Ольга Токарчук - Последние истории

— Перед вами величайший маг островов Южно-Китайского моря. Кто не верит, тот сейчас сам убедится, — воскликнул он.

Мальчик в ответ взмахнул пелериной и извлек неведомо откуда ворох ярких платков, которые театрально, один за другим опустились на песок. Тогда Киш заглянул ему в ухо, и в руке у фокусника оказался белый шарик.

— Любой уважающий себя маг носит в ушах уйму шариков, — сказал Киш, и австралиец громко засмеялся, — любой умеет творить нечто из ничего и превращать ничто в нечто.

Он положил мячик на стол перед мальчиком. Тот прикрыл его кружкой.

— Где шарик? — спросил Киш; голос его прозвучал пискляво.

— Под кружкой спрятан, — отозвался из зала Майк.

Мальчик быстро поднял кружку — шарика, разумеется, там уже не было. Ему громко зааплодировали. Потом он показывал фокусы со связанными платками, с узлами, распускавшимися волшебным образом, извлекал яйца из цилиндра или карманов Киша.

Майя успокоилась.

Один из официантов, тот, которого сын когда-то спрашивал про «Макдоналдс», выбрал карту, которую затем вернули в колоду. Мальчик подошел к зрителям в первом ряду и попросил Майю и подругу австралийца перетасовать карты. Матери он заговорщицки подмигнул. Сделал над колодой несколько пассов и безошибочно вытянул загаданную официантом карту. Снова раздались аплодисменты. Мальчик показал еще несколько фокусов в таком роде. Киш отошел в тень и теперь стоял, прислонившись к деревянному столбику, скрестив на груди руки. В темноте его лицо выглядело лишь более светлым пятном.

Показанного вполне хватило бы на приличный сеанс магии. Зрители начали хлопать, но оказалось, это еще не конец. Киш вынырнул из тени, и по его знаку ассистент установил в центре круга длинный ящик из толстого картона, по форме напоминавший гроб.

— А теперь, господа, апофеоз искусства чернокнижия. Наш юный коллега покажет свое истинное мастерство. Такое не каждому под силу, так что прошу затаить дыхание.

Ящик заслонили занавесом из блестящей синей материи, концы которого придерживали мальчик и ассистент. Киш скрылся за ним. Спустя мгновение занавес поднялся. С одной стороны коробки торчала голова, с другой — обутые в лакированные туфли ступни Киша. Мальчик взял поданную ассистентом блестящую пилу, изобразил минутное колебание и принялся распиливать ящик пополам. Киш строил гротескные рожи, вращал глазами, наконец вскрикнул, высунул язык и замер. В заднем ряду нервно захихикал замурзанный ребенок. Из-под острия пилы, уже коснувшейся земли, стекла на песок красная струйка.

Мальчик, видимо, ждал аплодисментов, но раздались только неуверенные покашливания. Ассистент — нетвердо стоявший на ногах, но веселый — проворно накрыл коробку тканью; мальчик сделал над ней несколько волшебных пассов. И когда занавес поднялся, улыбающийся Киш воскрес. Теперь зрители захлопали, и вся троица стала кланяться с нарочитой театральной грациозностью. Когда они покинули сцену, там еще мгновение оставалось круглое яркое пятно; потом Майк выключил прожектор.

Майя испытала облегчение, что все закончилось.

Потом был торжественный ужин. По случаю праздника даже беженцы присоединились к остальным гостям. Правда, они сидели за отдельным столом; дети ручками таскали лакомые куски.

Мальчик неохотно снял пелерину и сидел теперь рядом с матерью, делая вид, что ест. Его поздравляли, похлопывали по плечу. Сын взглянул на Майю с торжеством победителя. Ковыряя вилкой в рисе, мысленно он явно повторял магические действия: вот в пустой ладони появляется шарик, вот воссоединяются куски разрезанной веревки, а вот связываются воедино разбросанные платки. Он видит это по-другому, изнутри — там все выглядит иначе. Этот урок мальчик усвоил: существуют две истины — то, что есть, и то, что нам кажется.

Майк принес еще вдоволь банок легкого пива, а австралиец попросил шампанского. Устроили фейерверк.

От фокусов разговор постепенно перешел к другим сюжетам — наступил Год Деревянной Обезьяны. Подобно этому животному, он будет странным и непредсказуемым. Майя встала и подошла к Кишу, который снова забился в свое кресло, как перед выступлением: ноги в лакированных туфлях, неподвижные ладони на подлокотниках.

— Мне тоже пора, — сказал фокусник.

