По острию греха (СИ) - Лари Яна

— Кто ты?

Я чувствую его смех на левом плече — совершенно беззвучный. Тёплый отрывистый выдох растекается по озябшей коже и знакомо согревает вены. Мой таинственный гость наведывается уже которую ночь, едва гаснет фонарь за окном. Точный как часы.

Близость стоящего за спиной мужчины разрядами тока пронизывает тело, заставляя крепче сжимать руками резную спинку кровати. Еле слышно проминается матрас, неуловимо колышется воздух, когда он придвигается ближе, мягким движением колена раздвигая мне ноги.

Муж за три года брака ни разу не брал меня сзади — почти на четвереньках, яростно, дико, совершенно бесстыдно. Впрочем, я сомневаюсь, что это мой Алекс. И не потому, что он сейчас спит за стеной, а исходя из собственных ощущений. Мой невидимый любовник никогда не спрашивает, чего я хочу, но я всегда хочу именно того, что он делает. Вот и сейчас в лопатки звучно отдаётся гулкое биение чужого сердца, посылая рябь мурашек гулять вдоль позвонков. Одно его присутствие ласкает так, как никогда не смогли бы руки, надевшие мне на палец обручальное кольцо. Я прогибаюсь в пояснице, чтобы теснее прижаться ягодицами к каменному паху незнакомца, мысленно ставя крест на бессмысленном вопросе.

Он никогда не отвечает.

Сегодня от него пахнет корицей и ливнем, а шлейфом неуловимо веет горечь прелой листвы. Каждый раз новый запах, полумрак и тишина. При свете дня мне бы не удалось его вычислить. Если только…

— Да-а-а… — каждый мой атом молит о продолжении, и пальцы незнакомца горячей волной скользят по моему бедру, словно оставляя возможность в любой момент передумать. Исключено.

Мне бы точно не удалось его вычислить, если только не отклик тела на жар мозолистых ладоней, одновременно грубых и мягких. Жар, от которого к утру останутся одни воспоминания.

Тяжёлое дыхание плавит мне висок. Достаточно поворота головы, чтобы рассмотреть украдкой очертания щетинистых скул, рельеф требовательных губ, разлёт бровей и удовлетворить, наконец, своё любопытство. Соблазн велик, практически невыносим… Я откидываю голову ему на плечо, медленно поворачиваю шею…

Незнакомец резко собирает мои волосы в кулак и наклоняет вперёд, сжимая под грудью с такой силой, что становится трудно дышать. Мой умоляющий стон, кажется, слышно во всём доме. Запоздало закусываю губу, извиваясь от невыносимо медленного спуска мужской ладони по моему животу. Дразнит.

Гулкий вздох и тяжёлый шёлк волос вновь рассыпается по моим лопаткам. Ягодицы обжигает звонким шлепком, воспламеняя каждую мышцу незнакомым мне ранее удовольствием, ошеломляет новой гранью скрытых внутри желаний. Наказывает.

Я давлюсь от неожиданности и вскидываю голову, ловя остатки воздуха раскрытым ртом, но больше не пытаюсь обернуться.

Он всегда становится только за моей спиной.

Не потому, что упрям, просто нам иначе нельзя. Это нужно принять как данность, иначе всё прекратится. Я почему-то уверена, что настойчивость ни к чему не приведёт. Стоит поддаться соблазну, и он испарится.

Удовлетворённый смешок невесомым пером щекочет мои нервы. Требовательные губы ласкают чувствительную кожу за ухом, подрывая основы морали в труху. Поощряет.

Юркий язык расписывает горячим кружевом мою кожу, сжимая внутренности томительным предвкушением.

Он вдыхает жизнь в моё существование.

Жёсткий рывок бёдер заполняет моё тело раскалённым блаженством, заставляя извиваться от каждого резкого движения внутри себя, от жарких коротких выдохов, ласкающих лопатки, от ощущения грубоватых пальцев, растирающих мою влагу там внизу, где всё горит в ожидании разрядки. Крепко стиснув челюсти, прикрываю глаза, и полностью отдаюсь на его милость, до боли вгоняя ногти в основание собственных ладоней. Всё происходит молча… Слова ни к чему, когда ночь звенит перешёптыванием двух тел.

