Пат Бут - Будь моим мужем

Официант отодвинул для нее стул, предлагая сесть, и Тэсса увидела, что ее приборы переставлены на стол Рейчел. Основное блюдо успели подогреть, пока она отводила Камиллу в номер.

– Сколько времени вы пробудете здесь? – спросила Рейчел, когда Тэсса уселась. – У меня в распоряжении пять дней. С завтрашнего дня я начинаю санаторный курс. Так что сейчас наедаюсь до отвала последний раз.

– Нам тоже осталось пять дней, – ответила Тэсса. – Процедуры принимать я буду, но не по полному курсу. Так, знаете, немного – массаж, немного – уход за лицом. Камилла без ума от лошадей, и женщина-инструктор по выездке, похоже, привязалась к ней. Так что, слава Богу, у меня будет время заняться собой.

– А я собиралась остаться еще на неделю, – сказала Кэрол. – В основном буду писать, но еще и подыскивать жилье в Санта-Фе. Воспользуюсь и санаторием, как Тэсса… Я занимаюсь аэробикой и хочу попробовать грязевую ванну.

– Итак, – Рейчел энергично потерла ладони, – три совершенно незнакомые женщины случайно встречаются в ресторане за ужином. Нужно за что-то выпить. За что именно?

– Как насчет тоста за женщин и дружбу? – предложила Кэрол.

– Мне нравится, – поддержала ее Тэсса. – За то, чтобы женщины держались вместе. Выручали друг друга. Мужчины делают это уже тысячелетиями, вот почему им и удается брать верх во всем.

– До чего же это верно, – согласилась Рейчел. – Все мужчины состоят в молчаливом заговоре, чтобы удержать свою власть. Нам нужно научиться у них этому. Объединившись, мы выстоим.

Они подняли бокалы.

– За женщин и дружбу! – хором провозгласили они.

– У меня еще одно предложение, – произнесла Рейчел. – Что, если нам выпить за мечты и за претворение их в жизнь?

– Отлично, – сказала Кэрол. – И за то, чтобы мечта не разочаровывала, когда она сбудется. Меня иногда пугает, что все мои фантазии действительно могут воплотиться.

– Очень скоро нам понадобится нотариус, чтобы заверить эти тосты, – с иронией заметила Тэсса.

– Пожалуйста, никаких юристов, – взмахнула рукой Рейчел. – Они постоянно отравляют мне жизнь.

Кэрол подняла бокал.

– За это я безусловно выпью. Один законник уж точно исковеркал мою.

– А знаете что? – сказала Рейчел. В ее голосе послышались задумчивые нотки. – Не могу отделаться от ощущения, что где-то на свете все же есть хотя бы один порядочный мужчина.

Чарльз направлялся в сторону заката, словно желая затеряться на фоне багряного неба. Рядом шел весь закутанный Гарри Уордлоу и наблюдал за своим другом. Чуть раньше, во время их разговора, он вытягивал из Чарльза скупые слова буквально силой. Помогло ли Чарльзу то, что он описывал ему его же боль? Как и любой типичный житель Манхэттена, Гарри верил в действенность психоанализа, истово исповедовал эту новомодную религию. Боль нельзя удерживать в себе. Ее нужно освободить, чтобы она могла улететь прочь. А вот Чарльз придерживался других взглядов. Словам он не доверял. Открытые эмоции – опасны. Они делают тебя слабым как раз тогда, когда тебе больше всего нужны силы.

– Если поговорить обо всем, что тебя гнетет, станет легче, – мягко сказал Гарри. – Чарльз, дружище, тебе необходимо выговориться. Освободись от этого, иначе оно разрушит тебя. Ведь уже прошло больше года. Роза не хотела бы, чтобы ты вот так страдал. А ты разве хотел бы, чтобы она так мучилась, если бы умер ты?

Чарльз смотрел прямо перед собой. Прошедший год не ослабил боли его потери, и говорить об этом ему было так же трудно.

