Александр Эльберт - Такова шпионская жизнь

— Мы все проверили и перепроверили. Без дополнительной информации решение будет некорректным. — Облегченно вздохнули и отправились домой.

На другой день утром курчавый блондин весело посмотрел на брито-лысого:

— Знаешь, кое-что можно им предложить и без дополнительных данных. Надо только поменять мамзелей: та, которая…

— Т-ш-ш-ш, — бритоголовый сделал испуганное лицо, перекошенное понимающей улыбкой. — Я тоже об этом подумал. И еще надо дать деревенскому философу крестьянские руки и перевести его в другую дружественную…

— Посмотри. — перебил его курчавый, — Разве не видишь — уши.

— Чьи уши? — засмеялся брито-лысый.

— Ну не ослиные же, сам понимаешь. И еще, но это уже наша с тобой ошибка: у сам понимаешь кого слишком много ролей.

— Так ведь первая со второй, а может быть и третья с четвертой вполне совместимы.

— Первая со второй — точно совместимы. А третья и четвертая — нет.

— Жаль, уважаемый коллега, очень жаль. Это было бы очень эффектно.

— Эффектно — это точно. Только где найти исполнителя, которому это можно доверить? Тут ведь нужен профессионал высочайшего уровня, талант. Очень уж роли трудные. Давай еще подумаем.

— Понял. Согласен. Дверь заперта? Тогда сыграем несколько партий и пойдем перед обедом «наверх».

— Нет, дорогой, сначала пообедаем и еще немного поиграем… Да не делай большие глаза, не в шахматы.

«Наверху» после обеда никого не было, все ушли «куда-то и надолго. Куда — не сказали, но сказали, что сегодня не вернутся.» — вот и вся доступная информация. Так что аналитики пошли домой к детям засветло, а это случалось редко.

На следующий день курчавому и лысому сообщили, что они имеют право на два дня отгула за переработку. Аналитики переглянулись, одновременно подумали: «Ищут, но пока не нашли,» — и со спокойной совестью пошли отдыхать. Когда они снова вышли на работу, им сообщили, что в исходные данные по вине сотрудников отдела информации вкралось несколько ошибок. Теперь информация проверена и перепроверена и новые, уточненные данные…

— А я побриться забыл, — сказал лысый, погладил черный ежик на голове и расставил шахматы. — Запри дверь, будем ждать и тренировать мозги.

— Я, пожалуй, не буду играть. Лучше подремлю немного. Жена задержалась у тёщи, у младшего поднялась температура…

— Понятно. Спи. А я почитаю и подежурю.

А дело намечалось крутое. Настолько крутое, что партнёры притормозили и задумались: а не выйти ли им из игры? Нашлось, однако, компромиссное решение. Два приятеля, два генерала-пенсионера, ставших ныне «молодыми» политиками, один «наш», другой «ваш», старинные партнеры и боевые соратники, предложили и в итоге договорились: «ваши» официально в деле не участвуют, но делятся всей доступной (а иногда и недоступной) информацией и не возражают против участия «добровольцев». В итоге курчавый и лысый получили дополнительную информацию и приказ работать побыстрее. Сначала теоретики улыбнулись про себя, переглянулись, кивнули головой — ничего нового, всегда торопят, всегда «побыстрее». Но когда внимательно просмотрели новую информацию, убрали шахматы подальше, позвонили домой, чтобы их не ждали, сели каждый за свой стол, обхватили головы руками и закачались в такт собственным мыслям, но молча. Они молчали долго. Курчавый несколько раз спросил:

— Как ты думаешь… — но ни разу не окончил фразу, потому что брито-лысый моментально отвечал:

— Не мешай, — или: — Я ещё не готов, или: — Что ты сказал?

Ровно в полночь оба встали, потянулись и одновременно сказали:

— Страшновато получается. — Потом курчавый добавил:

— Завтра в восемь, как обычно?

— Надо выспаться, завтра длинный день. Давай в восемь пятнадцать. Как всегда.

Следующий сон был мне совершенно необходим, для того чтобы хоть немножко продвинуться вперед и понять, что же всё-таки происходит? Это было совершенно секретное (не было, нет и не будет никогда) совещание за круглым столом лучших шпионов-практиков последних 20–30 лет с участием более чем авторитетного представителя политического руководства. Мне это совещание показали с той единственной целью, чтобы я, не дай Бог, не пошел единственно правильным путем и случайно не приоткрыл карты, что могло сорвать операцию и привести к непредсказуемым последствиям. Сначала я не понял, зачем мне показывают это совещание, если хотят сохранить всё в тайне до поры до времени. Всю ночь я маялся в недоумении и только под утро, увидав, как хитро переглянулись два самых старых, но всё ещё моложавых генерала, а потом «политический руководитель», тоже сильно немолодой, замахал испуганно руками вошедшему без стука помощнику, расслабился и позволил себе спокойно проснуться: никому не нужное совещание старичков имело единственную цель: выбросить наружу дезинформацию. Я обиделся за такое неуважение к моей работе, а потом подумал: «На кого? И зачем обижаться на людей, которые делают свою работу, пусть даже не очень хорошо?».

На рыночной площади было просто кафе и два кафе-мороженое. Дани пришел на 20 минут раньше, сел в полупустом кафе лицом к площади, заказал кофе, стакан холодной воды, достал из кармана небольшую книжечку стихов Бродского и расслабился. Дани родился и до 20 лет жил в Петербурге, прекрасно знал русский и любил Бродского. Кроме того, по каким-то ему самому не до конца понятным соображениям, он хотел продемонстрировать «им» — он и сам пока не знал, кто это «они» — свое российское происхождение. Потому что просто хорошее знание русского языка совершенно недостаточно для чтения Бродского. Будний день, ещё совсем светло, народу немного.

«Ого!» — Дани сам себе не поверил: за соседним столиком устроился дон Педро. Дани перевернул страницу, улыбнулся Бродскому и насторожился. Актер был только-только разгримирован и выглядел усталым и отрешенным. Скверно выглядел, опустошенно. Заказал салат, пиццу и зеленый чай, закрыл глаза; но не дремал, а всё время ерзал, устраивался поудобнее, еще удобнее. Открывал глаза, поднимал голову, смотрел по сторонам, но явно не очень понимал, что его окружает. Заметил Дани и насторожился. Встряхнулся, усмехнулся и вдруг пересел за столик Дани:

— Вам от меня что-то нужно? — спросил он без обиняков по-испански.

— Как вы догадались, что я говорю по-испански?

— Не знаю. Предпочитаете английский?

— Мой родной язык — русский. Но вы по-русски не говорите. А испанский, английский, немецкий — мне всё равно.

— Немецкий или идиш? — неожиданно спросил актер.