Время словно застывает среди густых теней, облетает не секундами, но бесконечно яркими искрами наслаждения, покрывающими кожу крупной дрожью. Нежный укус в плечо, как знак обладания мной, и следом толчок до упора внутрь, вышибающий душу полным проникновением. Мне всё сложнее сдерживаться. В груди печёт от запертых стонов, сознание стремится ко дну, туда не будет ограничений и запретов. Только вязкая уничтожительная страсть, без оглядки на навязанные здравым смыслом обязательства.

Он надавливает рукой на поясницу, меняя угол проникновения. Так ощущения острее и глубже… Мы шумно дышим, влажные от выступившей на коже испарины. Сильные пальцы остервенело сжимают мои бёдра, не позволяя сбиться с безумного ритма, губы жадно всасывают кожу на шее, срывая новые шоры с моих познаний о собственном теле. Показывают, что даже боль бывает желанной, намного пронзительнее затянутой ласки, стирающей в пыль мораль и самообладание. Синяки после таких игр неминуемы, но их не будет.

Он никогда не оставляет следов.

Движения становятся рваными, темп сбивается… Одновременная разрядка сотрясает тело в конвульсиях от быстрых хаотичных сокращений внутренних мышц. Тяжёлое дыхание смешивается с невнятной пустотой. Он в последний раз прикасается к моему плечу — уже не губами, а дуновением холодного воздуха.

Он просто сон, развивающийся по одному и тому же сценарию…

— Просыпайся… — шепчет он звонкой песней жаворонка.

Мою безупречную семейную жизнь из ночи в ночь отравляют похожие сны. И нет от них спасения ни в усталости, ни в снотворных, ни в заботливых объятиях реального мужчины, которого я поклялась любить под куполом божьего храма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наш с Алексом дом слишком красив, чтобы быть уютным. Его карьера психолога требует слишком много времени, чтобы оставлять силы на общий досуг. И, наконец, наш брак слишком безупречен, чтобы глаз не спотыкался о мельчайшие трещины. Жаль это вездесущее «слишком» не распространяется на семейное счастье.

Говорят, любовь живёт три года. Так вот, у нашей любви есть все шансы не дотянуть до переломной даты. В одночасье этот союз стал настолько ослепительным, что мы практически разучились смотреть друг другу в лицо. Каждый будто бы замкнулся в себе и отчуждение день ото дня становится только явственнее. Как бы я ни старалась, как бы не стремилась создать семейный уют — ничего не получается.

Алекс во всём винит излишек свободного времени, а моё недовольство считает чем-то по-женски поверхностным и умильным. Несправедливо, учитывая, что меня и на день не выпускали из золотой клетки, сначала строгий отец, затем он сам. Впрочем, аргумент муж выдвинул тоже убедительный — не распыляйся попусту на пути к мечте. А мечтаю я написать бестселлер, но пока только регулярно смешу своих немногочисленных читателей.

— Юния, ты здесь?

Вздрогнув, поднимаю глаза от тарелки с овсяными хлопьями, в которой по-хорошему должно бы уже свернуться молоко от гнёта моих мыслей.

— Да, конечно… Извини, задумалась.

— Снова не выспалась?

— Есть такое, — свожу колени, чувствуя, что всё ещё дрожу от наслаждения. Безумие какое-то. Нужно проконсультироваться по поводу снотворного. Должно же быть такое, чтобы принял одну таблетку и никаких тебе неловких сновидений. Неохота краснеть перед мужем за вымышленные измены.

— Почему не пришла? Я всегда тебе рад в своей спальне.

Не сомневаюсь. Мне не с кем сравнивать, но двенадцать лет разницы совсем не сказываются на нашей интимной жизни. Скорее наоборот — равнодушная сторона в ней как раз таки я.

— Я заказала шикарный комплект нижнего белья. Обязательно зайду… но только уже завтра вечером, — добавляю, вспомнив про критические дни.

И да, решаю не напоминать, что каждый раз после совместного сна Алекс ещё несколько дней ходит с жуткими кругами под глазами. А случаев таких было целых три: наша первая брачная ночь, его тридцатипятилетний юбилей на прошлой неделе и день, когда умер мой отец. Три — уже слишком много для совпадения. Мы оба единственные дети в семье, не привыкшие делить даже такую мелочь, как общий матрас. Раздельные спальни в нашем случае вынужденная мера.