати, она склонилась над ним. Он дышал. Расстегнутая на груди нижняя рубашка обнажила его красивую белую грудь. Ноги, обтянутые голубыми форменными брюками и одетые и грубые солдатские носки, были широко раскинуты. Эмили еще раз оглядела юношу, лежащего на ее девичьей постели, и тихо вышла.

Эмили была в смятении. Ее желание оставаться чистой и незапятнанной заставило девушку избегать всяких случайностей и ненужных встреч. Она была подкидышем и воспитывалась в Доме спасения католической церкви. Возможно, в ее жилах текла цыганская кровь. В четырнадцать лет, будучи очень наивной и религиозной, она нанялась в услужение к баронессе и служила ей верой и правдой вот уже семь лет. Она сторонилась людей, единственной ее подругой была Ида Гесс, бонна. Ида была девушкой расчетливой, добродушной, не совсем честной и очень кокетливой. Она была дочерью бедного деревенского врача. Постепенно сближаясь с Эмили, больше для компании, чем из желания дружить, Ида не осознавала, что Эмили очень не похожа на нее.

Они вместе работали, вместе гуляли и отдыхали, вместе ходили на свидание к леснику Францу Бренду, приятелю Иды. Втроем они много говорили, много смеялись. Иногда Франц играл им на скрипке, и девушки внимательно его слушали.

И все же, несмотря на такую дружбу, между девушками не было настоящей близости. Эмили по натуре была застенчивой и скрытной. Хитрая Ида пользовалась ею как фоном, на котором она только выигрывала. Всегда окруженная поклонниками, Ида пыталась познакомить с кем-нибудь и Эмили, но та всячески сопротивлялась.

Когда солдаты восхищенно оглядывались и присвистывали ей вслед, Эмили чувствовала, как кровь закипает в ее жилах.

Презрение Эмили к мужчинам граничило с ненавистью, но перед бароном она благоговела. Ей доставляло удовольствие прислуживать ему, потому что он был настоящим джентльменом, и это магическое слово «джентльмен» наполняло ее сердце гордостью за то, что она служит именно такому человеку. Солдаты же казались ей грубыми животными, она смотрела на них как на пустое место. Ей была предопределена роль служанки, но служанки для людей высокородных.

Когда воскресными вечерами она смотрела из окна на солдат, танцующих со своими девушками, то испытывала к ним глубокое презрение. С отвращением она наблюдала, как солдаты, сняв ремни и расстегнув кители, под которыми были видны их потные тела, танцевали со своими подружками. Небрежно и грубо облапив своих партнерш, солдаты старались плотно прижаться к их грудям, просунуть свою ножищу между их изящными ножками. Все это вызывало в Эмили такую ненависть к ним, что она почти теряла сознание.

Гуляя по вечерам в саду, она слышала за оградой возню и визг девушек, которых тискали солдаты. И каждый раз она с ненавистью кричала:

— Что вы возитесь там, убирайтесь прочь!

Она бы с удовольствием выпорола их!

Бахман же не был для Эмили обычным солдатом.

Во-первых, он был красивым белокурым юношей, в его походке чувствовалась стать, голова была гордо поднята вверх — все это выдавало в нем джентльмена. И во-вторых, как выяснила фрейлен Гесс, которая познакомила их, он был из богатой фермерской семьи, и это благополучие переходило из поколения в поколение. Его отец давно умер, и все дела вела мать. Бахман не нуждался в деньгах и мог получить их в любое время. Вместе с одним из братьев он строил фургоны. Это была их профессия. Бахманы к тому же владели кузницей и работали только потому, что так было издавна заведено в семье, но у них было достаточно денег, чтобы не работать вообще. Итак, по мнению Эмили, Бахман был джентльменом. Он легко тратил деньги, и это нравилось Эмили, но самое главное, у него были хорошие манеры. И Эмили не устояла. Она не просто полюбила Бахмана, она обожала его. Но она оставалась девственницей и была очень стыдлива. Ее примитивная натура, не знакомая с формами цивилизованного общения с другими людьми, нуждалась в покровительстве.

В шесть часов вечера пришел солдат и спросил девушек, не видели ли они Бахмана. Фрейлен Гесс с удовольствием сыграла свою роль, ответив:

— Нет, в последний раз я видела его в воскресенье. А ты, Эмили?

— Нет, не видела, — ответила та, краснея.

Ида Гесс продолжала разыгрывать невинность, задавая вопросы.

— Надеюсь, он не убил сержанта Губера, — воскликнула она с наигранным ужасом.

— Нет. Но он упал и сломал ногу. Сейчас он в госпитале. Бахману непоздоровится, — последовал ответ.

Эмили, против своей воли вовлеченная в историю, молча слушала. Она была полностью выбита из своей привычной жизненной колеи. Теперь не будет у нее покоя! Ведь Бахман находился в ее комнате. Она думала об этом с религиозным ужасом. То, что случилось, было для Эмили невыносимо. Внутренний огонь сжигал ее, затрудняя дыхание… Необходимо накормить и уложить детей, приготовить ужин для барона и баронессы, которые собирались ехать в гости. Эти мысли проносились в ее воспаленном мозгу, не давая покоя. Ее размеренная жизнь служанки была нарушена. Теперь ей придется жить, подчиняясь желаниям других людей, зависеть от их действий. Там, наверху, в ее комнате, спит человек, которого она полюбила всем сердцем. Но кто он для нее и что он хочет? Он единственный из всех столь презираемых мужчин проник в ее мир, завладел всем ее существом!

Когда барон и баронесса уехали и в доме наступила тишина, Эмили поднялась в свою комнату. Бахман проснулся и сидел на кровати. Через открытое окно до него доносились голоса солдат, его товарищей, поющих под мягкие звуки концертино сентиментальные песни о любви. Слова песен проникали в душу, щемили сердце. Он уже не принадлежал их миру, он выпал из него, и теперь для него наступила другая жизнь. «Как она сложится?» — думал он, опустив голову на грудь.

Когда Эмили вошла в комнату и увидела юношу, понуро сидящего на ее кровати, смертельный ужас вдруг охватил ее, но на смену ему внезапно пришло какое-то новое, доселе неизвестное чувство. У нее перехватило дыхание. Осторожно приблизившись к юноше, Эмили тихо спросила:

— Вы хотите есть?

— Да, — ответил он, чувствуя, как сильно бьется его сердце. Эмили стояла почти вплотную, его лицо было на уровне ее груди.

Как зачарованная, Эмили неподвижно стояла около кровати, на которой сидел юноша. Казалось, она чего-то ждала. Внезапное желание охватило его, сердце забилось сильнее. Девушка подошла еще ближе, и, повинуясь разгоравшейся в нем страсти, юноша обнял ее за талию и уткнулся лицом в ее фартук, за которым чувствовалась живая, теплая плоть. Желание охватило его с новой, неведомой ранее силой. Оно заглушило все муки его сердца, заставив забыть его и о позоре, и о том, в какую историю он попал.