Джо Гудмэн - Мое непреклонное сердце

Мерседес и Колина нисколько не волновало то, что мистер Паттерсон не разобрался до конца в этом деле. Им было достаточно, что они сами знали правду. Мерседес не имела желания выносить на люди давнишнюю историю убийства своих родителей. Она была удовлетворена, когда шериф решил не возбуждать судебного дела.

С Маркусом Северном было совсем другое. Сидя в той самой камере, где сидела Мерседес, он упорно продолжал утверждать, что убийство графа - дело рук Колина. И хотя Мерседес и Колин полностью отрицали его обвинение, это поначалу вызвало у Паттерсона подозрение, что Северн несправедливо обвинен.

Допросы следовали один за другим. Рискуя собственным добрым именем, Сильвия дала показания, что видела своего отца и Северна в лондонском порту. Близнецы признались, что они подслушивали разговоры графа с Северном и знали, что охотничий домик был их любимым укрытием и местом отдыха. Хлоя сказала, что была свидетельницей, как Северн приехал в Уэйборн-Парк с известием, что его отец при смерти.

Северн упорно заявлял, что все это ложь, но Паттерсон в конце концов вынужден был поверить большинству. Среди всех этих показаний не было только голоса Понтия Пайна. Северн не упоминал о его присутствии на поляне, поскольку знал, что этот человек не подтвердит его версии.

Мерседес и Колин молчали, потому что знали, что шериф его тут же арестует.

Когда Обри привез мистера Паттерсона к охотничьему домику, Понтия Пайна там уже не было. По настоянию Мерседес он скрывался в лесу, пока Колин не привез его тайком в Уэйборн-Парк. С тех пор он тайно жил в одной из комнат северного крыла. Близнецы были просто в восторге, когда им приходилось отвлекать внимание мистера Паттерсона, когда тот появлялся в северном крыле. Рассчитывали, что Понтий отплывет вместе с Обри на "Таинственном", но он отказывался. Расследование было еще далеко от завершения, и он хотел присутствовать на тот случай, если дело будет полностью раскрыто.

Присутствие Понтия в доме было незаметным. Большую часть времени он пребывал в своей комнате один, пока кто-нибудь не решал навестить его. Он был неизменно весел, но это казалось Мерседес преднамеренной игрой, и иногда, когда он думал, что на него никто не смотрит, она ловила его взгляд, направленный на Колина и на мальчиков. В этом взгляде была такая тоска, что у нее начинало болеть сердце.

Миссис Хеннпин считала пребывание Понтия в Уэйборн-Парке весьма утомительным для себя. Предполагая, что он будет прибирать к рукам все, что не прибито гвоздями к полу, она пристально за ним следила. По приказу домоправительницы служанки ежедневно занимались описью белья, а миссис Хеннпин самолично пересчитывала столовое серебро. Мерседес была смущена этим и чувствовала себя виноватой, но ничего не могла поделать с этими бесконечными проверками. И хотя их гость на людях вел себя как ни в чем не бывало, будто и не догадывался о подозрительности экономки, он изводил бедную миссис Хеннпин, потихоньку переставляя с места на место статуэтки из жадеита и наводя беспорядок в ящиках с серебром.

Начало школьных занятий Бриттона и Брендана отодвинулось из-за событий в Уэйборн-Парке. От такой неопределенности они просто не знали, куда себя деть, и были готовы на любые выходки. Умение ждать никогда не было сильной стороной их натуры, и если один из них только лишь подумывал что-нибудь сделать, то другой уже приводил это в исполнение. И только долготерпение Колина мешало Мерседес закрыть их в северной башне и подождать до тех пор, пока им не исполнится двадцать.

Если близнецы старались ускользнуть от ее внимания, то Сильвия и Хлоя сами явились к ней. Они пришли заявить о своем намерении устроить двойную свадьбу, после чего Мерседес почувствовала потребность удалиться в свою комнату и немного прийти в себя. Помолвка Сильвии с Обри Джонсом в разгар этих бурных событий - еще куда ни шло, но назначать свадьбу сестер в таких непредсказуемых условиях - это совсем другое.

Посреди всех забот и неурядиц Колин оставался для Мерседес в центре всех событий. Мерседес не нужен был повод, чтобы разыскать его. Что бы он ни делал, он всегда находил для нее время. Она ценила его молчание и пришла к выводу, что это заставляет ее быть более внимательной и заботливой.

В первые дни ее мучили кошмары. Ей снилось что-то давно подавляемое, какие-то забытые страхи, и она просыпалась дрожащая, в холодном поту. Тогда он выслушивал ее. Иногда брал ее за руку. Иногда просто молчал. Казалось, он без слов понимал, что ей нужно.

