Оксана Обухова - Рефлекс убийцы

Вступительную речь, что удивительно, держали не родственники, а генеральный директор Кожевников, придавший лицу проникновенное выражение.

О чем он говорил, Надежда Прохоровна не расслышала, но вдова всплакнула. Недолго. Сын покойного тихонько сжал ее напряженные пальцы, унизанные перстнями, вдова медленно, в несколько глотков, выпила водки из изящной хрустальной рюмки и чинно закусили осетриной.

Больше никаких слез за поминальным столом Надежда Прохоровна не увидела. Все пили, ели, говорили речи; за окном совеем стемнело, предупредительный официант включил над бабушкой-вязальщицей дополнительное освещение… Культурные поминки подходили к эпилогу, генеральный директор Богдан Игнатьевич снова встал. Протянул руку с зажатой рюмкой в сторону портрета Махлакова…

Мимо бабы Нади пробежала озабоченная администраторша Александра. Быстро подошла к вдове, шепнула что-то той на ухо…

Римма Игоревна поставила на стол наполненную рюмку и так недоуменно посмотрела на вытянувшуюся рядом Александру, словно администраторша объявила ей о приходе восставшего из гроба Сергея Федоровича. С венками и букетами из четного количества цветов. Александра пожала плечами: мол, а я тут при чем? Наклонилась снова…

— Господа!.. — напряженно и звонко прозвучал голос вдовы. — Мне только что сообщили…

О чем только что сообщили мадам Махлаковой, Надежда Прохоровна не расслышала. Точнее, расслышала кое-что, но не слишком поверила ушам.

Гости недолго о чем-то посовещались, сообщили о своем решении Александре — та быстро пробежала мимо бабы Нади в обратную сторону — Кожевников таки произнес скомканную появлением администраторши речь… Не чокаясь, приняли по последней и, шумно переговариваясь, встали из-за стола.

Надежда Прохоровна погибала от любопытства в своем кресле. Вытягивала шею, прислушивалась…

Из гостиной, прижимая к мягкой груди остроухую собаку, вышла Генриетта Константиновна. Мужчины (кроме заспешившего к своему номеру Минкина) отправились в курительную комнату, за ними следом плавно заскользила Аделаида. Анна осталась задумчиво сидеть на диване в гостиной, где бригада официантов резво убирала приборы и расставляли столики в привычном разрозненном порядке. Генриетта Константиновна подошла к бабушке Губкиной, села в соседнее кресло и, доверительно склонившись над подлокотником, сказала:

— Представляете, Надежда Прохоровна, к нам фокусник приехал.

Непонятно, что больше удивило бабу Надю — факт приезда циркача на похороны или то, что Разольская так лихо, с одного раза, запомнила ее имя-отчество. Обычно богатенькие дамочки имена бабушек-вязальщиц забывают через пять секунд. Если, конечно, те неожиданно не подсовывают им визиток, извлеченных из мотков козьей пряжи.

— Фокусник? — переспросила она с интересом. — У вас же, как я догадалась, поминки?

— Да! — пораженная несовместимостью событий, развеселилась Разольская. — У пас — поминки. Но, — опять склонилась ближе к бабе Наде, — судьба распорядилась жестоко…

Несколько минут Генриетта Константиновна посвящала Надежду Прохоровну в известную той суть сегодняшнего мероприятия: должны были отметить день рождения, а получились похороны…

— …И вот я думаю, Надежда Прохоровна, Сережа заказал приезд фокусника на день рождения, того никто не удосужился предупредить об отмене торжества, артист приехал… Казус, казус.

— И что вы будете делать? Назад его отошлете?

— Коллегиально было решено — оставить все как есть, — поднимая брови, сказала Разольская. — Может быть, — растопыренные пальчики в черных перчатках поднялись вверх, указывая на Небеса (притиснутый плотнее локтем Арно обиженно заворчал), — там так решили? Может быть, это последний привет от Сереженьки? — Сделала мину еще более постной и доверительно спросила: — Как вы думаете?

Надежда Прохоровна немного напоказ задумалась. Если вспомнить о гармони на Васиных похоронах… Все в лучших российских традициях: «Хоронили тещу, порвали два баяна».

— Думаю, в обиде он не будет, — сказала честно.

— И мы так решили, — удовлетворенно кивнула Разольская. — Если уж случилось, таков перст судьбы. — Достала из-под мышки коричневую собачонку, подержала ее на вытянутых руках, чмокнула в нос.

Помимо лакового ошейника с камушками, на собаке оказалась какая-то смешная юбочка из плюша с блестками. Арно высунул из пасти острый розовый язычок и в ответ облизал напудренный хозяйский нос.

