Екатерина Риз - Бабочка под стеклом

Гранович хмыкнул.

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого мне спрашивать?

— Действительно. — Дима призадумался, лоб потёр, а затем пожаловался: — Кажется, у меня снова температура.

Марина на локте приподнялась и посмотрела на него.

— Что ты выдумываешь?

Он рассмеялся.

— Да правда!

— Переедем, — начала она, причём говорила очень серьёзным тоном, чтобы Димка важность момента прочувствовал, — но не сейчас, а когда учебный год закончится, чтобы Антона не срывать. Осталось каких-то два месяца. И думаю, мы найдём, чем их занять. Нужно столько всего сделать, столько обдумать, столько решить. — Марина снова легла, голову ему на живот положила и стала на потолок смотреть, а Дима наблюдал за ней с некоторым удивлением. Кажется, она всё уже продумала. — Жить где будем? В твоей квартире?

— Можно, — кивнул он, — у меня большая квартира. А можно её продать и купить дом в Подмосковье. Хочешь дом?

Она разулыбалась.

— Хочу. Такой же, как этот. А ещё хочу, чтобы Наталью в Питер перевели. Это тоже столица, причём культурная.

Гранович брови сдвинул, глядя в её спокойное лицо.

— Как тебе не стыдно? Нельзя быть такой ревнивой.

Марина заулыбалась, но упрямо покачала головой.

— Я не ревнивая, я предусмотрительная.

— Ага.

— Ага, — передразнила она его, а посмотрела так, что Дима невольно оправдываться начал.

— Я не звал её с собой, просто так совпало.

— Очень на это надеюсь.

Он руку её отпустил.

— Ты всё-таки ревнивая.

Марина снова повернулась к нему, в глаза ему посмотрела и покачала головой.

— Нет, просто я тебя люблю.

— Да? Это плохо. Потому что я не просто люблю…

Эпилог.

Эля проходя мимо зеркала, приостановилась, на себя взглянула, а потом осторожно прошмыгнула мимо дивана, на котором Дмитрий сидел, в сторону прихожей. Гранович глаза на неё поднял, едва заметно усмехнулся, поражаясь чужой наивности, документ который читал, отложил в сторону, взял другой, а сам позвал:

— Эля, ты куда?

Шорох в прихожей прекратился, на пару секунд воцарилась тишина, а потом Эля будничным голосом оповестила:

— Я иду к Машке. В гости. Ты же разрешил!

— Разрешил. На глаза мне покажись. — Снова тишина, потом девочка появилась в дверях гостиной, уже в куртке, с капюшоном на голове, а губы зажала и очень старалась казаться спокойной, но смотрела куда угодно, только не на Дмитрия. А тот улыбнулся девочке. — К Машке собралась? — Эля с готовностью кивнула. — Очень хорошо. Губы с мылом вымыть, а потом можешь идти. Машке привет.

Эля перестала зажимать губы, и ногой от негодования топнула, правда, тут же взмолилась.

— Папа!

— Я сказал: помаду смыть. И не спорь. А то я ещё маме нажалуюсь, что ты снова её помаду брала.

— Это несправедливо!

— Конечно. Тебе девять, и это несправедливо.

— Почти десять!

— Вот когда будет четырнадцать, тогда поговорим.

— Четырнадцать?!

— А ты как думала?

— Папа, Машка уже красит губы! И ей разрешают!

— Во-первых, Маша занимается танцами, и губы красит, когда выступает. А во-вторых, лет через десять ты ещё радоваться будешь, что у тебя губы розовые, а вот у Маши уже синие.

Эля всерьёз нахмурилась.

— Почему это у неё будут синие?

— От химии, пузырик. А помада — это химия. Мне не веришь, у мамы спроси.

— Ты ведь меня обманываешь, — пожаловалась Эля, после минутного размышления, но разделась и пошла смывать с губ яркую помаду. А когда из ванной вернулась, к дивану подошла. Дима от работы оторвался, на Элю посмотрел и подмигнул ей.

— Не тяни время, — попросил он, — ты помнишь, что к пяти отец за тобой приедет?

— Я помню. — Эля за шею его обняла. — Если честно, я совсем не хочу идти к Машке.

— Да? Без помады не хочешь? Похвалиться, что ли, хотела?

Она обижено отстранилась.

— Ну, пап!

Наверху заплакал ребёнок. Дима голову закинул, в задумчивости посмотрел на потолок.

— Ромка проснулся. Эль, сходи.

Эля выразительно вздохнула, глаза закатила, и устало проговорила:

— Ох уж эти родители.

— Не жалуйся! Тошка же с тобой нянчился, твоя очередь пришла.

Эля остановилась на лестнице и на Диму обернулась.

— Вот уеду к папе на каникулы, что вы делать будете?

— Сам гадаю, — хмыкнул Гранович себе под нос.

Когда Марина домой пришла, они уже со всеми проблемами справились. Трёхлетнего Рому успокоили, переодели, накормили йогуртом, и теперь он возил машинку по ковру гостиной, только иногда дёргая отца за ногу, требуя похвалы.

— Папа, папа! — Рома за брючину Дмитрия ухватился, потянул довольно сильно. — Смотри!

— Да я смотрю, Ром. Отличная горка.

Рома что-то залопотал, коверкая половину слов, что-то принялся объяснять, потом побежал в кабинет Дмитрия за большой книжкой, чтобы сделать ещё одну горку. Но до места книгу не донёс, увидел мать, появившуюся в гостиной, всё бросил и кинулся к ней. Марина сына поймала, на руки подняла и поцеловала.

— Ты проснулся?

— У меня гараж! Под книжкой.

— Ой, как здорово. — Марина с сыном на руках подошла к дивану и Диму по волосам потрепала. — Привет, трудоголик.

Гранович возмущённо качнул головой, но усмехнулся.

— Кто бы говорил.

— Ты ребёнка кормил?

— Да. А другой ребёнок накормил меня.

— Вот как хорошо. А Антон?

— Спит ещё.

Марина удивилась.

— Время три.

Дима кивнул.

— Вот и я думаю. Чем они занимались на этой даче, что он уже четырнадцать часов спит.

Марина села на диван рядом с ним, ребёнка усадила к себе на колени, а мужа по щеке погладила.

— Димочка, отвлекись от работы.

— Я не могу.

— Правда?

Он посмотрел на неё, потом на сына и по носу того легонько щёлкнул. Ромка сразу нахмурился и нос ладошкой закрыл.

— Правда, не могу, Марин. Ты же просила, освободить выходные. Вот я и стараюсь.

— А-а. Ты мне приятно делаешь.

— Да. И очень стараюсь.

— Папа, играть хочу.

Марина мужу ребёнка отдала и с дивана поднялась.

— Тогда старайся, очень надеюсь, что тебе всё удастся. А я пойду проверю, какие Эля вещи собрала. — Направилась к лестнице, но потом вернулась и к Диме наклонилась. — Почему я всё время так переживаю, когда она едет на каникулы к отцу?

— Потому что скучать будешь?

Марина подбородок рукой подпёрла, потом подула Грановичу на затылок, понаблюдала, как волоски на его макушке, которые до этого хулигански топорщились, ложатся на место.

— Это да, но ещё почему-то переживаю.