Однажды вечером он вывел ее на галерею, и они сидели там, обнявшись, на каменной балюстраде. Они насчитали шесть падающих звезд, прежде чем она заснула в его объятиях. Большего Колин не мог бы и пожелать.

Причудливые повороты судьбы и случайности, соединившие их, больше не казались Мерседес удивительными. Они скорее представлялись ей неизбежными, будто предсказанными звездами, на которые они недавно любовались. Это было совершенно фантастическое умозаключение, которым она и не пыталась поделиться с Колином. У него была более практичная натура, и до последнего времени она думала точно так же о себе.

Одной рукой Колин взял чашку, а другой обнял Мерседес. Когда он уселся в большое кожаное кресло, ее не нужно было долго уговаривать присоединиться к нему.

Она удобно устроилась у него на коленях, поджав ноги. И вздох ее был красноречив.

Склонившись, Колин поцеловал ее пышные темные волосы. Он не уговаривал ее идти спать. Сейчас это было все, чего хотела она и чего желал он.

- Ты боишься встретиться завтра на суде с Северном? - спросил он.

- Нет, - сказала она. - Больше не боюсь. Я только хочу, чтобы все наконец разрешилось. Даже мистер Паттерсон согласен, что Уэйборн-Парк по закону принадлежит тебе. Теперь Северн не будет и пытаться обвинить тебя в том, что ты обманом выиграл пари. Он ведь не захочет, чтобы суд узнал о третьем свидетеле всего, что произошло возле охотничьего домика.

Колин кивнул.

- Он, наверное, удивляется, почему мы ни разу не упомянули Понтия.

- Наверное, просто умирает от любопытства, - сказала она.

Колин поднял бровь.

- Довольно жестоко с твоей стороны говорить так.

- Меня это мало волнует. - И это в самом деле было так. Мерседес отпила из чашки. - Ты только подумай, как бы все могло обернуться, если бы не Понтий.

- Я думаю об этом каждый день, - сразу посерьезнев, ответил Колин.

- А он об этом не хочет и слышать.

- Это потому, что ему немного стыдно.

Мерседес слегка выпрямилась.

- Что? Почему он должен стыдиться?

- Потому что он думает, что если бы он не наслушался сплетен в бостонских тавернах, если бы он не разыскал графа и не вошел в его игру и если бы он не лгал, что был в моей команде во время рекордного рейса "Таинственного", то твой дядя остался бы в Бостоне. Первой мыслью Понтия было, что его участие защитит нас. Но после всего, что произошло, он сильно засомневался, не подверг ли нас еще большей опасности.

Мерседес поставила чашку на столик рядом с собой. - Тогда он просто не оценивал реально натуру моего дяди. Да и Северна тоже.

- Меня не нужно в этом уверять.

- Ты прав. - Она снова вздохнула. - Мне следовало бы догадаться, что он думал как раз об этом, когда отказался уехать вместе с Обри. Миссис Хеннпин уверена, что он остался с единственной целью - украсть все ценное, что осталось в доме.

Колин усмехнулся. Его чашка присоединилась к чашке Мерседес на столике.

- Так же, как он украл пистолет из-за пояса у Северна.

- Чем и доказал, какой он на самом деле сообразительный вор. - Ее пальцы легко пробежали вниз по рубашке на груди у Колина, затем поднялись обратно и снова спустились к поясу его брюк. При этом она не отрываясь смотрела ему в глаза. - Как ты думаешь, каким образом ему удалось это сделать незаметно от Северна?

- Не знаю, но твою руку я чувствую.

- Чувствуешь? Гм-м. Значит, у меня не такая легкая рука, как у Понтия.

Ее улыбка дразнила его не меньше, чем руки.

- А тебе не приходило в голову, что он сможет научить...

Колин схватил ее за запястья; когда она опять принялась ласкать его.

- Нет, - сказал он. - Мне нравится вот так.

Мерседес наклонилась и поцеловала его. Пальцы его сразу ослабили хватку, и она вольна была продолжать начатое.

Никто из них не услышал слабое царапанье в дверь. И только когда этот звук сменился неуверенным стуком, они оторвались друг от друга. Мерседес вскочила на ноги, приглаживая волосы и оправляя платье. Колин заправил рубашку и отряхнул свой пиджак. Пятерней он откинул назад волосы и бросил на Мерседес осуждающий взгляд.

Если бы не расширенные темные зрачки, она выглядела бы вполне невинно. Ее возбуждение внешне осталось почти незаметным в отличие от того, что вызвала она своими невинными ласками там, у него под одеждой.

- Я-то думал, они все уже улеглись, - прямо-таки прорычал он. Чувствуя себя нашкодившим подростком, застигнутым на месте преступления с женой директора школы, Колин схватил книжку, которую перед этим читал, и сделал вид, что весь поглощен чтением.