Музыка льда. Осколки - Анна Беляева

Позже, когда Милу отправили на процедуры, он ещё раз заговорил с Викторией. Снова рассказывал о стратегии, тактике лечения. Результатах и рисках промедления или неполного следования рекомендациям. Можно сказать, отговаривал от идеи продолжать сезон.

— Доктор, скажите, у вас есть мечта? Ну, или была хотя бы?

Тренер смотрит на врача. Два профи говорят на общечеловеческую тему, которая внешне не имеет никакого отношения к обсуждаемой проблеме.

— Ну, была, конечно. В детстве.

Израильтянин пожимает крепкими плечами.

— Ваша мечта осуществилась?

Взгляд пристальный. Интонация требовательная. Ему кажется, что волшебная ледяная блондинка даже несколько придвигается к нему в ожидании ответа.

— Нет. Это же детские мечты. Они никогда не сбываются, не так ли?

Травматолог ещё раз пожал плечами. Странная эта русская и ее ученица. Впрочем, спортсмены все такие, с заскоком на своих медалях.

— Давайте я вам попробую объяснить, хорошо? — Виктория Робертовна снова улыбается и кажется, что по кабинету разбегаются солнечные зайчики, настолько эта улыбка озорная, теплая и искрящаяся, да и сама дама тут же теряет всю ледяшечность и превращается в солнечное божество — Чтобы мечта этой девочки стала явью, она с 5 лет — ежедневно, заметьте — терпела, трудилась, рвалась через преграды внутренние и внешние. Терпела и трудилась так, как не терпят и не трудятся многие взрослые. И если ей сказать, что мечты больше нет, она не просто погрустит и будет дальше жить, она снесет того, кто ей это сказал и пойдет вперед, даже не заметив. Найдите возможность сделать так, чтобы ваши советы были услышаны, а не отметены в сторону, словно что-то, что встало на пути ее мечты.

Ну что же… Богоизбранные врачи постарались сделать максимум. Но нога опять болела. Да и чего ожидать. Если на перелом упасть пять раз к ряду, то перелом лучше срастаться не будет.

— Мил, мы посмотрим завтра. И в любом случае по приезде в Москву надо будет приостановить тренировки и заняться плотно реабилитацией. Так что после этого турнира у тебя оздоровительные процедуры. Поняла.

Людмила морщится, но соглашается. Нога болит нещадно, кажется, кто-то вколачивает в стопу тупой гвоздь недостаточно тяжелым молотком.

****

Кто бы знал, может, стоило тогда послушать того врача. Может, тогда все сложилось бы на Олимпиаде? Не стал ли перелом ноги началом несрастающегося перелома их отношений?

Виктория смотрит, как Мила присаживается на стул. Очень аккуратно. Значит и сейчас болит. Вид у ребенка такой, словно в ней все болит, и прошлое, и новое, и тело, и душа.

— Я рада, что ты откликнулась на мое приглашение, — говорит с улыбкой Домбровская.

— Это не было приглашением. Это был приказ, — огрызается Леонова.

Виктория знает, что ее приказ Леонова бы проигнорировала, но был и не ее, от второго увернуться оказалось, похоже, сложнее. Есть свои плюсы в иерархичности спорта, к которой приучают с детства.

— Ну, может, и так. Я хочу попросить прощения у тебя, Милка.

— За приказ? — голос девушки усталый и тихий.

— Нет, за всю ту ерунду, которую я успела наговорить после твоего ухода. Стоило тебе все же просто прийти и обсудить все лично. Ну, не съела бы я тебя.

— Не съела, конечно, — морщится фигуристка: — Было и прошло. Новая история. Другое время. Мне надо, чтобы кто-то помогал на льду, пока я не смогу вернуться в Штаты.

Итак, она тоже не рада. Точнее из них двоих именно она и не рада, но ей нужно, а когда Миле что-то нужно, то мир должен ей дать. И свои эмоции она готова засунуть поглубже ради необходимости.

Ну что же, они играют на поле, где никто ей, Вике, не рад. Выясним, что же ещё на этом поле из фигур:

— Мил, а чего бы ты вообще хотела?

— Олимпиаду!

— А из реального?

— Джош говорил, что мы попробуем! — в голосе истерика, — Если вы в меня не верите, вы мне не нужны!

“Ну, конечно, Джош! Прекрасный тренер чемпионов, доконавший хребет Милки. Что ему говорить-то еще? Деньги просто так не закапают от федерации”,— фыркает про себя Домбровская.

— Мало ли в России тренеров. Найди того, кто тоже будет говорить, — Вика даже не злится, хотя сам диалог утомителен.

Куда приводят мечты, которые не могут сбыться? Вот в чем вопрос.

— Виктория Робертовна, я хочу кататься. Я не знаю, как и где, но я хочу! — губы дрожат, но держится.

— Я тебя услышала, Мил. Приезжай завтра к 11 на лёд, будем смотреть твои программы и думать, что нам делать, чтобы ты могла кататься.

Милка уходит так быстро, что кажется, опять сбегает. Лишь едва кивает на ходу.

****

Закрывая дверь кабинета, Вика видит Ландау, который идет навстречу. Улыбка озаряет лица обоих. Домой, домой! На ходу она подхватывает мужчину за талию, и они отправляются к дверям.

Из туалетной комнаты для женщин, мимо которой пара идет, обнявшись, слышны рыдания.

— Это что за призраки завывают у нас на этаже? — улыбаясь, шепчет ей в ухо Илья

— Леонова плачет, — спокойно отвечает ему Домбровская.

— Может, зайти? — молодой человек притормаживает.

— Нет… это ее круг ада. Мы там лишние. Пошли домой. Я устала, Илюш. Зверски.

Мила невольно разбередила раны, казавшиеся хорошо зажившими. Вернула в тот жуткий постолимпийский год. Год расплат за успехи. Год потерь.

Домой возвращались под Шаова, видимо, Илья почувствовал, что внутри любимой женщины минор и разбавлял его тем способом, который оба они понимали — музыкой. Когда зазвучало:

Сам Гендель был обжорой,

Гюго грешил инцестом,

А Фёдор наш Михалыч

В рулетку баловал.

И даже умный Ницше

Свихнулся, как известно.

Чайковский… Ну, эт ладно…

А Мусоргский бухал!-

Вика хихикнула и сказала:

— Сколько же про нас будет слухов в конце концов. И какие, наверное, странные?

Илья, расслабленно улыбнулся в ответ:

— Про меня будут говорить, что я завоевал лучшую женщину мира, приложив к этому нечеловеческое количество усилий и разогнав всех поклонниц!

— Уж прямо нечеловеческие усилия? — весело сказала блондинка.

— Однозначно! Она четыре года прикидывалась бесчувственной снежной королевой, которую во мне интересовали только мои постановки! Никогда тебе этого не прощу и буду мстить каждый вечер и, возможно, каждое утро… или наоборот!

****

Полгода после олимпиады

За эти шесть месяцев она успела столько потерять, но все это было лишь ожиданием и предвестником главной потери. В середине осени смерть отняла самое главное, измучив ожиданием и борьбой до полного истощения души и тела.

В последнюю решительную