Адель Паркс - Мужей много не бывает

Лаура вздрагивает, как от пощечины.

— Лаура, в тебе сейчас говорит обида. Ты злишься на Беллу за то, что она не разобралась со своим прошлым и тем самым испортила все в настоящем, — но ведь о тебе можно сказать то же самое. По тебе с такой силой ударил разрыв с Оскаром, что ты теперь как только можешь открещиваешься от отношений со Стиви, из-за того, что боишься снова остаться ни с чем.

— Во всем этом виноват сам Стиви. Я бы не отталкивала его, если бы он не врал мне, не поцеловал мою лучшую подругу и… — Лаура запинается и умолкает.

Возможно, сейчас она признает, что Стиви не занимался любовью с Беллой, — а я думаю, именно к этому все идет, — и тогда его проступок покажется ей значительно менее серьезным.

— Ну и что ты предлагаешь? — спрашивает она.

— Тебе стоит задуматься о том, была ли ты счастлива с ним.

— Ты сам знаешь, что была.

— И спросить себя, действительно ли ты хочешь, чтобы вы жили каждый своей жизнью.

После нескольких секунд молчания Лаура говорит:

— Ладно, я подумаю об этом. Но я ничего не обещаю.

— Я был бы очень рад, если бы ты передумала. — Воодушевившись ее нерешительностью, я добавляю: — И Белла тоже была бы этому очень рада. Она беспокоится о тебе. Ты как-то обвинила ее в том, что ее сострадание другим людям происходит от нежелания видеть и решать собственные проблемы. Это не так. Она видит свои проблемы и пытается их решить, но все равно беспокоится за тебя.

Глаза Лауры блестят от слез. Что они означают? Злость? Отчаяние? Негодование? Грусть? Не имею ни малейшего понятия.

— Да, я была слишком резка с ней, — признает она. — Я так злилась!

— И не без причины. К тому же ты испытала сильное потрясение, — говорю я.

— Но я понимаю, что она не такая ужасная, какой я пытаюсь ее представить. Хотя мне было бы легче, если бы все именно так и было. Она всегда очень добра ко мне и очень помогла в свое время. Она была такой милой. Мне бы хотелось простить ее и увидеть твоими глазами.

— Мы все заслуживаем еще одного шанса. Белла, я, Стиви и ты. Больше всего ты.

— Я не уверена, что Стиви нужен этот второй шанс, — говорит Лаура.

Обсуждение этого замечания не входит в мою компетенцию, поэтому я предлагаю пойти в кафе и поесть торта. Лаура соглашается, Эдди тоже не приходится долго упрашивать.

Пятница, 22 октября 2004 года

Я холостой человек. Я свободный человек. Жизнь сразу стала значительно проще. Теперь я знаю, что писать в графе «семейное положение» на том или ином бланке. Мне больше не надо лгать своим работодателям, друзьям, семье, себе самому. И мне это нравится. Я обладатель новенького, полностью легитимного свидетельства о разводе.

Жаль только, что я не получил его год назад.

У Беллы с Филипом, кажется, все хорошо. Они нашли в себе силы пережить всю эту кошмарную заваруху, и это достойно восхищения. Я рад за Беллу. Глупо отрицать, что она много для меня значит — и всегда значила, — поэтому я рад, что она счастлива. Но в то же время здесь, среди серого холодного дня, вдалеке от шумного, рискового бесшабашного Лас-Вегаса, я отчетливо понимаю, что эта девушка не для меня. Я бы мог подробно перечислить, почему мы с ней друг другу не подходим, но это все старо и неинтересно — ни мне, ни кому-либо еще. Кроме, возможно, Лауры. Может быть, если мне очень повезет, она даст мне возможность рассказать ей, почему мы с Беллой не подходим друг другу.

Или, что более важно, почему мы с Лаурой подходим друг другу.

Или, что даже еще важнее, почему мы больше не должны никогда расставаться. Ну, за исключением того времени, которое мы будем тратить на работу, встречи с друзьями, отправление естественных потребностей и т. п. Но в целом мы больше не должны никогда расставаться. Я в этом совершенно уверен.

Давным-давно, в 1996-м, когда Белла бросила меня, я делал все, что обычно делают отчаявшиеся люди, бесцеремонно брошенные своими любимыми. Я бесконечно вспоминал каждое мгновение, проведенное вместе с ней. Я проигрывал в уме каждую ссору, непрестанно спрашивал себя, что было бы, если бы в какой-либо момент я повел себя иначе. Своим уходом Белла разбила мне сердце, я сильно мучился и едва нашел в себе силы, чтобы жить дальше. На меня будто каток наехал, и я не собираюсь притворяться, что я потом бодро вскочил и побежал дальше, — даже по прошествии стольких лет. Особенно по прошествии стольких лет.

В каком-то смысле после расставания с Лаурой я чувствовал себя примерно так же, но в то же время и совершенно по-другому. Да, я раз за разом вспоминал минуты, когда мы были вместе, но эти воспоминания не резали меня по сердцу, а даже приносили удовольствие. Я не проигрывал в уме каждую ссору, потому что ссора у нас была только одна. Последняя, окончательная и бесповоротная. Да, я много времени посвятил ее разбору, но, к сожалению, не смог придумать такого варианта ее развития, который мог бы привести к счастливому концу.

Всякий раз, когда я думаю о времени, проведенном с Лаурой, или Лаурой и Эдди, я чувствую себя просто замечательно. Я ощущаю себя стопроцентным героем, полностью довольным собой и своей жизнью. Я испытываю гордость, легкость и желание жить дальше. А затем на меня наваливается действительность.

Обстоятельства двух главных в моей жизни расставаний совершенно различны. То, что меня бросила Лаура, — это можно легко понять и простить. Я даже скажу, что у нее практически не было выбора. То, что я сделал, было мерзко. Как это Лаура называет? Ублюдски. То, что я сделал, было совершенно ублюдски. Я не должен был молчать о тайне Беллы.

Я написал Лауре письмо, раскрыл все карты. Сказал, что люблю ее. Тоже мне новость. Надо было сказать ей давным-давно (зря я… если бы можно было… что если… бла-бла-бла). Легко признаться в любви, когда уже нечего терять, когда все потерял. Это не очень-то романтично, я знаю. Ну почему я не сказал этого, когда мы лежали друг у друга в объятиях, или когда летели в Лас-Вегас, или даже в тот вечер, когда она собирала свои вещи? Хотя вряд ли бы это что-нибудь изменило.

В письме я честно сказал, что без нее жить мне стало гораздо труднее, что нам было хорошо вместе, что я считаю, что мы заслуживаем еще одного шанса и т. д. и т. п. Я забыл о гордости и чувстве собственного достоинства. Я умолял. К черту всю эту шелуху — гордость не согреет холодной ночью.

Я очень старался увидеть ситуацию ее глазами и поступить так, как было бы лучше для нее. Я понимал, что из-за меня она испытала сильное потрясение, и в письме обещал, что не буду докучать ей, пока не получу свидетельство о разводе. Когда это произойдет — ни в коем случае не раньше — я встречусь с ней как свободный человек, не связанный никакими обязательствами. Я написал, что прекрасно понимаю, что ей нужно время, чтобы все обдумать, что не буду раздражать ее бесконечными сообщениями, звонками, письмами, визитами и всем остальным. Но все же я проявил слабость, совсем небольшую. В конце письма, в постскриптуме, я написал, что, если она когда-нибудь захочет меня увидеть — днем, ночью, не важно, — я тут же окажусь рядом.