Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ) - Рауэр Регина

Мечта исполнилась, Дарья Владимировна, а где радость?

— Пей таблетки, спи, больше гуляй на свежем воздухе. Отдыхай, Штерн.

Ну да, тем более таблетки мне он уже заботливо купил и возражения, что сама могу, оборвал одним взглядом.

— А суслики? — я спрашиваю торопливо и хмурюсь, потому что до моего дома осталось два светофора, а мне нужно получить ответ.

— Что, суслики? — Кирилл Александрович удивляется и хмурится.

Смотрит со спокойствием, которое — снова почему-то — жутко раздражает. Или это все от того же переутомления?

Перепады настроения и повышенная раздраженность как раз в перечни симптомов.

— С ними кто будет сидеть? — поясняю терпеливо.

Я ведь помню, что у постоянной няни, Софьи Павловны, сломана нога, три няни до меня не выдержали и недели и единственное агентство — надежное по мнению Лаврова — больше нянь не дает, с улица брать кого попало Кирилл Александрович тоже не может, а соседка, Алла Ильинична, по большой милости на пару часов и уж точно не на постоянной основе готова сидеть с монстрами.

— Со мной будут, — помолчав, все же отвечает он.

А я хмурюсь и очередь уточнять моя.

— С вами?

— Со мной, в больнице, Штерн, — сердито и с ударением на каждое слово поясняет, — будут сидеть в моем кабинете.

Наверное, головой я все же ударилась сильно, поскольку от его слов в ней начинает что-то звенеть, а меня тошнить, потому что… нет.

Так нельзя.

Я ведь знаю и помню.

Но… не мое дело и Лавров уже останавливается у моего подъезда и дверь, наклоняясь, открывает сам. Намек, что мне пора, прозрачней некуда.

— До свидания, — я отстегиваюсь и выхожу, не глядя на него.

И делаю два шага, слыша, как хлопает дверь, а потом разворачиваюсь и возвращаюсь. Тяну дверь на себя под любопытными взглядами бабок всего двора, что сгруппировались на детской площадки.

Плевать.

— В одностороннем порядке договор так просто не расторгнуть, — сообщаю Лаврову с предельной любезностью, — и у меня есть расписка, Кирилл Александрович, в которой также указано, что я обязуюсь сидеть с детьми месяц, поэтому ничего вы аннулировать не можете. Завтра я приду в восемь.

Кажется, я переборщила и с правовыми формулировками напутала, поскольку Кирилл Александрович молчит, долго молчит, и на меня смотрит странно.

Разглядывает, словно первый раз видит.

И спрашивает, когда у меня уже спина начинает ныть от наклона, а я окончательно убеждаюсь, что наговорила глупостей и выгляжу тоже глупо.

— Штерн, ты совсем идиотка?! — он растягивает слова и, пожалуй, это даже не вопрос, а насмешливо-удивленное уточнение.

— Вы даже еще не знаете какая! — я копирую его выражение лица, гордо выпрямляюсь и, захлопнув дверь, ухожу.

Мне фиолетово, что он обо мне думает, и я все также не люблю детей, меня раздражают монстры-суслики и я не горю желанием с ними сидеть.

Вот только даже эти монстры не заслуживают четыре стены с утра до вечера в больничном кабинете и полное одиночество.

Я в этом уверена.

— Алла Ильинична, поликлиника уже работает! — раздраженное рявканье Кирилла Александровича раздается даже раньше, чем дверь открывается полностью и вместо соседки он лицезрит меня.

Впрочем, моя персона градус его раздражения не понижает, добавляет лишь изумление. Очень сильное изумление, от которого Красавчик перестает вытирать волосы полотенцем и опускает руки, дабы недоверчиво выдохнуть:

— Штерн?!

— И вам доброе утро, Кирилл Александрович, — я улыбаюсь, очень старательно улыбаюсь, и руку от звонка скромно убираю.

И вот взглядом убивать меня не надо.

Иммунитет к вашим уничтожительным и пристальным взглядам я еще на втором занятии выработала, когда вы засекли, как мы с Элем отколупываем от черепа пластилин и лепим снеговика.

— Я ведь сказал, что приходить больше не надо, — он цедит с тем же раздражением, хмурится и смотрит мрачно.

