Мишель Смарт - Слаще меда

Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем возможность собрать вещи Грейс и выставить ее вон. Но он не мог. Луке хватало здравого смысла понимать, что в этом случае больше всех пострадает Лили.

Нет, Грейс понесет наказание иного рода. Отныне, когда они будут принимать гостей или выезжать за пределы поместья, ей придется считаться с ним на каждом шагу. Он больше не потерпит расспросов о своих делах, возражений и споров. Он не потерпит также, чтобы его жена пренебрегала своим внешним видом. Видите ли, ее голова слишком занята очередным творением, и ей ничего не стоит вытереть кисть о волосы или ходить весь день в заляпанной красками одежде. Больше он не станет смотреть на эти выходки сквозь пальцы.

Прежде он не встречал таких людей, как Грейс, – тех, кто видит мир во всем его многоцветье. Женщины всегда с ним соглашались. Все они были похожи друг на друга. Пока не появилась Грейс и не околдовала его, он не сознавал, как ему скучно с ними.

Лука так гордился ее талантом и естественностью, которую она внесла в его жизнь, что меньше всего хотел что-то переделывать.

Он любил Грейс такой, какой она была.

Теперь ей предстоит научиться быть образцовой сицилийской женой.

Сна у него не было ни в одном глазу. Откинув простыни, Лука встал и надел халат, осторожно просунул руку в перевязь.

Свет повсюду был погашен. Грейс и Лили не было нигде. Он открывал все двери подряд и чувствовал, как грудь больно сжимает тисками.

Лука вернулся в комнату Грейс. Чемоданы стояли на полу, явно распакованные. На раковине в ванной лежали зубная щетка и паста, в шкафчике – сумка с туалетными принадлежностями. Зайдя в смежную комнату, он зажег свет. При виде пустой кроватки у него екнуло сердце. На туалетном столике аккуратной стопкой лежали пеленки и всякие детские штучки, назначения которых Лука не знал.

Куда они подевались, черт возьми?

Он раздумывал, не стоит ли разбудить домашних и организовать поиски по всему дому, как в комнату вошла Грейс с Лили на руках и бутылочкой молочной смеси.

Она сразу же выключила свет, бесшумно прошла мимо Луки, устроилась с ногами в старом кресле-качалке и сунула соску в маленький ротик девочки.

– Я хочу, чтобы она поела и сразу заснула, – прошептала Грейс.

– Где ты была? – спросил он, тоже невольно переходя на шепот.

– На кухне, подогревала бутылочку.

Кухня находилась в другом конце особняка. Зимой на рассвете там всегда было жутко холодно.

– Почему ты не попросила кого-нибудь из слуг?

Даже в темноте он разглядел презрительную гримасу на ее лице.

– Все люди спят, кроме твоих охранников.

– Она всегда просыпается так рано?

Грейс кивнула:

– Если повезет, она поспит еще часика два. Я боялась, что после путешествия малышка долго не сможет успокоиться, но она заснула практически сразу.

– В будущем я поручу кому-нибудь греть молоко.

Она закатила глаза:

– Лучше я принесу к себе в комнату чайник и миску.

– Есть персонал, которому я плачу деньги.

– Лука, я не собираюсь с тобой спорить. И не собираюсь никого беспокоить.

– Тебе не кажется, что ты уже споришь?

– Значит, ничего не изменилось. – На ее губах появился намек на улыбку.

Грейс и прежде любила с ним пререкаться, но всегда делала это в мягкой, шутливой манере. Она единственная – помимо матери и Пепе – не считала, что его устами глаголет сам Господь. Там, где Лука видел только черное и белое, она различала тысячи оттенков серого. Грейс помогала ему глубже понять этот мир.

Приняв на себя управление поместьем в двадцать один год, Лука был занят сверх меры. Он поддерживал порядки, заведенные отцом, и старался обезопасить семью от посягательств тех, кто желал бы лишить их всего. На остальное ему не хватало времени.

Вскоре после его женитьбы на Грейс приятель детских лет, Франческо Кальветти, чья семья была злейшим врагом семьи Мастранджело, предложил основать совместное предприятие. Это показалось Луке очень своевременным. Он и сам обдумывал такую возможность. Молодые люди хотели выйти из мрачной тени, брошенной на них уважаемыми отцами, и покончить с враждой, которой они не желали.

Грейс заставила Луку понять, что он ведет жизнь, которая ему в общем-то навязана. Он повторял жизнь своего отца. Его собственные мечты и склонности были принесены в жертву долгу перед семьей. Настало время следовать своим путем.

Но, несмотря на новый смысл, который жена привнесла в его жизнь, Лука не понимал причины ее бегства.

Она решила, что он чудовище. Она сознательно скрыла от него рождение ребенка. Они поссорились? Ссора – еще не повод разбить семью.

– Ты нашла в детской все, что требуется? – спросил Лука.

– Даже с избытком. Спасибо. И спасибо, что поместил меня рядом с ней. – Грейс удобнее устроила Лили на коленях и подняла на него взгляд. Восходящее солнце медленно рассеивало сумрак, и с каждой минутой ее лицо было видно все отчетливее. – Я, по правде говоря, решила, что мне отвели Голубую комнату намеренно. Ведь ты знаешь, что я ее терпеть не могла. Только потом вспомнила, что к ней примыкает смежная комнатка.

– Она будет спать в моей старой колыбельке, – сказал Лука. – Мама велела слугам разыскать ее и привести в порядок.

– Понятно.

Он был не в силах отвести взгляд от ребенка. Его ребенка. Его и Грейс.

Ему захотелось протянуть руку и погладить малышку по щечке, прижать к груди и ощутить ее тепло, вдохнуть сладкий младенческий запах.

Острый шип пронзил сердце, боль была многократно сильнее, чем в ноющем плече. Лука едва не пошатнулся. Кроме того, он испытывал боль совсем иного рода, которую не мог, не должен был испытывать.

Лука всегда легко возбуждался, но Грейс – единственной из женщин – удавалось превратить его в огнедышащую лаву одной лишь призывной улыбкой или движением плеча. Для него не существовало женщины более желанной. Даже изгиб ее лодыжки был эротичным.

Временами Лука готов был поклясться, что Грейс – колдунья. Как еще объяснить ее власть над ним? А неутолимое гибельное желание, отравившее ему кровь? Почему он не ухватился за свободу, когда представился шанс, как поступил бы всякий нормальный сицилиец?

Но управление имением и последние бизнес-проекты не оставляли времени на развлечения. К тому же вся его энергия уходила на поиски Грейс. Ему было не до секса.

И теперь Луке стало тошно при мысли, что его либидо проснулось и что его реакция на жену осталась прежней, несмотря на то что она одета в старый засаленный халат. Пальцы мужчины жаждали погладить ее изящную шею, губы томились от желания прижаться к ее губам…

Лука с трудом поднял глаза, увидел, что Грейс смотрит на него, и прочел на ее лице отраженное, как в зеркале, мучительное томление. Ее острые скулы залил румянец. Она заморгала и отвернулась.