Тери Сан - Лёд и пламя. Слишком поздно

   - Я сейчас поняла, что такое счастье

   - И что же? - спросил я, боясь ответа.

   - Счастье - это проснуться и увидеть лицо любимого человека, - ответила она доверчиво и потянулась ко мне ласковым котёнком.

   Я ненавидел себя. Господи, как же я ненавидел себя в эту секунду! Серг, какой же тварью я себя ощущал! Ублюдочной, последней тварью.

   Когда я шёл домой по улице, мела метель, но я не ощущал холода. Моё лицо горело от слёз и от пощёчин.

   Анька, скорчившись, рыдала на диване. А я как марионетка, пустая механическая кукла без чувств и души повторял одни и те же слова. Грёбанный ебанутый болванчик. Сначала она не поверила.

   - Я не люблю тебя, Ань, пойми! Обманывать больше не могу. Ни тебя, ни себя. Прости.

   Потом до неё дошло. Потом она поверила:

   - Ненавижу тебя! - закричала она, и рот её сломался некрасивой истерической линией. - Сдохни! Уйди, урод! Подонок! Мразь! Предатель!!! Трус!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижуууу!!!

   Она была девочкой, до меня у неё не было никого. Я был её первым парнем. Парнем, который оттрахал её и выбросил за ненадобностью, потому что тот, кого он любил, наконец-то соизволил вспомнить о нём, поманил пальцем. И я побежал. Ублюдочная, ебанутая тварь. Отморозок, подонок.

   Я шёл по улице, сжимая батл водки. Я не пьянел или уже был пьян, просто не замечал этого. Лицо горело от стыда, а сердце... Сердце разрывалось от боли и одновременно замирало от предчувствия того, что теперь мы сможем быть вместе. Главное, не думать ни о чём. Не думать о цене. О цене своей собственной мерзкой души. Паскуда, гнида, тварь.

   А в ушах звенело отчаянное, жуткое:

   - Ненавижу. Как же ты мог??!! Господи, как же ты мог???!!! Ответь, Макс! Каково это было ебать меня!? Просто так! Просто так, потому что тебе было скучно!

   Я не сказал Аньке, кого люблю, побоялся сказать. Но она поняла. Она ведь не была дурой, поняла всё. И прочувствовав, возненавидела тебя, Серг. А ты...

   'Ты испугался?' Испугался, когда увидел её ненавидящие и, в то же время, ничего не выражающие глаза. Аня, бледная и осунувшаяся, неестественно прямая, прошла мимо тебя, не поздоровавшись, не кивнув, не заметив. Но и, не рассказав никому. Маленькая сломанная девочка. Стойкий оловянный солдатик с разбитым сердцем. 'А ты, Анька? Сможешь ли ты когда-нибудь простить? '

   Когда я пришёл к тебе... Я не сказал тебе ни слова о том, что произошло. Пришёл в чётком понимании, что теперь всё измениться между нами, станет иначе. Я любил тебя, и мне, оказалось, плевать на этот мир и собственную загубленную душу.

   Когда я пришёл к тебе...Ты сказал, что тебе нужно время... 'Нет, Серг, ты даже этого не сказал!' Ты просто ушёл от темы. Легко и непринуждённо. Смысл поднимать вопрос отношений, ты ведь получил своё?

   Я снова принадлежал лишь тебе. Зачем, Серг? Я ведь и так принадлежал тебе весь целиком, без остатка. Неужели ты испугался того, что однажды сможешь потерять меня? И Анькина трогательная любовь, её на каждом шагу демонстрируемая забота, однажды перевесят мои чувства к тебе? И тогда я уйду. Может быть, ты был прав, Серг, потому что рядом с ней бывали моменты, когда я начинал забывать тебя. Бывали моменты, когда я мог избавиться от этой накрученной, давящей пружины боли изнутри. Бывали секунды, когда тебя не было, а я мог улыбаться.

   Ты просто ушёл от темы. Как всегда.

   А я? Я так любил тебя, что боялся к тебе прикоснуться сам. И боялся напомнить и заговорить о том разговоре в баре, словно жалкий робкий проситель, вымогающий милость у вельможи, боящийся напомнить об обещании.

   Попытался тебя обнять, и ты одёрнул плечо, словно невзначай. Так же гениально, как ты умел уходить от темы, ты ушёл от меня. И разбил моё сердце уже окончательно, даже не заметив, что топчешь его.

   Знаешь, Серг, в ту секунду я ненавидел тебя и себя. Но себя ненавидел больше.

   'Я сломаю тебя, Серг', - подумал я и заставил собственное сердце умереть окончательно.

   - Ты собака на сене, Серг, - это была моя единственная сказанная для тебя фраза. - Ты не даёшь другим, но не берёшь сам. Ты прав, Серг. Ты, действительно, отморозок.

   *******

   И после этого я стал безупречен, идеален, терпелив. Научился выжидать, играть, тянуть паузы двусмысленностей на грани.

   Я сломал тебя, Серг. Сломал...

   Вот только поздно, оказалось, склеивать черепки и осколки, приходить к пониманию, прощению, осознавать. Я оказался сломан и убит тобой гораздо раньше, и никто и ничто не смогло исцелить и отменить это, собрать нас вместе. Я приказал себе онеметь, отказаться от любви к тебе, Серг, и, отказавшись, подключив разум и забыв о чувствах, заставил твою душу сгореть в своём ледяном огне, дав иллюзорную видимость того, что она жаждала получить.

   Ты самолюбив и тщеславен, желаешь иметь самое лучшее, взобраться на вершину, не прилагая усилий. И боишься испачкаться, перестать быть правильным, чистеньким, свято соблюдающий собственный имидж.

   Ну, так получи, Серг! Получи то, от чего ты теперь так сознательно бежишь, мой красивый солнечный лицемер. Я покажу тебе твою собственную натуру и заставлю увидеть в ней потёмки, спрятанную часть, на которую отчаянно боишься взглянуть. И когда ты увидишь, как неприглядна эта темнота, ты возненавидишь меня, Серг. Ведь это я привёл тебя туда. Но прежде, чем это произойдёт...Ты узнаешь, что значит быть павшим ангелом. Боль имеет вкус, Серг! И вкус и цвет.

   Я верил, что прощу тебя однажды, сполна накормив за всё, что ты сделал со мной.

   Я стал безупречен, Серг. Безупречен абсолютно во всём, демонстрируя совершенное, идеальное поведение, особый тон, манеру, неуловимый флер превосходства, рассчитанный исключительно на окружающих. Записался в кучу секций, кружков, отправился изучать английский и с головой ушёл в учёбу, готовясь поступать в институт. Разумеется, я всегда находил время для тебя, но... Теперь характер и тон нашего общения изменились, стали другими, более опасными. Понимал ли ты? Я провоцировал тебя, Серг, завуалировано, неуловимо; дразнил, временами практически не скрываясь. И даже сам удивился тому, как, оказывается, легко и непринуждённо я умею играть, как легко, оказывается, могу заставить тебя ревновать.

   Моя сверкающая холодность стала идеальным оружием, почти таким же убийственным, как сжигающая до этого страсть. Но только моя страсть убивала лишь меня, а эта холодность убила тебя, Серг.

   Интересно, что ощущает человек, проигравший своему оружию на собственном поле сражения?

   ******

   - Я тебя люблю, Макс.

   Это признание далось тебе огромным трудом. Я прекрасно видел и понимал, что для тебя значило произнести подобное. Сломать собственную гордость, вывернуться из внутренней душевной коробки.