Очаровательный повеса - Элизабет Хойт

театр, ни разрушить, ни взорвать, я решил все сделать сам. Когда Харт вернется, полицейские найдут твой труп, причем все улики будут указывать как раз на Харта. Возможно, он невероятно удачлив, но даже ему не удастся избежать виселицы за убийство сестры герцога.

Эва несколько секунд с удивлением смотрела на Хэмпстона, потом фыркнула.

– Вы сошли с ума? Никто в это не поверит! Зачем мистеру Харту меня убивать?

– Ну, для начала, они найдут орудие убийства – его нож для вскрытия писем, – сообщил он и взял со стола Асы нож в форме кинжала, довольно-таки острый. – А зачем?.. Мои шпионы донесли, что по меньшей мере две ночи он провел в твоем доме. – Он ухмыльнулся. – Как только это станет известно, полагаю, все поверят, что он убил тебя из ревности, например, в пылу любовной ссоры.

Хотя снаружи хижина вид имела весьма жалкий, внутри обнаружился великолепный зал с мраморным полом и золотыми стенами, а в самом центре стояла дама, красивее которой Дав еще не доводилось видеть.

Эрик передал ей мешки, но когда колдунья открыла их, салат стал тонким шелком, желуди – сверкающими изумрудами, а грибы – великолепными духами.

Колдунья одобрительно улыбнулась, но тут заметила Дав.

«Кто эта девочка и зачем ты привел ее ко мне, мой любимый Эрик?»

Аса услышал крик Эвы, едва вошел в театр. Фогель и Маклиш следовали за ним по пятам. На полпути к дому герцога Уэйкфилда Олдман признался, что Хэмпстон никогда не покидал Лондон, к тому же назначил ему встречу как раз сегодня и в театре.

Аса немедленно приказал повернуть экипаж обратно. Когда бежал к своему кабинету, его все больше охватывало ощущение дежавю, особенно когда обнаружил двух танцовщиц, которые барабанили в дверь его кабинета.

– Заперто! – объявила Полли, и тут же раздался крик Эвы.

На сей раз Аса не стал терять время и возиться с дверью, а сразу завернул за угол, где Маклиш показал ему скрытую дверь в стене, и без особых усилий выбил ее ногой. Когда, весь осыпанный штукатуркой и щепками, Аса ворвался в кабинет, Эва стояла возле стола, склонившись над Генри. Ее щека была в крови, а от собаки исходило жуткое рычание.

У Асы остановилось сердце. Он рванулся к собаке и хотел было оттащить ее подальше от Эвы, но она схватила его за руки, воскликнув:

– Нет! Это не Генри.

Аса опешил: «Тогда кто же, если не собака?» – и посмотрел, куда она показывала.

На полу лежал Хэмпстон и стонал.

– Он ударил собаку ножом, – сквозь слезы проговорила Эва. – Хотел убить меня, но Генри не дал.

Аса, приглядевшись, увидел у пса на боку кровь. Пес негромко взвизгнул, когда он осторожно уложил его на пол, чтобы осмотреть рану.

Хэмпстон воспользовался ситуацией и метнулся к ножу, который валялся на полу, но Эва – тихая серьезная Эва – наступила ему на руку. Он взвыл и тут же получил ощутимый удар в челюсть от Асы, рухнул и больше не шевелился.

Эва прижала руки к щекам, и Аса увидел, что пальцы у нее тоже в крови, но, скорее всего, собачьей.

– Ты убил его? Теперь тебе придется покинуть страну!

Она разрыдалась, но Аса обнял ее и успокоил:

– Тише. Никому никуда не надо уезжать. Этот подонок жив, о чем я несказанно сожалею.

– А как же Генри? – Эва бросилась к собаке.

Пес при звуке ее голоса тихонько взвыл и стукнул хвостом по полу.

– Я думаю, лезвие прошло по касательной, – сказал Аса, осмотрев собаку. – Порез неглубокий, так что пес быстро поправится.

– Слава богу! – с облегчением выдохнула Эва. – Как ты вовремя!

– Благодарение Господу, ты в порядке, – с чувством проговорил Аса и крепко ее обнял.

Неделей позже Эва увидела, как Жан-Мари поднял поврежденную руку над головой, и движение явно не причинило ему боли. Это ее очень обрадовало.

– Слава богу, твое плечо в полном порядке, – сказала она верному защитнику.

– Я тоже рад, дружочек, – одарил ее белозубой улыбкой лакей.

Они сидели в ее гостиной после целого дня хлопот в «Хартс-Фолли». Жан-Мари расположился на диванчике, а Эва – в кресле. Аса остался в парке. Открытие было назначено на завтра, и когда она, совершенно вымотанная, собиралась уходить, он продолжал отдавать распоряжения садовникам, рабочим и служащим театра, причем одновременно. Она не сомневалась, что он придет, как только сочтет, что все готово к открытию.

После происшествия с Хэмпстоном Аса все ночи проводил в ее постели. Их свидания были наполнены страстью и нежностью, но ни он, ни она не заговаривали о любви.

Эва опустила глаза на свои руки. На пальце сверкало опаловое колечко, подаренное Вэлом.

– Я думала…

– О чем, моя маленькая? – спросил Жан-Мари, склонив голову к плечу.

Она вздохнула и выпрямилась.

– Я решила отправиться на континент и разыскать Вэла. Кто-то должен объяснить ему, что так жить нельзя: шантаж не лучший способ общения с людьми. Раньше я всего боялась, и он меня не слушал. Возможно, не станет и сейчас, но я должна хотя бы попытаться.

Жан-Мари кивнул.

– Мудрое решение, малышка. Я горжусь тобой.

Эва почувствовала, что краснеет: мнение верного друга и защитника всегда было очень важно для нее.

– Спасибо.

– Но, боюсь, дорогая, я не смогу сопровождать тебя, – чернокожий гигант грустно улыбнулся.

– Почему? – удивилась Эва.

– Пора, я думаю, нам расстаться: мы ведь с тобой вместе уже давно.

– Больше десяти лет, – прошептала Эва.

– Совершенно верно, – кивнул Жан-Мари. – Помнишь, как тебя постоянно преследовали кошмары? Вот тогда я был тебе действительно нужен.

Эва вздрогнула: действительно, многие годы она боялась собственной тени.

– Да.

– А теперь все в порядке, правда? – по-отечески тепло улыбнулся ей друг.

– Да, в последнее время ничего не снится, – призналась Эва.

– Вот и хорошо. Но самое главное – у тебя появился мужчина: ты наконец перестала бояться. Даже если тебя и начнут мучить кошмары, ты с ними справишься сама, без меня. Поверь, дорогая, я тебе больше не нужен, да и защитник у тебя есть.

Сначала Эва хотела было заспорить: Жан-Мари так долго был рядом, защищал, поддерживал ее, – но потом поняла, что он прав: она в нем больше не нуждается.

Эва задумчиво посмотрела на старого друга.

– Возможно, ты прав, но я очень хочу, чтобы ты был рядом.

– Ах, малышка, я очень рад, что мы так подружились, но есть женщина, которая, уж прости, занимает более важное место в моем сердце. Моя Тесс.

Разумеется, Тесс была ближе Жану-Мари: Эва знала, что так