И дверь за моей спиной приоткрывается со зловещим скрипом, заставляя обернуться и забыть достойный, аргументированный, взрослый ответ, который я готовила всю дорогу.

— Кирюша, я каптоприл нашла и лизиноприл заодно. Мне врач наша, на участке, Катенька, хорошая девочка, сказала их. Помнишь, я тебе познакомиться предлагала? — шаркая тапками в сторону Лаврова и самозабвенно читая инструкцию, озабоченно интересуется Алла Ильинична. — Так вот Катенька их тогда мне назначила, но я вчера забыла и сейчас не знаю: стоит пить или нет?

Вопрос на миг повисает в воздухе, а я первый раз в жизни вижу, как нервно дергается глаз у обычно невозмутимого — разнесенная квартира не в счет — Красавчика.

— Алла Ильинична… — спокойным, а от того, куда более жутким голосом, начинает он, но соседка его перебивает:

— Так пить или не пить, Кирюша? — требовательно вопрошает она. — Может подождать? У меня давление всего сто сорок на семьдесят. А если пить, то какие и когда?

— … я не терапевт, — успевает вставить зубовой скрежет Кирилл Александрович, вот только его все равно игнорируют.

— Думаешь, сейчас? Но я ведь только поела. Или ничего страшного? Или надо было натощак? Вместе?

— Идите к… Катеньке, она вам все объяснить. Я опаздываю, Алла Ильинична!

— И я не поняла: под язык или глотать? Какие-то точно были под язык, я помню. А по две сразу можно или по одной, Кирюша?

Алла Ильинична таки замолкает и на «Кирюшу» глаза поднимает. Глядит с умирающей надеждой, которая умирает окончательно и заменяется горящим любопытством, ибо она замечает меня и переводит взгляд с меня на полуголого и мокрого Кирилла Александровича.

Дверь открывать он побежал, кажется, прямо из ванной.

— Ой… — Алла Ильинична отступает, а инструкция — каптоприл или лизиноприл? — выпадает из ее рук. — Я невовремя, да?

И не знаю, что с давлением, но зрение при такой гимнастике для глаз у нее точно должно быть отличным. У нее самой голова не кружится от столь стремительного — Лавров-я, я-Лавров — туда-сюда?!

— Невовремя, — Кирилл Александрович отрезает сухо.

И в подтверждение его слов в квартире что-то звучно и звонко грохается, а следом слышится радостный голос Яна:

— Кирилл, тут аквариум сам упал! И разбился, — лохматая голова выглядывает из кухни и оптимистично заверяет, — но несильно.

Кажется, глаз нервно начинает дергаться и у меня.

Хотя вру, дергаться он начинает, когда раздается топот ног, буханье, ойканье и явление народу. К сожалению, не Христа — Яны. Монстр номер два в халате.

Медицинском.

Рукава волочатся по полу, и попытка их подтянуть бесполезна. Белоснежные полы шлейфом тянутся следом. На груди гордо и явно тяжело болтается фонендоскоп, а на голову водружен колпак. Прям между двумя кривыми хвостами, один из которых сполз куда-то к уху, водружен.

— Кирилл, я готова на работу! — оповещает гордо Яна и рукавом, в котором не видно руку, поправляет съезжающий колпак.

Должность няни официально моя.

Должность девушки Кирилла Александровича с легкой руки и языка Аллы Ильиничны тоже. Лучше б ей Красавчик таблетки сублингвально посоветовал, дабы сплетни разносить было не так удобно.

— А ты правда с Кириллом встречаешься? — не прекращая вертеться, пока я пытаюсь расчесать и заплести, с любопытством тянет Яна.

— Нет, — зубами, не хуже ее дяди, скриплю уже я.

И отвечаю на данный вопрос уже в седьмой раз. Первые шесть были от соседей, которым срочно понадобились соль, яйца, спички и — апогей оригинальности — фритюрница. Каюсь, я необразованная личность, которая с трудом представляет, что это такое и как выглядит. Думаю, по моим остекленевшем глазам соседка — Маша, с четвертого — это поняла, вздохнула и окинула сочувствующим взглядом, как безнадежную.

— Но ты согласилась с нами сидеть, — напоминает Яна и разворачивается, требовательно заглядывая мне в глаза и давя ладошками на колени. — Почему?

Хороший вопрос, суслик.