Тэми Хоуг - Алиби-клуб

– Снимай одежду, – приказал он.

Беннет посмотрел на него снизу вверх.

– Что?

– Снимайте одежду, мистер Уокер.

– Зачем?

Кулак яростно ударил его ногой по ребрам, поступок странно расходился с его манерой поведения.

– Снимайте одежду, мистер Уокер. Вам предстоит узнать, что значит быть уязвимым.

Когда Беннет по-прежнему не пошевелился, Кулак нанес ему еще два удара: один в спину, другой по больной ноге. Морщась, Беннет попытался сесть. Его лицо блестело от пота, когда он срывал с себя футболку и джинсы. Ему с трудом удавалось двигать раненой ногой и сгибать колено.

Казалось, на то, чтобы справиться с задачей у него ушла целая вечность. Все это время Алексей просто стоял рядом и ждал с пистолетом в руке. Он курил, бесстрастно наблюдая, как его жертва старается изо всех сил.

После того как полностью разделся Беннет свернулся на бетоне в клубок и просто лежал, тяжело дыша. Он находился спиной ко мне, и я могла видеть входное отверстие на задней стороне его бедра – маленькая, с виду безобидная дырочка, дающая неверное представление о том, какой ущерб пуля наверняка нанесла внутри конечности.

Кулак бросил окурок на пол и растоптал туфлей с крыловидным мыском. Извлек пару наручников, один защелкнул вокруг левого запястья Беннета, а другой вокруг металлического прута сливной решетки.

Подошел к верстаку, отложил пистолет и выбрал на настенном стеллаже инструмент. Он делал выбор тщательно, подобно музыканту или скульптору.

Это был болторез.

Беннет наблюдал за русским. Я видела неподдельный ужас на его лице. Как животное, пытающееся спастись от хищника, Уокер отпрянул от Кулака так далеко, как мог – на жалкое короткое расстояние – пока не звякнули наручники, и он не натянул их, насколько позволял неподдающийся металлический стержень.

– Почему ты убил мою Ирину? – Кулак задал ему вопрос с леденящим спокойствием.

– Я не убивал, – отозвался Беннет. – Не убивал ее.

Кулак подошел на шаг ближе и наступил на запястье Беннета, заставляя того зайтись криком.

– Почему ты убил мою Ирину?

– Я-я не убивал, – отчаянно твердил Беннет. – Я едва ее знал.

Словно обрезал сорняки на лужайке, Кулак наклонился с болторезом к Уокеру и «откусил» ему фалангу левого указательного пальца.

Горячий пот прошиб меня с головы до ног. Раздались жуткие вопли. Я на секунду зажмурилась, но тут же открыла глаза, чтобы как-то уменьшить головокружение. Беннет рыдал. Из культи текла кровь.

Носком туфли Кулак спихнул обрубок в водосток. Отошел в сторону, закурил еще одну сигарету, выкурил ее наполовину. Затем вернулся к Беннету, присел на корточки и прижал раскаленный кончик сигареты к его изуродованному пальцу, прижигая рану.

Уокер закричал. Звук прошел сквозь меня как лезвие бритвы.

– Почему ты убил мою Ирину? – мягко повторил Кулак.

– Я не знаю, – прохныкал Беннет.

– Ты не знаешь?

– Не могу вспомнить.

– Ты погубил эту восхитительную девушку, – притворно изумился Кулак, – и она значила для тебя так мало, что ты даже не помнишь за что?

– Я не знаю.

Кулак посмотрел на окурок, затем невзначай наклонился, прижал раскаленный кончик к тонкой коже запястья Уокера и не отпускал.

Тело Беннета неистово и судорожно дергалось. Испускаемые им крики были настолько животными, что в них не угадывалось ничего человеческого.

Я пыталась отвернуться, но все еще видела его боковым зрением. Если закрою глаза, нахлынут головокружение и тошнота, и станет дурно. А мне важно не показывать слабость. Я это знала.

Запах паленой плоти наполнил воздух, и я старалась подавить рвотные позывы.

Кулак ждал, чтобы вопли стихли, а жертва, мирно затихнув, валялась в своем собственном дерьме.

Но паника была для меня непозволительной роскошью. Русский мог учуять ее запах. Он ей кормился. Смаковал как хорошее вино.

– Я ее любил, – признался Кулак. – Я сделал бы для нее все, что угодно. Сделаю для нее все, что угодно. Почему она захотела тебя, мистер Уокер? Ты слаб. Не такой мужчина должен быть рядом с такой женщиной, как Ирина. Она водила бы тебя за нос как лопуха с одной извилиной. Ты поэтому ее убил?

Беннет затряс головой:

– Нет.

– Тогда почему? – не отступал Кулак, будто расспрашивал милого маленького ребенка. – Почему ты ее убил?

– Я-я, должно быть, разозлился.

– Да.

– Она меня разозлила.

– Да. И поэтому ты ее убил?

– Богом клянусь, – скулил Уокер, – я не помню, как ее убивал. Я ничего не помню. Меня, должно быть, переклинило.

Кулак указал на обрубок указательного пальца Беннета:

– Довольно болезненно, да?

Беннет кивнул. Он распластался на полу вниз животом, прижимаясь лицом к бетонному покрытию.

– Позволь мне отвлечь тебя от этой боли, – предложил русский.

Он поднялся, взял болторез и отхватил половину среднего пальца рядом с изувеченным.

Мне хотелось заткнуть уши и заглушить крики, но я не могла так сильно согнуть раненую руку. Мне хотелось, чтобы меня вырвало. Хотелось плакать. Паника распухала в горле как воздушный шар.

Кулак стоял и наблюдал за рыдающим пленником, смотрел, как из его искалеченной руки бежала кровь и капала в канализацию.

– Мне жаль! – плакал Уокер. – Мне так жаль! Я не знаю, что произошло!

Я слышала его слова. Смотрела на него, лежащего там. Много раз за всю жизнь я уверяла себя, что для Беннета нет на свете слишком тяжелого наказания. Но все о чем я в данный момент могла думать – убийца не он.

Беннет Уокер мог распускать руки, но он также был, – как назвал его Алексей Кулак – слабаком. Он никогда бы не смог совершить то, что сейчас творил с ним русский, и не выблевать собственные кишки. Он на такое не способен.

– Ты не знаешь, что произошло, – произнес Кулак. Затем развернулся и посмотрел на меня.

– Если ты не знаешь, – продолжил он, – тогда, возможно, твоя любовница сможет нам рассказать.

Лэндри припарковал машину в сорока метрах от подъездной дорожки фермы Шона Авадона. В главном доме было темно.

Единственный свет виднелся в коттедже Елены, перед которым стояла ее машина. Входная дверь приоткрыта.

Вытащив оружие, Джеймс пошел в сторону коттеджа.

Французские двери распахнуты настежь.

Лэндри скользнул внутрь. Единственный светильник горел в гостиной. Все выключено – и телевизор, и даже привычный джаз в стерео-системе.

Он пробирался через дом, беспокойство росло. Гостевая спальня пуста. Комната Елены тоже.