Ребенок от бывшего мужа (СИ) - Франц Анастасия

— Хм, — вновь возвращает взгляд на лицо, прищуривается и выпаливает, — Веснушки рисуешь! — не спрашивает, а констатирует факт. Вот же наглость.

— Настоящие, — огрызаюсь и, развернувшись, направляюсь в противоположную сторону от той, куда собиралась.

Вопиющая наглость. Вы посмотрите на него. Кто ему дал право трогать меня, мои волосы? Беспредел. Хамство. Я надулась, как шарик, продолжая идти, но понимаю, что за мной наблюдают.

Чувствую на своей спине долгий взгляд, а потом ощущение уходит, и я могу расслабиться. Только сейчас замечаю, как была напряжена всё это время, пока он был рядом, а потом прожигал меня взглядом. На секунду, прикрыв глаза, расслабляюсь.

И что это сейчас было? Кто этот человек и почему он так со мной разговаривает, как будто знает меня как минимум полжизни? Но все мысли вылетели, как только мой телефон зазвонил.

А через несколько дней мы вновь случайно встретились. Я налетела на него, а он обхватил меня за талию, прижал к себе, словно боялся, что исчезну, как и тогда.

Мои руки лежат на его мощной груди, чувствуя сильное тело. Я смотрела на незнакомца, а он на меня, довольно ухмыляясь.

— Ну, вот мы снова и встретились, Рыжик, — в его голосе я слышала ехидство. И это меня раздражало.

Раздражало прозвище, как у собаки, раздражала его наглость. Абсолютно всё.

— Отпустите меня, — отталкиваю его ладошками.

— Не-а, — улыбается гад.

— Наглый, — ворчу.

— Рыжая Ведьмочка, — он подхватывает меня под колени, закидывает себе на плечо и куда-то несёт. Сколько ни била его, сколько ни кричала, ноль реакции, только собственнически получила по пятой точке.

Он усадил меня в мерседес на переднее сидение, пристегнув ремнём безопасности, дабы, наверное, не упорхнула, как птичка, и куда-то вновь повез. Мне бы кричать, вызвать полицию, да на крайний случай просто выпрыгнуть из машины, но почему-то тогда мне не хотелось сбегать.

Тогда Матвей привёз меня в одно потрясающее место. Райское место, где было настолько красиво, что дух захватывало. Деревья, покрытые зелёной листвой с белыми цветами, стоявшие вокруг серебристого озера. Их запах проникал в мои лёгкие, заполняя всё собой.

Никогда ещё не видела ничего красивее, чем тот вид, что открывался мне. Я, как заворожённая, смотрела на эту красоту, открыв рот. И не верила своим глазам, что такое бывает. Что вообще у нас в Москве есть такие места.

Мы долго разговаривали с Матвеем. Он показался мне рассудительным, серьёзным, но очень наглым, впрочем, этим он и покорил меня с первой встречи.

От Огнева исходила мощная энергетика. Он не подавлял, а наоборот, я сама хотела подчиниться. Я словно чувствовала — это мой мужчина, и я должна его слушаться.

Первое объятие. Первый поцелуй. Признание и предложение. Всё это было именно в том райском месте, где мы были одни. Одни во всём мире. Это было только наше место и ничьё больше.

В тот день я поступила безрассудно, но мне настолько было уютно рядом с ним, тепло, хорошо, что не хотелось от него бежать. Наоборот, хотелось быть как можно ближе. Не знаю, что это за чувство внутри, но как бы странно это ни звучало — я доверяла мужчине. Доверяла во всём и

всегда. Огнев всегда был рядом, подставлял своё плечо, решая мои проблемы, хоть я и постоянно отказывалась от какой-либо помощи.

Но это же Матвей. Мужчина, который хмуро на меня смотрел, стоило только заикнуться, что я всё решу сама, он молча вставал и делал всё, чтобы мой покой никто и никогда не потревожил. Тогда мне казалось, что я была как за каменной стеной. За стеной, которая всегда оградит меня от всего плохого и не позволит причинить ни малейшей боли. И я верила. И он же, чего я никак не ожидала, оказался тем человеком, который причинил мне во сто крат больше боли, чем кто-либо другой.

До сих пор не могу понять, что я такого сделала, что меня просто вышвырнули…

— Ада?! — вывел меня из раздумий знакомый голос, я почти дошла до ресепшена.

Замерла, не в силах пошевелиться.

