Крах всего святого (СИ) - Попов Илья В.

     – Меня послал один человек… чье имя я назвать не могу, так как и сам его не знаю, – чуть замявшись, произнес парень. – Я выполняю для него разные мелкие поручения, кои мне передает один мой знакомый корчмарь, а тот получает их от одного из своих завсегдатаев; и будьте уверены, мы двое – лишь одни из мелких звеньев длинной цепи. Но господин этот – весьма могущественен и ведает многим, что происходит в королевстве.

     – А не в западню ли ты нас заманить пытаешься, дружок? – Дидьен сузил глаза, поневоле высказав вслух опасения Роланда.

     – Понимаю ваши подозрения, господин, – чуть побледнел парень и засунул руку за пазуху, – и глупо было бы думать, что вы сходу доверитесь первому встречному. Но у меня есть кое-что, что может подтвердить мои слова.

      Вытащив небольшой запечатанный футляр, обитый кожей, он протянул руку – тщательно осмотрев печать, Лефевр аккуратно сбил ее, вынул свернутый в трубочку пергамент, откинулся на спинку стула и погрузился в чтение; через несколько мгновений он аккуратно свернул бумагу, спрятал ее обратно и произнес:

     – Боюсь, все, что принес нам этот юноша – правда. Это, – он постучал указательным пальцем по футляру, – указ, подписанный рукой Русси, объявляющий Мечей и всех, кто смеет выказать им поддержку врагами короны и предателями.

     – Прошу прощения, – гонец неуклюже переминался с ноги на ногу, почесывая заросший подбородок, – я на ногах с рассвета до рассвета и еще полдня…

     – Ступай, – отмахнулся Лефевр, – скажи снаружи, что моим словом тебе предоставлена еда, постель и ванна.

     Отвесив быстрый неуклюжий поклон, парень выбрался наружу, а в шатре вновь повисло долгое, напряженное молчание. Все они обменивались друг с другом взглядами, словно выжидая, кто первый произнесет хоть слово, и вот, наконец, Дидьен не выдержал:

     – Так если все это правда, это значит…

     – Это значит – война!

     Выплюнув эту фразу – признаться, Роланд никогда боле и после не слышал, чтобы во всего трех словах слышалась такая ненависть; каждый слог бил, точно молот и разил, словно лезвие – Арлет поднялась на ноги и выхватила из расписных ножен, висящих у нее на поясе, кривой кинжал. Один миг, блеск лезвия – и ее толстая коса, извиваясь змеей, упала на пол.

     – Немыслимо, – пробормотал Гаспард, глядя прямо перед собой, пока Алан мерил герцогиню удивленным, но заинтересованным взглядом, который, признаться, вызвал в Роланде немного раздражения. – Моро решил уничтожить орден? Но… почему? Мы же всегда…

     – Да потому что ему корона темечко сдавила, да так, что последние иссохшие мозги из ушей прыснули, – пробасил Дидьен и схаркнул на землю. – Так что я поддержу Арлет – пора показать старику, кто он есть на самом деле.

     – Согласен, – голос Гаспарда звенел от переполнявшего его возмущения. – Господин Моро перешел все мыслимые и немыслимые границы. Я клянусь перед лицом богов, что не только я – но и каждый Святой Меч – не найдет покоя в этой жизни, пока великий магистр не будет отомщен. Орден всегда старался держаться в стороне от подобных распрей – но, видимо, пришла пора пойти против устоев.

     – Что ж, хотя моего голоса пока никто и не спрашивал, однако я уже в меньшинстве, так что, по сути, решает он немногое, – сказал Алан, скрестив руки на груди и окинув взглядом прочих. – Позвольте кое-что узнать. Допустим, мы ввяжемся в войну против Моро. Допустим, мы даже ее выиграем – хоть я бы и не поставил на это и простака – но кто же в таком случае займет престол?

     – Последний, кто останется в живых, – буркнул Дидьен.

     Несколько мгновений они все молчали, глядя на маршала, который в ответ лишь пожал плечами, но вот Гаспард вдруг разразился неровным нервным смехом, следом за ним улыбнулась Арлет, да и Лефевр выдавил кислую улыбку; каждый из них понимал, что, не смотря на этот короткий миг веселья – пускай и довольно вымученный, но чуть сбавивший напряженную атмосферу – Ру был как никогда прав. Если Матиас решился поднять мечи против ордена, то что уж говорить про союзников его главного врага – более о перемирии или хотя бы переговорах речи быть не могло; они либо победят, либо лягут в могилы.

     – Мне нужно переговорить с моими людьми, – произнесла Арлет, поднимаясь на ноги. – Но не прощаюсь – дайте мне немного времени и я вернусь, дабы обсудить планы наших дальнейших действий. Господин Монт, можно вас на пару слов?

     Роланд кивнул – быть может чересчур быстро и слишком охотно – и они вышли из шатра, оставив в нем переговаривающихся мужчин. При виде герцогини, одна из ее служанок бросилась к ней и всплеснула руками:

     – Госпожа! Ваши прекрасные волосы! Что вы с ними...

     – Не причитай, Жорефин, – поморщилась Гарсот. – В ближайшем будущем они будут лишь помехой. Если мы выживем – отращу заново. А если проиграем… волосы мне уже не понадобятся.

     Раздав указания солдатам и отослав слуг, Арлет отозвала Роланда в тень раскидистого дерева, чьи ветви почти касались земли; а потом внезапно протянула руку и подушечками пальцев дотронулась до его кисти – прикосновение длилось лишь краткий миг, но по спине Роланда тотчас пробежала кавалькада мурашек, а сердце забилось так сильно, что казалось, все вокруг могли услышать его стук.

     – Я должна быть тут, вместе со своими людьми, – тихо проговорила Арлет, и только сейчас Роланд увидел, как сильно осунулось ее лицо, став еще острее, чем обычно; как дрожат ее губы, а под глазами нарисовалось два огромных темных круга. Перед ним стояла не столь знаменитая Валлонская Орлица, сколь просто усталая женщина, которая за такой короткий срок успела испытать так много боли. И как бы она не пыталась держаться, но Роланд прекрасно понимал, чего ей это стоит. – Я не имею права рисковать ими, как и победой в еще не начавшейся кампании. Даже ради спасения собственного сына, но… Сначала – Нель. Потом – Амадиу. Если я потеряю еще и Маркела…

     Она вдруг резко отвернулась, уткнувшись лбом в облетевшую кору и обняв себя руками, и плечи ее принялись мелко-мелко подрагивать; признаться, Роланд не знал, что ошарашило его больше – все то, что он успел узнать за столь короткое время или же вид плачущей Арлет.

     Он видел ее разной – пляшущей во время празднества, когда распущенные волосы герцогини сверкали золотом под светом ламп, глаза блестели от вина и веселья, а щеки покрывал легкий багрянец; задумчивой и грустной, как, к примеру, в тот день, когда ей донесли о смерти мужа – отпустив гонцов, она еще долго сидела в окне, теребя собственную косу и смотря вдаль, точно надеясь, что весть о гибели Неля окажется какой-то ошибкой и на горизонте вот-вот появятся знакомые знамена. Не удивился бы Роланд, увидав и ярость Орлицы, которая когда-то разнесла в пух и прах собственные покои, узнав о том, что Лоренс под напором Матиаса и Неля все же решился развязать войну с визрийцами, и вскоре последний покинет дом. Как оказалось – навсегда.