Моя лучшая студентка (СИ) - Алена Энн

«Существуют две крайние точки зрения на свободу: свобода как возможность делать, что хочешь, и свобода как осознанная необходимость. Свобода — это одно из главных условий становления личности, полного использования индивидуальных талантов и способностей человека. Это одна из величайших человеческих ценностей, за которую люди боролись и гибли…»

Я просто подпрыгнула на месте, когда чья-то рука, коснувшаяся моего плеча, так грубо вернула меня в окружающую действительность. Удручающую, стоит признаться, действительность.

«Да ты только посмотри на эту мышь серую, дергается, как припадочная!» — донесся до моих ушей приглушенный голос Самсоновой, и по аудитории разнеслись тихие смешки. Хорошо еще сегодня на парах нет ее лучшей подруги, Анжелы, вот она придумала бы что-нибудь поизощренней, нежели словесное оскорбление. Эта девушка ненавидит меня, наверное, с самого первого дня в колледже. Хотя я совершенно не понимаю, чем заслужила такое к себе отношение.

— Сейчас перерыв, Нина, сходили бы вы передохнуть, пара предстоит довольно напряженная, — ох, эти насмешки совсем выбили меня из колеи, я даже забыла о том, что рядом присел Максим Алексеевич, наш преподаватель по философии, лучший в своем деле, следует заметить. Именно благодаря этому человеку, философия является одним из моих любимейших предметов, после психологии конечно же. Профессию психолога я выбрала неслучайно. Может быть, благодаря полученным знаниям, я однажды смогу научиться разбираться в человеческих душах. Интересно знать, что движет всеми этими людьми. Что заставляет Самсонову говорить эти ужасные слова? Что побуждает других ее поддерживать? — Ваше стремление к получению знаний весьма похвально, но не забывайте, что перегрузки организму тоже ни к чему.

Голубые глаза смотрят с добротой, а от легкой улыбки в их уголках образуются еле заметные морщинки. И мне становится легче от этой пусть ненамеренной, но поддержки. Немного, но легче. И в то же время грустно от того, что доброжелательно здесь ко мне относятся только преподаватели. И Лера, конечно же, моя лучшая подруга. Будь она здесь, никто бы и словом не посмел обмолвиться обо мне. Но Лера сегодня отсутствует… Вот бы она появилась сейчас в дверях кабинета, чтобы эти оскорбительные смешки разом смолкли! Но вместо подруги в дверном проеме возникает Анжела. На лице привычная язвительная улыбка, не предназначенная кому-то конкретно, просто она всегда присутствует на этом идеальном, стоит признать, лице. Анжела окидывает аудиторию скучающим взглядом. Остановившись на мне, вдруг переводит его на Максима Алексеевича и вновь возвращается ко мне. Улыбка тут же сползает с ее лица, а в глазах вспыхивает холодная ярость. Нервно передергивая плечами, Анжела проходит мимо нас, даже не поздоровавшись с преподавателем, и занимает свое место. Ну вот, чем я опять успела вывести ее? Ведь даже словом не обмолвилась…

— Что вы, Максим Алексеевич, я вовсе не перетруждаюсь, я вовсе… я вот… только начала.

Ненавижу себя за это! Запинаюсь на каждом слове, да еще и краснею как школьница! А я ведь студентка, будущий психолог. Психолог, который не может побороть собственные комплексы. Просто «отличный» специалист! Я не знаю почему я такая, но в обществе людей я чувствую себя ужасно неловко и порой веду себя глупо. Моя рука так и тянется заправить за ухо несуществующую выбившуюся прядь. Несуществующую, потому что у меня не бывает выбившихся прядей. Мои волосы всегда идеально прибраны и заплетены в тугую косу. В моей бывшей школе очень щепетильно относились к внешнему виду учеников. Никаких распущенных волос, хвостов и прочего непотребства. Только коса или шишка. Мои волосы всегда были излишне густыми и длинными, поэтому вместо шишки, которая мгновенно разваливалась от их тяжести, я заплетала косу. Со школьных времен моя прическа не изменилась. Отчасти от того, что мне нравится носить длинные волосы, а отчасти от того, что обрезать их мне запрещает мама. Даже боюсь представить ее реакцию, если я однажды предложу такое. Максим Алексеевич снова улыбается. Не делай этого, Нина! Не делай! Но моя рука все же нервно касается волос, а взгляд сам по себе упирается в пол под моими ногами. Как мучительно стыдно! Я, наверное, сейчас красная, как рак. «Припадочная социопатка!» — кажется так однажды обозвал меня Семёнов. Наверное, он прав, хотя…скорей я социофобка. Слава Господу, Максим Алексеевич, словно прочитав все мои позорные мысли, поднялся из-за стола.

— Что ж, смотрите сами, Нина, но я все же рекомендую вам отдохнуть. Лучшим умам требуется передышка.

Словно в замедленной съемке я наблюдала, как его рука тянется к моей голове. Он потрепал меня по волосам! Вы можете себе это представить? Кажется, кровь прилила даже к моим ушам. Как же это неловко! А Максиму Алексеевичу все ни по чем. Бодрой походкой он направился к своему рабочему столу и как ни в чем не бывало принялся листать конспекты. Этот, казалось бы, пустяк настолько выбил меня из колеи, что я чуть не забыла о том, что сегодня мне во что бы то ни стало нужно успеть сдать книгу по геронтологии. Взглянув на часы, я ужаснулась, библиотека закроется ровно через десять минут! Хорошо, что пара подошла к концу, вот только в уборную бы еще заглянуть. Быстро, но максимально аккуратно, я сгребла со стола конспекты и учебники и чуть ли не выбежала из аудитории. Только закрылась в кабинке, как дверь снова хлопнула.

— Нет, ну ты видала эту ненормальную? Я думала, ее паралич хватит! — смеялась, судя по голосу, Марина Синельникова.

— Ничего удивительного, — ответил ей голос Алисы Городецкой. — Меня бы тоже удар хватил, если бы такой сексуальный мужчина ко мне прикоснулся.

— Фу! — воскликнула в ответ Марина. — Он же старый, да еще и препод!

— Не смеши меня, Алиска! — прозвенел заливистый смех Марины. — Ну какой старый? Корнилову всего тридцать три! И согласись, он горяч. Где ты в последний раз в нашем окружении видела таких высоких, сексуальных брюнетов с голубыми глазами? Да и тело у него ничего.

— Когда ты его тело-то разглядеть успела? — хихикнула Алиса.

— Однажды Степнов отправил меня к Алексеевичу за книгами, а у него окно было. Сидел весь такой расслабленный, без своего вечного пиджака, в одной рубашке. Достаточно просвечивающей рубашке… Я чуть дар речи не потеряла, аж слюнки побежали. Ммм!

— Фу, Марина, хватит!

Господи, как мерзко слушать все эти непристойности о Максиме Алексеевиче! У меня аж снова уши гореть начали! Как можно вообще такое непотребство говорить