Генриетта истово прижала трепыхающуюся собачонку к груди, потом распределила ее лапки по животу и привычно прижала локтем.

Арно привычно обвис когтями вниз.

— Надежда Прохоровна, вы тоже обязательно приходите на представление, — неожиданно, потому что смотрела на суетящихся в гостиной официантов, сказала Генриетта. Повернулась к бабе Наде, прищурилась. — Вы, как я догадываюсь, в отель за обществом приезжаете? А из-за нас сидите тут в одиночестве?.. Приходите. Будет кофе, чай, пирожные…

Надежда Прохоровна не успела поблагодарить, поскольку в кармане запиликал мобильный телефон. Она достала трубочку наружу, прищурилась… Соседка.

— Алло, Надежда, у вас домашний занят, звоню по сотовому спросить — у вас пяток яиц до завтра есть?

— Есть, Таня, иди, — кивнула баба Надя. — Спроси у Софы, я сейчас не в Москве…

— Ой! — икнула рачительная к роумингу соседка-пенсионерка. — Всего хорошего! — И, не дожидаясь ответного прощания, оборвала связь.

Надежда Прохоровна прибрала мобильник в карман, поглядела на Разольскую…

На слегка одутловатом лице Генриетты читался такой ужас, словно Надя Губкина только что на ее глазах гадюку в карман упрятала.

— Вы пользуетесь мобильным телефоном?! — прижимая к груди обе растопыренные ладошки в перчатках, придавливая привычного Арно, прошептала та. — Как можно?!

— Чего можно? — растерялась бабушка Губкина.

— Мобильный. Телефон. Это же — оружие! — Толстая шея Генриетты вытянулась, глаза вылезли из орбит.

«У одной из постоялиц странная фобия на электронику образовалась… нетривиально реагирует…» — припомнились переданные Палычем слова пропавшего Баранкина.

Так, значит, вот как оно бывает, когда нетривиально реагируют. Глаза навыкат, шея из плеч… Того гляди, и пена на губах покажется…

Надежда Прохоровна собралась было пожалеть болезную, сказать что-то утешительное…

Но Генриетта Константиновна, все с тем же ужасом глядя на Надю Губкину, медленно, словно боясь повернуться спиной к «вооруженной особе», поднялась из кресла и бочком, бочком засеменила в гостиную.

Собачка тявкнула. Надежда Прохоровна оторопело наблюдала, как блеснул в последний раз нарядный траурный ошейник и исчез за выступом стены.

Жалко убогонькую. Храни нас, Господи, от подобных немочей…

В гостиную Надежда Прохоровна отправилась, только когда мимо нее прошел высокий маг в лаковых штиблетах, широкой атласной накидке поверх концертного смокинга — так, кажется, Софа называла подобные пиджачки с блестящими лацканами — и с котелком в руках. На верхней губе фокусника клейко сидели миниатюрные закрученные усики, глаза блестели целенаправленными фонарями.

Следом за магом два щуплых боя тащили огромный, обклеенный картинками чемодан.

Циркач ворвался в гостиную. По сценарию ожидая аплодисментов, широко распахнул накидку, взмахнул цилиндром…

Никто артисту не похлопал, кислые улыбки соответствовали обстоятельствам больше.

Откуда-то полилась негромкая восточная мелодия…

И баба Надя почему-то представила, как из котелка циркача медленно поднимается раскрытый капюшон очкастой кобры.

Или очковой. И это должен быть факир.

Не важно.

В центре большого ковра, выступающего в качестве сцены, прислуга уже давно установила небольшой круглый столик, циркач небрежно шмякнул на него цилиндр. Надежда Прохоровна подумала, что надо обязательно посмотреть — появится ли из котелка кролик или парочка голубей, и осторожненько вошла в гостиную.

Села сразу возле двери на небольшой диванчик рядом с овальным столиком (тут же появился официант, шепнул: «Чаю, кофе, пирожных?») и приготовилась с удовольствием поглядеть на ловкого факира. То есть фокусника.

Основная часть присутствовавших сидели к бабе Наде спиной. Преимущественно по трое: вдова с дочерью и зятем, Генриетта с Минкиным и Мишей Богровым. У столика возле самой стены вдвоем устроились Аделаида и Богдан.

Циркач начал творить обманные чудеса: из котелка, вполне ожидаемо, появился-таки вос-хитительный крошечный кролик с мягкой, как пух, шерсткой. Куда же без него? Прямо из белых перчаток фокусника выпархивали колоды карт и куриные яйца, подсвечник превращался в букет пионов.