Александр Эльберт - Такова шпионская жизнь

— Ну и выдержка у тебя, Робик! Что же ты раньше не сказал, все равно не работаем, воду в ступе толчем. Поздравляю. Все идите домой, все. Устал я, посижу один, спокойно подумаю. На пенсию хочу, домой, к жене и внукам. Ступайте, ребята, ступайте.

Оставшись в кабинете один, Сол поудобнее устроился в кресле, закрыл глаза, задремал и ему приснился такой же странный сон, как совсем недавно мне. За очень большим круглым столом сидели пестро одетые мужчины и женщины разного возраста со всего мира. Они тихо переговаривались. Стол был совершенно пустой. В комнате, больше похожей по размеру на спортивный зал, не было окон, зато стены и потолок излучали мягкий и ровный свет. Открылась единственная дверь, вошел молодой японец и сказал, улыбаясь:

— Отдохните, пожалуйста, как обычно, от телефонов и компьютеров. Уже отдыхаете? А мой детектор не согласен. Проверьте еще раз. Ну вот, видите — два аппаратика нашлись. Еще раз проверьте, детектор показал три.

— Как, и это тоже? — спросил очень высокий огнено-рыжий мужчина средних лет, то ли ирландец, то ли финн, вынимая из кармана крохотный фотоаппарат.

— Детектор говорит только да и нет, никаких подробностей. Теперь можно начинать.

Японец вынес «аппаратики», в комнату вошли соломенно-седой очень старый человек, подозрительно напоминающий недавно умершего «нашего» политика, и тоненькая, похожая на мальчика, мулатка с очень короткими черным волосами и открытым улыбающимся лицом.

«Ага, — подумал во сне Сол. — Круглый стол — полное равенство в правах, а эти двое — дежурные председатели.»

— Начнем, пожалуй, — сказал старый человек неожиданно свежим, звучным голосом. — Вопрос у нас сегодня единственный, но предельно важный в сегодняшнем недобром мире, перенасыщенном недоверием, подозрительностью, мнительностью…

— Не говоря уже о ненависти, вражде, зависти… — продолжила мулатка.

— И мании величия, — закончил старый человек. — Поговорим сегодня об ассимиляции шпионов, всемирном братстве контрразведчиков и…

— О любви между шпионами и шпионками разных стран, приводящей к рождению маленьких шпиончиков, — добавила мулатка.

— Расскажите о ваших достижениях, удачах и неудачах, планах на будущее, — сказал человек, напоминающий умершего политика.

— Можно я начну? — поднял руку небрежно одетый молодой человек, очень похожий на Майка, и рассказал о Бонде «нашем» и Бонде «не нашем» — друзьях по альпинизму, но честных противниках по международному шпионажу. Потом белоснежная старушка сказала, что «наши» и «ваши» породнились… и в этот момент раздался телефонный звонок. Сол открыл мутные глаза, оглядел свой кабинет, нашел телефон и через минуту узнал, что завтра утром его ждут с докладом очень высоко наверху. Вздохнул, подумал «может быть выкинут?» и поехал домой.

Нельзя сказать, что Сара и Дани полностью акклиматизировались. Голливудская жизнь была для них шумновата, непривычна, требовательна по мелочам. Им было хорошо только вдвоем. Но выбора не было. В те дни, когда Дани снимался, Сара сидела в сторонке и наблюдала. Она чувствовала себя хорошо, беременность протекала спокойно. Но когда живот стал слишком большой — все-таки двойня! — Сара решила: завтра последний раз. Ложась спать, Мирка, у которой был небольшой симпатичный животик по сравнению с Сариным, рассказала об этом своему Пико. На другой день режиссер все знал. Оставалось снять всего одну несложную сцену с участием Дани. После полудня, когда съемки кончились, режиссер и продюсер подошли к Саре, признались в содеяном и сказали, что очень хотят использовать этот материал при монтаже фильма. Сара не удивилась, не возмутилась, только покачала головой, посмотрела на свой живот и сказала:

— Дани! Поедем домой.

— Погодите, вы не поняли. Мы готовы принять ваши условия, заплатить… — начал было продюсер, но Дани перебил его:

— Завтра, господа. Нам надо отдохнуть и посоветоваться.

Когда они втроем ехали домой, актер, сидя за рулем, сказал просто и ясно:

— Соглашайтесь. Они хорошо заплатят.

— Дон Педро, Пико, Петр Никодимыч! Не в деньгах дело. Как же так, из-за угла, исподтишка, просто подглядывали… — устало ответил ему Дани.

Дон Педро признался, что с первого дня знал о скрытой камере, что режиссер не прав по-человечески, но абсолютно прав как художник, потому что… Сара слушала не слишком внимательно, потому что её дети, её близнецы затеяли возню и она их уговаривала успокоиться, поглаживая живот правой рукой и сжимая левой рукой локоть Дани. Потом дети притихли и Сара услышала:

— … подарок к свадьбе и рождению близнецов.

Поздно вечером, когда Сара почти уснула, тихонечко вошла Мирка, присела на краешек кровати и сказала:

— Соглашайся. Всё равно пути назад нет. А деньги скоро будут очень нужны.

— Когда свадьба? — ушла от ответа Сара.

Мирка поняла, вздохнула, помолчала, посмотрела на свой живот, на Сарин, но вместо ответа сказала «Ах!», потому что Сара взяла её руку и положила на свой большой живот, где опять начали воевать близнецы.

Открылась дверь и вошел Дани в банном халате. Мулатка засмеялась, спросила его: «Когда свадьба?» — и ушла, не дожидаясь ответа.

— Опять воюют? — Дани погладил живот, но ничего не почувствовал. — Тихо, спать пошли.

Он погасил свет, лег рядом с Сарой, помолчал.

— А почему бы и нет? — промолвила Сара.

— Ты о чем? — повернулся к ней Дани.

— Обо всём. Давай поженимся и сыграем свадьбу.

— Здесь? Почему не дома? Друзья, родители…

— Папочка! Ну кто же меня с таким животом в самолет пустит?

— Господи! До родов-то меньше двух месяцев… Что будем делать? Подождем?

— Невеста с таким животом, как у меня, или с двумя младенцами — невелика разница. Подождем, пожалуй. Дани! Это ведь самый простой вопрос: «наши» всё знают, помешать нам не могут, да и зачем? Ты уже давно засветился и как шпион немногого стоишь. А я с двумя карапузами, кому я нужна.

— Но если так, почему бы не выпустить тебя на экран? Я что подумал: хорошо быть принципиальным и порядочным, особенно если есть где жить и что кушать… Пенсию мы не выслужили, надо искать работу. А что я умею, кроме шпионажа? Артист я никакой, без «Петра Никодимыча» ничего не стою. Дорогая моя, давай…

— Не торопи меня, Дани. Я устала и хочу спать. А утром поедем и послушаем, что они скажут.

— Кто «они», Сара?

— Режиссер, продюсер и наши детки. Спокойно ночи, папочка.

Вольф с головой ушел в бизнес, мотаясь по всему свету и нигде не задерживаясь больше, чем на неделю. Марта несколько раз прилетала к нему на 3–4 дня, но эти коротенькие встречи, совершенно необходимые им обоим, не приносили радости — только облегчение. Расставание с каждым разом становилось все горше. В последний раз все три дня шел проливной дождь и они не выходили из крохотной гостиницы в небольшом польском городке. Вечером накануне неизбежного возвращения в парализованному мужу, Марта сказала: