Владимир Петров - Черемша

Кирьяныч принялся было жаловаться, про суставную ломоту рассказывать, однако Корытин быстренько захлопнул ему рот, постучал по носу постовой ведомостью:

"Честь оказана — надо понимать! Ожидается ночная поверка караула со стороны высокого начальства".

Гошка смотрел на Корытина, который вразвалку, осадисто прохаживался перед строем, и почему-то вспоминал вороного жеребца Бартыша — из всей конюшни, из всего "конского состава" Гошка не любил только его. Да и как было любить этого аргамака, когда он начинён был рысьей хитростью и звериной злобой: брал из рук сахар и тут же кусал. А то лягал исподтишка, не предупреждая фырканьем, как делали другие жеребцы.

А ведь этот может лягнуть под самое дыхало, беспокойно подумал Гошка, косясь на Корытина, вон, глаз-то как у Бартыша: угольный, с кровяным отливом. Неспроста добренький сегодня. То кулак вечно совал, а то на лучший пост выдвинул…

Корытин о чём-то говорил со "стариками" на левом фланге, недовольно сопел в бороду, потом резко повернулся к Гошке:

— Ну, а ты, Полторанин, как думаешь? Какие твои будут действия?

Гошка замешкался — вопрос-то прослушал. На всякий случай сказал:

— Я — как положено. Как гласит инструкция.

— А как она гласит?

А чёрт его знает… В ней вон поболе двадцати листиков — затёртых, засаленных, захватанных. Поди в ней разберись…

— Это смотря по обстановке, — твёрдо сказал Гошка.

— Дурак! — выругался Корытин. — Стоишь на разводе, а сам ворон ловишь. А ну расскажи обязанности часового!

Это Гошка знал: отчеканил, отчитал, как по писаному.

Однако Корытин всё не отходил от него, придирчиво приглядывался, буравил прищуренными глазами. Гошка осторожно тянул носом, удивлялся: гляди-ка, совсем тверёзый! Знать, и вправду нынче начальство на поверку пожалует. А какое начальство? Ведь выше Шилова в Черемше начальства нет, а Корытин с ним в приятелях ходит: не ему бояться Шилова. К чему же тогда этот шум, вопли-сопли насчёт бдительности и марафету? Интересно…

Весь вечер, находясь в составе бодрствующей смены, Гошка ощущал какую-то непонятную встревоженность, словно бы ещё днём не успел или забыл сделать очень важное дело. И никак не мог отделаться от этого постоянного беспокойства, озабоченности. Что бы ни делал, всё валилось из рук: подметал караулку — мусор не в то ведро высыпал, разлил на полу керосин, заправляя резервные лампы. Караульный начальник Корытин, и конце концов, его отругал и велел ложиться спать перед заступлением на пост.

Прикрывшись на нарах брезентовым плащом, Гошка попытался заснуть, но вскоре понял, что ничего из этого не выйдет. А наблюдая за необычно деятельным Корытиным, неожиданно для себя сообразил: вся его взбудораженность идёт от карнача. Корытин был сегодня просто не похожим на самого себя: суетился, то и дело глядел на часы, зачем-то часто выходил на крыльцо. Неужели он с таким нетерпением ожидает поверяющего?

Потом Корытин и вовсе озадачил. Во-первых, под полой его синей стёганой фуфайки, перехваченной ремнём, Гошка заметил чехол охотничьего ножа. Ну это ещё можно было как-то объяснить: завзятый охотник всегда при ноже, иной вон и за столом хлеб режет охотничьим тесаком — для собственного удовольствия.

Но вот то, что случилось позднее, заставило Гошку съёжиться под плащом: почистив и смазав наган, Корытин отпер железный ящик с резервными боеприпасами, долго рылся там, пересчитывал обоймы. Потом хлопнул крышкой, незаметно сунул за пазуху холщовый мешок с запасными наганными патронами — Гошка хорошо знал этот мешочек, его каждый раз при смене караула фиксировали по описи. Зачем он понадобился Корытину?

Выпрямившись, Корытин внимательно оглядел спящих караульных (Гошке сразу сделалось жарко под накрытым с головой плащом). Приглушённо кашлянул и опять вышел на крыльцо. Гошка прислушался: может, там, во дворе, кто-нибудь ждёт его? Нет, вроде бы тихо, никаких посторонних шагов…

Гошка лежал, прислушиваясь к замиранию, заячьей стукоте сердца, и вспоминал разговор с председателем Вахрамеевым. "Подозревать не умею. Это как?" — "Под сомнение брать, ежели не натурально" — "А ежели натурально?" — "Ещё раз проверь, на глаза не надейся. Вот вода мокрая — а ты пальцем попробуй. Удостоверься". Ишь ты, всё ему подавай натуральное, а у самого усы не настоящие, будто в клубной гримировочной приклеены — так и хочется дёрнуть, попробовать.

