Синтия Ричи - Опасный талант

Но когда она вспомнила, как он пытался требовать с нее деньги за повреждение его дорогой коляски, к ней снова пришло вдохновение, и она написала:

Из-под полей касторовой шляпы виднелись его каштановые волосы, густые и вьющиеся, и выглядели так, словно их укладывал ветер-шалун.

Ей почти хотелось пригладить ему волосы, но не свойственный ей романтический импульс был безжалостно подавлен. Это странное желание привело Грейс в недоумение — ведь она никогда не подпадала под влияние внешнего шарма людей из высшего света. Кроме того, этот набросок читался так, словно она писала бульварный роман, где героиня испытывала смятение, как какая-нибудь девка, перед лицом привлекательного, но пугающего джентльмена.

Вычеркнув предыдущую строчку, Грейс продолжила свои критические заметки, упорно не замечая, что и сама испытывает схожий внутренний конфликт.

Пронзительные голубые глаза, казалось, стремились высмотреть что-то под тенью моей шляпки, словно ища чего-то — чего? Искры интереса?

К своему удивлению, Грейс обнаружила, что созданный ее пером антигерой заронил в ее душе нечто большее, чем искру интереса. Она чувствовала, как ее охватывает настоящий пожар. В комнатке стало уже слишком жарко, и хотя еще несколько мгновений назад запахи из кухни были аппетитными, теперь ей казалось, что она стоит посреди раскаленной пустыни.

Что ей сейчас требовалось, так это стакан воды. Однако, когда отложив в сторону свои письменные принадлежности, она подошла к умывальнику, то обнаружила, что он пуст, а стоящий на его крышке стакан весь покрыт пылью.

Грейс позвонила в звонок, но никто не откликнулся. Тогда она вынесла бачок от умывальника на лестницу.

— Простите, — обратилась путешественница к спешащей мимо служанке.

Однако та не остановилась, даже ухом не повела, будто не расслышала. Вздохнув, Грейс подхватила глиняный бачок и последовала за девушкой.

Идя по следам служанки, Грейс подошла к дверям кухни и встала там, но тут же едва не была сбита с ног непрестанно бегающими туда-сюда работниками, обслуживающими голодную толпу: было время ужина. Ни один из них даже не пытался извиниться перед ней, однако кто-то все же наступил ей на ногу и, едва не уронив поднос, грубо рявкнул, чтобы она убиралась с прохода.

— Вы прямо-таки нарываетесь на неприятности.

Этот знакомый голос и легкое прикосновение к ее локтю свершили то, чего не удалось добиться предыдущей грубой репликой: Грейс выронила пустой бачок, и его осколки разлетелись по дубовому полу.

Грохот разбившегося бачка разнесся по всей таверне, и царящий в ней гвалт на мгновение стих, лишь один бедолага поперхнулся и принялся кашлять. Его принялись стучать по спине, пока кусок не проскочил, и к этому времени в таверне уже опять стоял шум и гам.

Не взглянув на человека, который напугал ее, Грейс встала на колени и принялась подбирать черепки.

Настойчивый джентльмен подергал се за рукав.

— Встаньте же, говорю вам. Вы что, хотите порезаться?

— Это вряд ли, — отвечала Грейс, складывая черепки на деревянный поднос, который всунули ей в руку. — У меня большой опыт в восстановлении разбитых горшков. Но, судя по всему, боюсь, что…

Тут поднос у нее отобрали, а ее подняли па ноги и отвели к свободному столу возле окна. В духоту общей столовой вливался через окно легкий запах сирени и ленивое жужжание собирающих нектар пчел. Все составляющие романтического уединения были налицо, но, вместо того, чтобы говорить Грейс нежности, ее визави принялся отчитывать ее:

— Не ваше это дело, пусть подобным делом занимаются те, кому за это платят.

Взглянув в лицо разъяренному джентльмену, Грейс уже собиралась ответить ему как следует, но тут признала в нем с такой приязнью обрисованного злодея из собственного эссе. Вьющиеся каштановые волосы нежно ласкали безупречно белый крахмальный отложной воротничок; пронзительные голубые глаза сверкали тем особым блеском, который тронет сердце любой женщины.

Грейс и вправду почувствовала себя так, будто вот-вот растает, но все же решила, что поведение его отнюдь не героическое: во-первых, стоял он слишком близко от нее, а во-вторых, держал ее за руку выше локтя, так что ей было даже не отодвинуться на подобающее расстояние.

— Мне не кажется, — сказала Грейс, надеясь, что это прозвучит надменно, — что при данных обстоятельствах вы можете позволять себе такие вольности.

— Да, — согласился герцог, сажая девушку на стул.

Но Грейс тут же с воплем вскочила и очутилась в объятиях герцога.

— Что с вами? — недоуменно спросил он, держа Грейс на расстоянии вытянутой руки, так как ему пришло в голову, что он столкнулся с человеком с неуравновешенной психикой.

Эта странная леди выписывала круги в диком танце, размахивая подолом своей юбки, совершенно не обращая внимания на присутствующих, уставившихся на нее с выражением ужаса.

— Ради Бога, успокойтесь, — сказал в замешательстве герцог. — Я не хотел вас оскорбить.

— Вы это лучше пчеле скажите, — прошипела Грейс.

Ее обычно бледное лицо пылало, как кухонная плита.

Наконец Грейс в последний раз тряхнула юбкой, пчела, освободившись из плена между складок, угрожающе жужжа, облетела вокруг головы девушки и устремилась к открытому окну.

Станден, ничего не понимая, уставился на Грейс с глупым видом и сказал:

— Простите?

— Вы посадили меня на пчелу! — крикнула она, усаживаясь обратно на стул, и стала, приподняв край юбки, рассматривать пострадавшую ногу.

Герцога, однако, не привело в смятение столь необычное зрелище — виднеющийся из-под белой муслиновой юбки кусочек стройной лодыжки — и он заметил-таки, что нога начала распухать. Отбросив все сомнения, он подхватил девушку на руки и поспешил в кухню.

— Да отпустите же меня, — запротестовала Грейс.

Она боролась с сильнейшим желанием обхватить руками герцога за шею, и в результате этой борьбы пульсирующая боль в ноге только усилилась. Поддавшись искушению, она поморгала глазами, чтобы отогнать слезы и призналась:

— Вы делаете мне больно.

— Но я ведь этого не хотел, мисс, — мягко ответил Станден.

Когда в заполненную паром кухню влетела перепуганная хозяйка гостиницы, он потребовал срочного оказания помощи по поводу пчелиного укуса. Подозрительно поглядывая на герцога, миссис Тиббитс принялась за работу.

Пока хозяйка занималась приготовлением целебной мази, Грейс сидела, прислонив голову к плечу джентльмена. Плечо было настоящее, мускулистое, без всяких фальшивых накладок из опилок или коленкора, которые применялись менее физически совершенными мужчинами вроде его преподобия господина Глэдстона. И он явно не душился мускусом и не красил волосы ярь-медянкой: от ее спасителя пахло мылом. Видимо, он серьезно относился к советам законодателя мод франта Браммеля о необходимости ежедневного мытья. Совершенно не отдавая себе отчета, она глубоко вдохнула исходивший от него чистый запах и уютно притулилась к его плечу, словно это было самое обычное дело.