Нора Робертс - Адский огонь

— Дождись бригады.

Рина натянула робу.

— Я должна попытаться. Может, они живы, связаны. Я больше никому не дам сгореть заживо этой ночью.

Она выхватила из машины огнетушитель. Краем сознания она слышала голос О’Доннелла, кратко описывающего ситуацию и диктующего адрес. Он последовал за ней по пятам, пока она поднималась по ступеням крыльца.

— Может, он еще тут. — О’Доннелл держал в руке обнаженный ствол. — Я прикрою тебя сзади.

— Займись первым этажом! — не останавливаясь, крикнула Рина. — Я поднимусь.

На этот раз он оставил дверь открытой, отметила она. Словно приглашал войти, располагаться, чувствовать себя как дома. Рина переглянулась с О’Доннеллом, кивнула и ворвалась в дверь.

Внутри было темно, но кое-что можно было различить в серебристом свете луны, пробивающемся с улицы. Смутными тенями обрисовывались дверные проходы и мебель. Рина обвела все внутреннее пространство глазами. Дуло пистолета следовало за ее взглядом. Сердце билось в горле, а в груди лежал лед, пока она бежала вверх по лестнице туда, где дым стелился под потолком.

Дым собирался, густел, клубился, заваривался мутным настоем, пока она бежала. Рев огня напоминал свирепый грохот морского прибоя, и Рина знала, что этот прибой может превратиться в цунами. Она попробовала закрытую дверь на жар, обнаружила, что она холодна. Она бросилась вперед по коридору.

Огонь плясал на потолке у нее над головой, окружал следующий дверной проем чем-то вроде золотистой рамы. Он стал подбираться к ее башмакам. С испуганным криком Рина направила на пламя пену из огнетушителя. Снаружи уже доносился вой сирен. Но никто в доме не откликнулся на ее крики. Собрав в кулак все свое мужество, она бросилась вперед сквозь огненную стену.

Комната пылала. Огонь поднимался с пола, взбирался по комоду, где ваза с цветами уже была охвачена огнем. На мгновение Рина застыла, окруженная огнем, ослепленная его блеском и фантастическим жаром, его красками и движением, его силой.

Она знала, что ее маленький огнетушитель выглядит жалким и смешным в сравнении с его неистовой страстью. А главное, она уже опоздала. Безнадежно опоздала.

Джоуи не поджег постель. На этот раз он приготовил ей целую мизансцену. Он хотел, чтобы она это увидела.

Разумеется, он их скомпоновал. После того, как пристрелил. Он усадил их обоих, прислонив к спинке кровати. Казалось, они наблюдают. Зрители, завороженные насмерть величием огня.

Рина двинулась вперед. Ее сознание словно раздвоилось. Ее душа застыла на месте в ужасе и каком-то болезненном трансе, пока сама она подбежала к кровати, рискуя обжечься. Она должна была проверить. Должна была удостовериться, что она опоздала.

— Назад! Берегись!

Рина повернулась на крик О’Доннелла. И опять лишь частью сознания она увидела, как он стоит в дверях на фоне неистово бушующего пламени. Его лицо блестело от пота и было закопчено дымом, но глаза смотрели ясно и твердо.

Он зачехлил свой пистолет и вместо него держал в руках домашний огнетушитель.

— Они мертвы! — прокричала Рина, стараясь, чтобы он услышал сквозь рев и шипение пламени, но в ее голосе прозвучала глухая безнадежность. — Он убил их в их собственной постели.

О’Доннелл еще секунду удерживал ее взгляд, и в его глазах, полных ненависти и гнева, она прочла понимание.

— Мы спасаем что можем. — О’Доннелл поднял и перевернул огнетушитель. — Это наша работа.

И он выдернул чеку.

Взрыв сбил Рину с ног и швырнул на кровать, прямо на колени погибшим. На мгновение ее разум отключился. Она была не в силах что-либо воспринять.

А потом она выкрикнула имя своего напарника, стащила с кровати окровавленную простыню и прорвалась сквозь завесу огня в дверь.

Она знала, что его больше нет, она знала это уже в ту минуту, когда набрасывала простыню на то, что от него осталось, и своим телом сбивала поглотивший его огонь.

Позади нее хлынула вода и погасила пламя. Другие люди ворвались в ее преисподнюю.

— Он знал, что я войду первая. — Рина сидела на краю тротуара. Она оттолкнула кислородную маску, которую Сандер прижимал к ее лицу. — Эти люди в доме… они ничего для него не значили. Вот почему он застрелил их, вместо того чтобы принести в жертву огню. Они ничего не значили, но он знал, что я войду первая.

— Ты ничего не могла сделать, Рина. Ты ничего не могла изменить.

— Он убил моего напарника.

Она крепко зажмурилась и прижалась лицом к коленям. Ей никогда, никогда не забыть, как он горел, как пламя поглотило его разорванное тело.

«Это наша работа». Таковы были его последние слова. И теперь она не знала, хватит ли ей душевных сил продолжить работу, которая убила его. Горечь утраты и чувство вины переполняли ее.

— Ублюдок знал, что я первой войду в огонь. Он начинил огнетушитель взрывчаткой в расчете на то, что О’Доннелл или кто-нибудь еще схватит его и пустит в ход. В кухне… скорее всего, он оставил его в кухне. На самом виду. Тут действуешь инстинктивно. Видишь, хватаешь, пускаешь в ход. Если бы я не сразу вошла…

— Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что это не выход. — Сандер схватил ее за плечи и приподнял, чтобы их глаза встретились. — Ты прекрасно знаешь, что бесполезно гадать, что было бы, если бы… Катарина, ты исполнила свой долг, как и О’Доннелл. Только один человек виноват в том, что случилось.

Рина оглянулась на дом. Война еще кипела, и она была всего лишь одной из жертв. Она потеряла напарника там, наверху. Она потеряла свое сердце и со страхом думала, что потеряла и все свое мужество.

— Он убил их только для того, чтобы показать мне, что он может это сделать. Он убил их только для того, чтобы я увидела. А О’Доннелла он убил просто на закуску. Подлый ублюдок.

— Тебе нужно отдохнуть, Рина. Тебе нужно поспать. Я отвезу тебя к маме и дам тебе снотворного.

— Ничего подобного ты не сделаешь.

Рина опять прижалась лицом к коленям, изо всех сил стараясь удержать слезы. Она боялась, что уже не сможет остановиться, если прольет хоть одну слезинку. Ей хотелось вернуть свой гнев, хотелось почувствовать, как он горит у нее в крови, но она ощущала только страшный, деморализующий груз безысходного горя.

Они были молоды, напомнила она себе. Моложе ее годами. Он убил их холодно и быстро в их собственной постели, а потом усадил как кукол. Этот образ будет преследовать ее до самой смерти. Как и воспоминание о хорошем человеке, хорошем полицейском и добром друге, превратившемся в живой факел.

Рина подняла голову и посмотрела в глаза брату.

— Я тебе велела не выходить из дому. Я сказала, что это очень важно, чтобы вы все сидели дома.