Но ведь мешочек-то холщовый перекочевал за пазуху Корытина… Не в тир же он стрелять собрался на ночь глядя? А куда собрался? Может, спросить?

Любопытной Варваре нос оторвали. Это — Варваре. А другому, глядишь, могут и голову оторвать. Запросто.

Пойти, пожалуй, покурить в коридор, всё равно уже десятый час, скоро заступать на пост.

Гошка поднялся, осторожно, из-за косяка заглянул в окно: Корытин стоял на освещённом крылечке, крепко вцепившись в перила, глядел куда-то вверх — на Золотуху, а может быть, на бегущие тучи, гадал: будет ли дождь?

Будет, подумал Гошка, однако не раньше, чем к рассвету. Ежели с вечера побрызгал и не пошёл, значит, жди только утреннего дождя. Дедова примета — верная.

Над плотиной уж начинал тянуть полуночный "свежак", когда Гошка принял пост. В студёном ветерке начисто отсутствовали запахи, и это потому, что шёл он с белков, где даже в середине лета были лишь серые пустынные скалы да редкие оселки подтаявшего снега. И всё-таки "свежак" бодрил, приятно просветлял глаза, вдыхать его было легко — он будто сам вливался в лёгкие первозданной родниковой чистотой.

Гошка дважды прошёлся по плотине, поглядел в сторону караулки: там сменившиеся часовые разряжали на освещённой площадке оружие, подумал и решительно зашёл в будку. Покрутил ручку телефона, попросил соединить с квартирой Вахрамеева.

Председатель, видно, не спал ещё, голос был бодрый.

— Это говорит Полторанин. Ага, тот самый. Так можно мне завтра прийти к вам по строительному делу?

— Насчёт участка?

— Ага. Решил строиться.

Это был условный разговор, который придумал Вахрамеев. Для председателя он означал "боевую тревогу" и, следовательно, бессонную ночь. А что он будет делать, когда и какие предпримет меры — Полторанина это уже не касалось. Ему так и сказано было: "Позвони, а дальше — гляди в оба. Вот и всё".

Может, он напрасно всполошил человека? Ведь тот же Вахрамеев предупредил: "Попусту панику не подымай". А как тут проверишь: напрасно или по делу? Не полезешь же за пазухой шарить у Корытина, это всё равно что медведя на щекотку пробовать…

Ладно, ничего страшного не случится, если председатель ночь не доспит. Вон у самого Гошки сколько их, таких ночей, уже набралось.

Прошёл час, пошёл другой — всё было тихо, спокойно. Замедлили бег тучи, уже не клубились, как вечером, а лениво расползались в стороны от Золотухи, освобождая над левым её гребнем чистое местечко для рогатого заходящего месяца. Ущербный, подумал Гошка, стало быть, скоро навалится падера. Да и время уже — осень подходит.

Запахло тиной из-под бьефа, зашлёпали о бетой волны — нагнал-таки ряби "свежак". У караульного причала послышался шум шагов, потом взревел мотор: вот это, наверно, и появился поверяющий. Начнут, поди, с дальнего поста.

Однако моторка описала полукруг, явно направляясь сначала к плотине. Гошка включил лампу-фару, повернул головку, направляя луч вниз, на воду. В освещённой лодке сидели двое: Корытин, а за рулём поверяющий — товарищ Шилов. (Чего это он за руль уселся? Обычно моторкой управлял сам Корытин).

Карнач помахал рукой, сделал знак: дескать, сейчас идём к острому, а потом сюда. Бодрствуй и будь готов. Гошка молодцевато пристукнул прикладом (мы всегда начеку!) и выключил прожектор.

Дальше всё тоже было по-обычному: на острове Кирьяныч осветил поверяющих, затем дважды мигнул красный сигнал — "идёт поверка поста" — и островок опять пропал в темноте.

Гошка начал беспокоиться: что-то долго они там копаются, уже минут двадцать прошло. Не взялись ли экзаменовать старика, а может, моторка не заводится? С ней такое бывает: барахляный мотор. Наконец, помигал красный фонарик — "всё в порядке".

И тут Гошку ни с того ни с сего начал колотить озноб. Он вдруг представил себе, как от самой воды, из чёрной пугающей пустоты поднимается по железной лесенке кряжистый бородатый Корытин, у которого под ватником отточенный медвежий нож.

"Начальник караула, ко мне, остальные — на месте!" Вот он и идёт к тебе, приближается, нацелив налитый кровью глаз. Да ещё ощерится: "Ты меня зовёшь — вот он я".

Потом возьмёт и скажет: "Опусти ружьё, не мандражируй! И стой смирно." Будешь стоять, куда же денешься…

А моторка между тем стрекотала в стороне от острова. Ага, причалила к противоположному концу плотины — зачем бы это? Кажется, кто-то высадился. Вылез на гребень и направился сюда.

Что это за выкрутасы, и почему лодка снова ушла во тьму, в сторону острова?