Лариса Кузнецова - Долгая темная ночь...

  Когда я спустилась в кухню, все были уже за столом. На отце была клетчатая рубашка с закатанными рукавами. Я всегда удивлялась, зачем он носит рубашки с длинными рукавами и закатывает их, когда можно было одеть с короткими и не мучаться. Отец последнее время сильно постарел и сдал. Его некогда густые и черные волосы почти полностью поседели. Он сгорбился и ходил тяжело шаркая ногами. Я думала, что это от болей в легких, но теперь глядя в его бесстрастное лицо, подумала, что может быть это от душевной боли.

  Увидев меня, мама резко встала и начала накладывать мне на тарелку оладьи. Она была все еще красивая женщина шестидесяти пяти лет. Когда-то она была танцовщицей фламенко и имела невероятный успех. Мама была родом из Мадрида и при разговорах часто подчеркивала это. Затем она влюбилась в отца и они переехали в Мехико искать лучшей жизни. Но лучшая жизнь все не торопилась. Когда мама забеременела мной, то денег не было практически даже на еду. Она не могла больше танцевать, а отец не мог найти постоянную работу и перебивался лишь временными заработками. Через шесть лет после меня, родилась Оливия. Роды были очень тяжелыми, так как родилась она прежде времени. Денег на дорогостоящее лечение не было и родители были вынуждены забрать ее из роддома. С нами по соседству жила одна знахарка, которая обещала выходить ребенка. За это отец пообещал бесплатно на нее работать на выходных в течение полугода. Они оба сдержали свои обещания. Оливия осталась жить, но родители были так напуганы ее возможной смертью, что даже после того как она стала здоровым и нормальным ребенком, продолжали опекать и оберегать ее. В итоге, она выросла красивой девушкой, но с очень сложным и капризным характером.

  Мне же внимания доставалось мало и я росла как дикорастущий плющ. Я тянулась к солнцу как могла, старалась не огорчать родителей и по возможности помогать им.

  - Доброе утро, Мария! - я услышала мягкий голос матери, она улыбалась.

  - Доброе утро, мама! Как ты спала? - я с тревогой вглядывалась в ее серое лицо и почти бескровные губы.

  - Хорошо, как никогда, - привычно солгала она мне, - спала как убитый матрос.

  Отец оторвался от еды и покачал головой.

  - Как же, как матрос. Адриана, я всю ночь слышал как скрипела твоя кровать. Опять небось боли в сердце одолевали.

  - Да говорю же тебе Маркос что нет! Это от жары наверное вертелась!

  Я исподтяжка наблюдала за счастливым лицом Оливии. Она жевала улыбаясь чему-то своему и как мне казалось, даже что-то напевала. Вот уж, поистине детское нежелание видеть других с их проблемами.

  На ней была шелковая ярко-зеленая блузка в цвет ее глазам. Шикарные каштановые волосы красиво лежали на плечах. На ней был легкий макияж и новые золотые серьги.

  Мать обратилась к Оливии:

  - Оливия, надеюсь ты сегодня будешь ужинать с нами. Я собираюсь порадовать вас своим фирменным яблочным пирогом.

  - Нет, ма! Я сегодня иду на свидание.

  Отец строго посмотрел на нее, хмуря свои густые брови:

  - Опять какой-нибудь мафиози или выпендрежник? Смотри у меня Оливия!? Ищи нормального парня у которого были бы золотые руки и который бы имел на плечах голову, а не просто шляпу.

  Говоря, отец показал ей свои большие руки с обветренной кожей и на какой-то момент как будто сам удивился им. Оливию его монолог смутить не мог, аппетит у нее похоже был просто зверский.

  - Скажешь тоже, золотые руки! Кому сейчас нужны твои золотые руки? Сейчас нужна золотая пластиковая карта с приличным счетом на ней! - она хмыкнула как бы про себя. - Да и голова зачем мужчине? Главное чтобы он умел деньги зарабатывать, а как он это делает, не моя проблема!

  Я сидела и боялась поднять глаза на отца, потому что он был белее мела. Он резко встал, теребя в руках и без того мятую бейсболку.

  - Я понял о чем ты говоришь, Оливия! Когда-нибудь ты поймешь, что главное это не деньги.

  - А что тогда папа? Ну скажи мне, что главное? Жить честно и умереть в жалкой лачуге?

  - Главное, дочка, это чистая совесть. Чтобы вечером, когда ложишься спать, не бояться темноты.

  Отец пошел горбясь и шаркая ногами к двери. Сестра кричала ему вслед:

  - Я и так хорошо сплю по ночам. А когда у меня будет много денег, спать я буду просто замечательно.

  Мать сидела наклоня голову и плача в фартук. Я готова была схватить голову этой мерзавки и бить ее по столу пока она не расколется как перезревший орех.

  Оливия схватив сумочку встала напротив нас:

  - Я вынуждена ехать на работу на другой конец города в автобусе. Вокруг ко мне будут прижиматься потные бабы с авоськами продуктов, и когда я приеду, то буду выглядеть почти также как они. А если бы я была богата и у меня была бы машина, я бы получала удовольствие от поездки! Вам это понятно?!

  Сказав это она развернулась и вышла. Я смотрела ей вслед и думала о своем. Мои мысли прервал усталый голос матери.

  - Знаешь, Мария, может быть она и права.

  - Да что ты такое говоришь мама! Она просто избалованная девчонка, которая каждый день придумывает новое требование.

  - Нет, дочка, ты еще очень молода. Когда-то и я думала как ты. Мне хотелось большой и чистой любви. Поэтому я вышла за твоего отца. А поклонников у меня было много, да и богатых среди них хватало. Один был особо богатый, к тому же потомок древнего французского рода. Он от любви и страсти с ума сходил. Но, я выбрала Маркоса. Я в принципе, не жалею, но сейчас зная, что скоро умру без операции, я временами думаю иначе. Таких денег у отца нет. Моя жизнь с ним была доброй, но я не могу припомнить день, чтобы я была счастлива и спокойна. Мы всегда перебивались с хлеба на воду, иногда нам нечего было платить за квартиру, а долгов было хоть отбавляй. А самое страшное то, что я больше никогда не танцевала. А это была моя настоящая страсть. Моя мама даже шутила, что я родилась на сцене и умру там. Но ее пророчество, к сожалению, не сбылось. Умру я еще не очень старой, но больной женщиной в этой забытой Богом дыре.

  Я смотрела на мать и впервые за многие годы обратила внимание на то как она постарела. Ее некогда яркая красота померкла, лоб был весь покрыт морщинами, носогубные складки стали почти острыми. Особенно меня поразили ее глаза. Они всегда светились задорным огоньком, а теперь они потухли и стали какими-то тревожными, а цвет их как будто выцвел. На меня смотрела уставшая женщина, которая многое повидала.

  - Мама, - я говорила, чуть сдерживая слезы, - я обещаю тебе, мы обязательно что-нибудь придумаем! Вот увидишь! Папа очень старается, рано или поздно мы заживем иначе!

  Она сидела с опущенными плечами, но потом встрепенулась: