Виолетта Якунина - Ночь сокровенных желаний

Альбина думала, что уснет без задних ног, едва добравшись до постели. Но, накормив чужую животину, она поняла, что сна у нее нет ни в одном глазу. Тогда она затопила камин, сварила себе глинтвейн, налила бодрящее зелье в здоровенную кружку, закуталась в старый клетчатый плед, который пах еще бабушкиными духами, и задумалась.

Она прокручивала в голове недавние события, как киноленту, пытаясь восстановить все поэтапно. Сколько было выстрелов? Два! Первый сшиб с ног хозяина Альбы. Второй – ветку над головой Альбины. И если бы не скользкая подошва ее сапог, все могло бы обернуться еще хуже, чем сейчас.

Если бы она делала постановочный кадр, то выстроила бы все именно так, как ей предлагали сыщики: жертва идет от развилки вверх по тропинке. Направляется к большой сосне, за которой прячется убийца. Он прицеливается, стреляет, но за секунду до выстрела из леса выскакивает мужик, а она, Альбина, в этот момент поскальзывается и падает. Пуля достается случайному человеку. Снайпер стреляет еще раз – и вновь промахивается. Слава скользким подошвам! Красиво…

Но нереально! Что же это за киллер такой недотепистый попался? Почему это он палит из своего ружьишка почем зря? У ружья ведь должен иметься прицел, и в этот прицел он обязан был успеть разглядеть помеху до того, как выстрелить.

– Нет, ну я не в обиде, конечно! – пробормотала Альбина. – Я почти рада, что он меня не пришил! То есть что я говорю – я очень даже рада!

И все равно это странно: уж если ты взялся за убийство, доведи его до конца! Тебе ж заплатили, так стреляй до упора. Ведь когда еще случай такой представится! А он не стал больше стрелять. Передумал? Отложил до лучших времен?

Альбина пожала плечами. Ну нет, глупости все это! Зачем вообще кому-то понадобилось в нее стрелять? Убивают за что-то или для чего-то, а она безвредна для окружающих. «Нет от тебя пользы», – ругала ее мама в детстве за немытую посуду. «Зато и вреда нет», – защищал дочку папа, намекая на мамино умение бить во время мытья посуды чашки с тарелками.

– Ни пользы от меня, ни вреда, – снова стала рассуждать вслух Альбина, делая вид, что объясняет ситуацию Альбе. – И от смерти моей тоже никто не выигрывает.

Естественно, она понимала, что вовсе не все на свете люди поголовно ее любят-обожают, но девушка твердо знала, что никогда она не делала ничего такого, за что обычно жизни лишают.

– А может, это все-таки твоего хозяина хотели грохнуть? – спросила Альбина у собаки. – Эх, жаль, что мы с тобой не можем посплетничать, пока он в операционной валяется! Уж ты бы мне рассказала, откуда ветер дует. Правда?

Но тут зазвонил телефон, и ее вопрос остался без ответа. Звонили из больницы – сообщить, что операция прошла успешно, ее «крестник» несомненно выживет, потому что так сказал Борисков. А этот хирург, как известно, не ошибается.

– Поняла, старушка? – спросила Альбина. – Жив твой хозяин! Спасли мы его! Вот так-то!

И после этого сил ее хватило лишь на то, чтобы доползти до спальни. Сон накрыл Альбину мягкой волной и мгновенно утащил ее в самые дальние закоулки царства Морфея.

В древних индийских книгах говорится, что однажды Бог сделает вдох – и Вселенная исчезнет и возвратится в небытие; потом Бог сделает выдох – и появится его новое творение, которое просуществует миллиарды лет. С человеком все обстоит точно так же, только мельче и незначительнее по масштабам. Альбина вздохнула – и уснула, выдохнула – и проснулась. Казалось, спала она всего лишь одно мгновение, а ночь уже куда-то делась и мир за это время изменился коренным образом.

Ей позвонила соседка и сообщила пугающую новость. Альбину словно ветром сдуло с кровати. Она в одно мгновение почувствовала себя беззащитной, жалкой и слабой. Как всякая женщина, она хотела найти укрытие за широкой мужской спиной, но, за неимением таковой, решила, что будет разумнее сразу обратиться в органы правопорядка. Хотя о каком порядке идет речь, когда вокруг творится сплошной беспредел?!

С утра ему нужно было столько успеть, что голова пошла кругом. Петр Николаевич Семенов примчался на работу ни свет ни заря, потому что в свои двадцать шесть лет не был обременен семейными узами. Соответственно он мог с полной отдачей стоять на страже закона, не отвлекаясь на личную жизнь.

Он успел написать три тонны отчетов, когда в отдел потянулся народ. Взглянув на папки на своем столе, Петр Николаевич понял, что все равно успел он сделать в три раза меньше, чем хотелось бы его начальству. Он отхлебнул глоток противного растворимого кофе, мечтая, чтобы поскорее пришел Сергей Николаевич и принес с собой тещины пирожки, потому что желудок Петра, не получив завтрака, аж завывал от голода.

Но вместо коллеги с пирожками пришла эсэмэска от вчерашней девицы, счастливо избежавшей расстрела в лесу. Она интересовалась – можно ли ему позвонить в связи с неким чрезвычайным происшествием? Петр Николаевич вздохнул, расставаясь с мечтой о пирожках, и сам набрал ее номер.

– Алло, – сказал он раздраженно, – что там у вас еще случилось?

– Доброе утро, – вежливо ответила ему Альбина. – У меня, знаете ли, колеса кто-то проколол. Машина во дворе стояла, злоумышленники перелезли через забор, и все четыре шины – тю-тю. А на лобовом стекле они записку оставили.

– И что же в ней написано?

– Всего одна фраза: «Верни компромат, иначе в следующий раз точно пристрелим».

– Ага, значит, все-таки обнаружились у вас враги, Альбина Алексеевна? – не удержался от злорадства Петр Николаевич. – А вы, помнится, вчера утверждали, что нет у вас никаких недоброжелателей в помине!

– До сегодняшнего утра я и понятия не имела ни о каких-то врагах, ни о наличии у меня некоего мифического компромата, – упрямо повторила Альбина. – Хоть режьте меня – не понимаю, о чем идет речь! Это какая-то ошибка. Но я не знаю, с кем мне следует объясниться по этому поводу. И еще, я опасаюсь, что меня убьют раньше, чем я это сделаю.

– Так вы опасаетесь за свою жизнь, которой кто-то угрожает, но при этом продолжаете утверждать, что не имеете врагов?

– Вы все абсолютно правильно поняли! – почему-то обрадовалась Альбина.

– И если я все правильно понял, ранее никто никаких претензий вам не высказывал и никаких требований не выдвигал?

– Именно! Для меня это все полная неожиданность: и вчерашняя стрельба, и сегодняшний вандализм. И я не знаю, что мне теперь делать, потому что не понимаю, чего от меня хотят. И как дать понять этим людям, что я ничего не понимаю?

– А что тут понимать? Тут вспоминать нужно. В том смысле, что вам виднее, что такого неприятного вы могли запечатлеть на пленку.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете! Все это сущая ерунда!