Они попрощались, не подходя друг к другу: она стояла, он сидел. Майя помахала рукой. И отошла. Потом к Кишу приблизился сын. Краем глаза Майя видела, что они обменялись несколькими фразами. Слов она не разобрала. Только заметила, как Киш наклонился к мальчику и нежно поцеловал его в лоб. Мать вздрогнула и почувствовала, как у нее закипает кровь. Но сдержалась и взяла сына за руку. Они вернулись наверх. Майя долго мылила его и оттирала под душем.

— Оставь меня в покое, ты что, спятила? — протестовал мальчик, а потом расплакался, словно боялся, как бы вся его волшебная сила не уплыла вместе с водой.

Майя медленно и тщательно паковала рюкзаки. Одежду сворачивала в рулоны — так она занимает меньше места. Разложила на столике паспорта, свидетельства о прививках, расписание рейсов, пачку банкнот в трех валютах, кредитные карты и прочие мелочи. Сунула в карманы рюкзака несколько красивых раковин — контрабанда — и пару отполированных океаном кусочков светлого дерева. Мальчик с сожалением перебирал свою коллекцию раковин. Он решил отнести их на пляж.

Когда сын заснул, она поставила рюкзаки у порога и вышла с книгой на террасу. Села, вытянула ноги, закурила. Вдалеке была видна фигурка Майка — хозяин гасил свет. Домики притаились в тропической чаще — убежища маленьких, беззащитных человеческих тел, растворяющихся во сне.

Майя открыла книгу. Читала она невнимательно, и в конце концов северный холодный город стал таять. Сначала он умолк — трамваи двигались бесшумно, номера их смазывались, не слышался больше влажный звук шагов на сверкающей от дождевых капель мостовой, шум проезжающих по улицам машин, безмолвствовали колокольчики над дверями магазинов. Стрелки часов на башнях немо двигались по кругу.

Потом начали стираться детали, мельчайшие и, пожалуй, не столь существенные: цепочка — символическое ограждение газона, — годившаяся скорее для бижутерии, деревянные рамы витрин и ценники на товарах, железные парапеты балконов с пятнами ржавчины, занавески на окнах, провода, соединяющие дома с лесом антенн. Растворялись во влажном воздухе крыши и колокольни. Под порывами мокрого ветра город делался хрупким, рассыпался, словно пугливая мозаика из микроскопических пикселей, а из-под него все явственнее просвечивала еще плохо различимая, но уже знакомая, почти статичная картинка морского дна, колонии актиний, незаметно пульсирующих в такт морским течениям, и одиноких ежей с их сине-черным глазом, неподвижно уставившимся в несуществующее небо.

Чистый невинный край, место, свободное от мыслей, людей, воспоминаний. Край, где царят простые законы, не требующие понимания, где время есть волна — рождающаяся и исчезающая.

Обитатели его в полной безопасности.

Очень рано, до завтрака, закончив сборы, они пошли на пляж. Оттуда Майя увидела какую-то суету возле домика Киша. Там были Майк, тот ассистент и двое незнакомцев. У мола покачивалась моторка. Чуть погодя молодой ассистент и другой мужчина вынесли тело Киша и стали спускаться с ним по дорожке вниз, где под пальмовой крышей ресторана ждали носилки. Они тащили фокусника, поддерживая под мышки и за колени. Издалека Майя только разглядела, что на нем все та же черная, наглухо застегнутая одежда.

Она медленно повернула голову и поискала глазами сына — тот ничего не заметил. Он сидел на корточках возле своей коллекции раковин и выбирал самые красивые, чтобы бросить обратно в море.

Майя подошла к мальчику — спокойная, расслабленная, с чувством неожиданной легкости, почти счастливая, и села рядом, заслонив неприятную картину. Пальцем принялась рисовать на песке узоры, и они с сыном долго укладывали в эти сложные округлые фигуры ракушки — пока Киш не исчез.

Спустя два часа, загружаясь в моторку, они увидели, как прилив подступает к их мандалам. Истосковавшиеся раковины возвращались в море.

Сначала они пристали к материку, потом много часов ехали через джунгли. В сумерках мальчик устал и заснул, положив голову матери на плечо.

Майя видела, как свет фар автобуса перемещается по нагретому асфальту и открывает полукруг подвижной сцены, убегающей вперед, в темноту, в беспокойных поисках своего актера. С приближением города световое пятно бледнело, а потом и вовсе растворилось в зареве аэропорта.

Свободные комнаты (нем.). (Здесь и далее — прим. перев.)

Килимы — украинские, молдавские, болгарские шерстяные безворсовые ковры ручной работы с геометрическими или цветочными узорами.