— Что ты здесь делаешь? — жёстко. Впрочем, я и не ожидала радушного приёма.

— Я пришла поговорить, — проговорила, не поворачиваясь. Я боялась его реакции на мой живот, поэтому ждала, когда Матвей сам обойдёт меня или прогонит — и уже даже настроилась на второй вариант.

— Если поговорить, тогда, может, повернёшься, а то как-то мне не в кайф разговаривать с твоей спиной, Славина.

Вздохнув, медленно стала поворачиваться.

Я была одета в лёгкие красные брюки и белую футболку, что обтягивала мой небольшой живот. Только сейчас в голове промелькнула мысль, что надо было надеть сверху пиджак или кофту, чтобы скрыть своё положение. До дрожи боюсь увидеть в его глазах ненависть, но всё же медленно поворачиваюсь.

Несмотря на то, что срок ещё небольшой, живот виден. Матвей мгновенно всё замечает, его глаза расширяются, и он даже отшатывается, как от прокажённой, а меня эта реакция бьёт под дых, но я стойко держусь. Ещё несколько мгновений он моргает, приходит в себя, а затем на его лице появляется маска холодного безразличия.

— О чём ты хочешь поговорить?

— Может, не здесь? — тихо спрашиваю. Не хочется разговаривать при свидетелях. Разговор будет тяжёлым, и хотелось бы без посторонних глаз и ушей.

— Да, пойдём, — и больше ничего не говоря, Огнев двинулся вперёд. Проходит мимо меня, задавая направление, а я следую за ним.

Заходим в большой и светлый кабинет. Ничего лишнего: стол, шкаф и небольшой диван со стоящим перед ним журнальным столиком. Всё жутко дорогое и стильное.

Матвей обходит стол и садится за него. Развалившись в кресле, подперев одной рукой подбородок, устремляет взор на меня.

— Ну, я тебя слушаю.

— Я беременна, — выпаливаю без промедления, потому что чувствую: если и дальше буду успокаивать себя, то просто развернусь и уйду, ни сказав ему ни слова. А этого не стоит совершенно делать. Ни к чему.

— А я-то здесь при чём? — удивляется. На его лице ни один мускул не дрогнул, а моё сердце сдавило. Я даже как-то осунулась. И что ты хотела этим доказать, Славина? Думала, он будет рад известию?

— От тебя, — сглатываю ком в горле. Никакой реакции.

— Ты утверждаешь, что беременна от меня? — холодный взгляд прошёлся по мне, задержавшись на пока ещё небольшом животе.

— Да. Я жду от тебя ребёнка.

— И что ты от меня хочешь? Чтобы я вас содержал? А может, — подносит руку к губам в задумчивом жесте, — чтобы вновь женился на тебе?

— Мне не нужны ни твои деньги, ни ты сам, Огнев, — сердце кольнуло. Эти слова словно пощёчина.

— Тогда что?

— Чтобы ты знал, что через полгода ты станешь отцом. Если не веришь, позже, когда будет можно, сделаем тест на отцовство.

— Допустим, я отец твоего ребёнка — и что дальше?

— Ничего. Мне ничего не нужно от тебя, Матвей, — качаю головой, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Вот-вот я разревусь, но из последних сил сдерживаю себя, чтобы не показаться жалкой перед ним. — Я лишь хотела, чтобы ты знал, что скоро станешь папой. Это всё. Мне не нужны от тебя ни деньги, ни брак с тобой. Просто думала, ты достоин знать, что у тебя есть сын или дочка, — когда говорила, смотрела ему прямо в глаза, но опять не увидела никакой реакции, только ледяное равнодушие.

Дура ты, Ада. Зачем припёрлась к человеку, которому ни ты не нужна, ни его ребёнок. Дура Ада. Самая настоящая дура.

Посмотрев на него в последний раз, развернулась и, больше ничего не сказав, вышла.

Ада

С тех пор как я была у Матвея с разговором, прошло пять дней. Я вышла на работу, но от журналистской ставки отказалась, потому как нагрузка мне сейчас противопоказана. Выполняла по-прежнему обязанности главного редактора журнала. Лариса Витальевна сама настояла на этом, так как не хотела, чтобы со мной что-либо случилось на улице, когда я поехала бы брать интервью. И даже новость о моём положении и скором декретном отпуске она восприняла положительно. Поздравила, пожелала здоровья и, конечно, сказала, что если вдруг мне срочно нужно будет в больницу, то чтобы я обращалась к ней.