Л. Хилтон - Маэстра

До Жюльена мы добрались около десяти, как раз к открытию. Я надеялась, что, если приду с Иветтой, Жюльен не станет задавать лишних вопросов, но за стойкой не было никого, кроме бармена. Он жестом пригласил нас пройти, и мы вошли в безлюдный клуб. Он бросился за нами, чтобы налить коньяк.

– Отстой! – протянула Иветта, пнув барный стул.

– Ничего, вечер еще только начинается. Вон, посмотри-ка! – показала я на двух высоких подтянутых блондинов, появившихся в дверях. – Гитлерюгенд!

Они сразу подошли к нам и предложили чем-нибудь угостить. Заиграла музыка, и через полчаса в клуб начали подтягиваться посетители. Иветта уже изрядно набралась, удалилась в кабинку и вернулась в черных кружевных тонгах и лифчике, обвилась вокруг арийца, которому не пришлось повторять дважды, и тот быстро увел ее в темную комнату.

– Ты с нами?

– Скоро присоединюсь.

Иветта ушла, а я принялась внимательно рассматривать девушек. Выбор был невелик, а мне нужно было найти кого-нибудь хотя бы с похожим цветом волос. Последний поезд в Амстердам отправлялся в двадцать минут первого, но наконец в 11:20 в клуб вошли они. Молодая женщина с мужчиной постарше, он с видом собственника держал ее за руку, но она выглядела более спокойной и опытной. Она легонько поцеловала его и пошла в кабинку, а он направился к бару. Через несколько минут она вернулась в розовом кружевном трико с глубоким вырезом, ее темные соски слегка сплющились под туго натянутой тканью. Идеально! Я кивнула своему блондину, который уже поглядывал в сторону темной комнаты, встала и пошла в кабинки, захватив с собой дорожную сумку. Закрыта оказалась всего одна кабинка.

Вскрывать замки я совершенно не умею, поэтому просто подлезла под дверью и быстро нашла ее сумку – мягкий черный клатч от «Прада». Я вытряхнула из него все содержимое, открыла бумажник, вытащила несколько кредитных карт и чеков и наконец нашла то, что искала, – удостоверение личности. В тусклом освещении толком разглядеть фотографию мне не удалось, но в темное время суток Мари-Элен Бодри вполне могла бы сойти за моего двойника. Оказалось, она замужем, но я решила, что вряд ли ее пожилой спутник и есть супруг, вот ведь нехорошая девочка! Сначала я подумала, не подбросить ли ей паспорт Лианны, но потом вспомнила, что на нем моя фотография. Убрав все обратно в бумажник, я засунула его в клатч, а удостоверение личности положила в карман своей сумки. Было 11:32. Успеваю, но впритык.

Перед уходом я заглянула в темную комнату. Иветта лежала под своим блондином, в полумраке я увидела, как блестят каблуки ее босоножек. Конечно, ей придется оплатить счет, но, с другой стороны, она даже не предложила мне вернуть те самые пятьсот евро. Я бы, конечно, не взяла, но так себя не ведут. В 11:35 я вышла в холл, отдернула занавес и уже взялась за дверную ручку, но тут из темноты возникла фигура Жюльена.

– Мадемуазель Лорен?

– Простите, Жюльен, но мне пора…

– Не так быстро, – перебил он, тихо закрыв дверь у меня перед носом, – мне нужно с вами поговорить.

– Хорошо-хорошо, только недолго!

– Bien sûr, Mademoiselle.

Жюльен остановился за стойкой администратора и пригласил меня пройти в кабинет. Там все было очень просто, никаких излишеств, только стол с компьютером, дешевое офисное кресло да стопка чеков в ярком свете настольной лампы. Я поставила сумку на стол и выжидающе посмотрела на хозяина заведения.

– Мадемуазель Лорен, ко мне снова приходили, и на этот раз полиция. Они снова задавали вопросы. О вас.

– Когда?

– То ли вчера, то ли сегодня, точно не помню.

– Сколько вы хотите? – прямо спросила я, так как у меня не было времени на все эти чертовы кошки-мышки.

– Собираетесь в поездку? – Он выразительно посмотрел на мою сумку.

– Это вас не касается! Так сколько вы хотите?

– Пять тысяч.

– За что?! Как вы думаете, зачем я им понадобилась?

– Хотите рассказать об этом?

– Столько у меня при себе нет.

– В таком случае можете отдать столько, сколько есть. И прошу вас больше здесь не появляться!

Поймите меня правильно: я не собиралась этого делать. Полезла в сумку за деньгами, но пистолет просто сам прыгнул в мою руку, ваша честь! Нет, неправда. На самом деле у меня просто не было времени. Я могла бы сказать ему, что сегодня не его день, что не стоило ему меня злить, потому что, когда я злюсь, со мной не очень приятно иметь дело, но на такие театральные ужимки тоже не было времени. Наклонившись над столом, я дважды выстрелила ему в грудь, скинула туфли и бросилась бежать по улице Терез.