– Но, Гарри, ведь ты же знал ее. Знал нас обоих. Нашу жизнь. Как же можно зачеркнуть свое прошлое, свои воспоминания, все то, что делало человека счастливым? Мы гуляли с нею вот так каждый вечер. Она ведь и сейчас идет рядом с нами, тебе не кажется? Вон там, в темноте. Немного в отдалении, чтобы сохранить свою проклятую независимость. Мы разговаривали и были вместе и все-таки врозь… Прости, Гарри… – прозвенел его голос в холодном вечернем воздухе. – Я все еще не в состоянии думать ни о чем другом. Только о ней.

Чарльз на минуту остановился, не в силах продолжать путь. В безумной надежде он огляделся по сторонам, отчаянно стремясь отыскать глазами свою милую спутницу, хотя и понимал, что ему уже никогда не суждено увидеть ее. Пятнадцать лет любви, а в памяти сохранились одни лишь мелкие подробности. Он вспоминал ее привычку теребить шелковый шарфик между большим и указательным пальцами, когда она была погружена в размышления; Скрипичный концерт Мендельсона ми минор, который она играла, когда грустила; тарелки из Италии кричаще-ярких цветов – единственное, что ей удалось сберечь как напоминание о своем детстве. Все это он благоговейно хранит по сей день – и шарф, и кассету с гнетущей душу музыкой в ее исполнении, и тарелки, аккуратно расставленные в ее спальне… но самой Розы, скончавшейся от рака, у него больше нет.

Чарльз вытер слезы.

Гарри схватил его за руку и крепко сжал ее.

– Я так сочувствую тебе, Чарльз. Так сочувствую.

Держа друга за руку, Гарри ощутил, как тот внезапно весь напрягся, словно пытаясь одолеть охватившее его отчаяние. Внимательно глядя на Чарльза, устремившего взор на усыпанное звездами небо, Гарри явственно представил себе, с какими мольбами он обращается к небесам.

Но вот Чарльз вновь зашагал в темноту. Вздрогнув, он передернул плечами, как бы отгоняя от себя злых духов. В молчании друзья направились к старой хозяйственной постройке, призывный свет которой только и был виден в сумерках.

Чарльз нажал на ручку резной двери.

– Нет замка? – удивился Гарри.

– Нет воров, – в тон ему односложно ответил Чарльз, довольный тем, что сумел изобразить подобие улыбки на лице.

– Нам, городским пройдохам, этого никогда не понять.

– Здесь мы и животных знаем по именам.

– А вот имена людей ты забываешь, – рассмеялся Гарри. Шутка эта была давнишней. У самого Гарри была прекрасная память на имена. Чарльз же, напротив, всячески изгоняет их из своей памяти. Потребности в знакомствах он не испытывал никогда.

Их с Розой союз был самодостаточным в гораздо большей степени, нежели у большинства супружеских пар, несмотря на тот факт, что по настоянию самой Розы официальный брак между ними так и не был заключен. И вот теперь Чарльз расплачивался за свое пренебрежение окружающими. Слава Богу, что у него остался Гарри.

Вот уже много лет они друзья. То, что они прямо противоположны друг другу во всем, им не мешает. Католик, мечтатель и мистик-интроверт, Чарльз испытывал лишь одну подлинную страсть, помимо любви к женщине, по которой до сих пор скорбел. Страсть к пустыне, в которой его предки обитали еще до открытия Америки. Он любил индейцев, однообразный пейзаж, кактусы, палящий летний зной и бодрящий зимний холод, багровые закаты и несуетную жизнь, основополагающей ценностью которой является уже одно то, что ты существуешь на свете. И совершенно другой человек – Гарри, типичный городской житель, который всегда стремился быть на людях, в гуще событий, компанейский и честолюбивый член сугубо меркантильного общества, в котором он чувствовал себя как рыба в воде, занимаясь своим бизнесом… живописью. Такое взаимное притяжение противоположных зарядов и дало толчок к возникновению крепкой и прочной дружбы. Обычно Чарльз предпочитал находиться в обществе женщин. С ними ему всегда было легко. Но в своем ровеснике, убежденном холостяке Гарри он нашел друга, которому мог полностью довериться.