Как-то раз мы с Рено сидели в баре отеля «Крийон» и стали свидетелями неприятной сцены. Рядом с нами за крошечным мраморным столиком сидела молодая пара. Мужчина был небрит и лохмат – мог бы сойти за известного актера, женщина – красавица в стиле Умы Турман до того, как та сделала ботокс. Пепельные волосы убраны в гладкую прическу, открывая лицо в духе моделей Пикассо. На ней было кашемировое пальто изумительного кремового цвета, хотя погода стояла довольно теплая. Она пришла первой, заказала два мартини, а он явился с опозданием, держа в руках дешевый букет из магазинчика на углу. Сначала они тихо беседовали, попивая мартини, а потом она вдруг разрыдалась – стильно, красиво, блестящие, словно кристаллы Сваровски, слезинки блестели на густых ресницах, обрамлявших глаза неестественно яркого бирюзового цвета. Потом она встала, причем встала с таким видом, что я сразу поняла: она прекрасно знает, что взгляды всех мужчин в баре прикованы только к ней. Прикрыв свою лебединую шею мягким воротом пальто, она наклонилась вперед и сказала:

– Прости, но я так больше не могу! С меня хватит!

Она взяла со стола уже начавший увядать букет, со всей силы ударила мужчину цветами по лицу, швырнула букет на пол и бросилась к выходу. Мужчина медленно встал, убрал со щеки прилипший лепесток гвоздики и ошеломленно огляделся по сторонам с видом оскорбленной невинности. Официанты выстроились в ряд, словно группа поддержки футбольной команды, и принялись одобрительно кричать:

– Она пошла туда! Догоните ее, месье, она пошла вон туда!

Мужчина послушно побежал догонять ее. Вскоре мы увидели их на другом берегу, они целовались и хихикали, гуляя по набережной. Под распахнутым пальто на девушке оказалась дешевая джинсовая юбка и мужская пижамная рубашка. Ребята все разыграли как по нотам: идеальный способ не платить за коктейль! Может быть, они были студентами театрального института или актерами. Дело в том, что парижане гордятся репутацией своего города и знают, что им положено ценить ссоры между влюбленными, а также восторженно ахать при виде босой девушки, бегущей по ночной улице с выражением отчаяния на лице, поэтому я не боялась привлечь лишнее внимание. На бегу я подумала о другой девушке, которая тоже бежала босиком по улицам города, но тот летний вечер сейчас показался мне таким далеким и невинным… От улицы Терез до Северного вокзала почти три километра, которые я пробежала за шестнадцать минут – неплохой результат, да еще и с тяжелой сумкой.

Задыхаясь, я протиснулась через привычную толпу пьяниц и цыган у входа, подбежала к автомату для покупки билетов и купила билет до Амстердама. Автомат, естественно, не хотел принимать купюру в пятьдесят евро, но заплатить картой я не рискнула. Поглядывая на часы, я лихорадочно принялась разглаживать банкноту. Нет, только не это! Неужели я попадусь на такой ерунде, как покупка билета на поезд?! Хотя Аль-Капоне тоже прокололся на налогах. До меня донесся странный булькающий звук, но в ту же минуту я поняла, что это мой собственный истерический смех. Автомат выплюнул купюру во второй раз, потом в третий. Я сделала глубокий вдох, с хирургической точностью расправила уголки банкноты и снова вставила ее в щель для приема оплаты. Секунд двадцать мне даже казалось, что я вот-вот уверую в Бога. Aller simple, I adulte. Спасибо Тебе, Господи! Я даже успела прокомпостировать билет в автомате в конце платформы и вскоре уже входила в вагон, с жутко грязными пятками и дорожной сумкой.

Наступил первый вечер Биеннале. С момента моего отъезда из Парижа прошел почти год. Небо над Сан-Джорджо Маджоре окрасилось в потрясающие оттенки розового и голубого, и все принялись повторять, что небо напоминает роспись Тьеполо, как, собственно, и вся Венеция. У набережной стоял катер, готовый перевезти через лагуну орущую толпу дилеров и шлюх из мира искусства. Возле Дзаттере, между двумя левиафанами из матовой стали, ютился «Мандарин». Корпуса огромных кораблей нависали над белой церковью Массари, создавая совершенно сюрреалистическую инсталляцию. Да, если Стив не хочет ударить в грязь лицом, придется ему обзавестись яхтой побольше. Вечером мы с ним собирались поужинать. В «Гарри бар» я идти отказалась, поэтому сначала мы собирались выпить по коктейлю на великолепной плавучей террасе отеля «Гритти», а потом пойти в «Тратторию аля Мадонна» в Сан-Поло и заказать там ризотто из морских ежей, хочет Стив того или нет. Я присмотрела три скульптуры Куина для сада в его новом лондонском доме – увеличенные изображения эмбрионов, скрючившихся в гранитных утробах, словно загадочные обитатели подводного мира. С эстетической точки зрения скульптуры в кои-то веки оказались и правда хороши. Но сначала надо было появиться в «Бауэре» на приеме Джонсона Чанга для гонконгских галерейщиков, а потом, если будет время, заглянуть в «Прада фаундейшн». Водитель водного такси протянул мне руку и помог подняться на борт. За мной последовала компания стилистов и фотографов, освещавших Биеннале для журнала «Вэнити фэр». Мы перекинулись парой слов с покупателем Марио Тестино, но на самом деле мне хотелось лишь с жадностью наслаждаться потрясающими видами.