Лишняя (СИ) - Гойдт Юлия

Ксюша мне не сказала, но потом я узнала, что и вправду Ванька расстался со мной из-за моих физических недостатков. Не сам, что самое обидное, а лишь под натиском насмешек других парней, его друзей. Видимо, и ему пришлось несладко. Ну что же, насмешки — это очень тяжело, я-то помню. Не всякий перетерпит. Тим тоже промолчал, когда я ему рассказала. Просто спустя какое-то время мне позвонил разъяренный Иван, и накричал на меня, какого черта какой-то парень звонит и читает ему нотации. Я молча выслушала все его претензии, спросила: «У тебя все?», Ваня ошеломленно сказал: «Да», и я повесила трубку. А потом позвонила Тимуру и долго ругалась с ним, нафига он лезет в мои отношения. На что тот обиженно бросил: «Ну и разбирайся сама!» и тоже бросил трубку. А потом вечером пришел в гости, и мы долго мирились.

— Господи, Ксюш, ты можешь собраться?! — взмолилась я.

— Да ну вас, зануды. Смотрите, какой день чудесный!!! — Ксюшка взобралась с ногами на подоконник и мечтательно закинула голову, подставляя щеки солнечным лучам. Тим усмехнулся, и оставил барабанные палочки. Потом встал из-за установки, подошел к Ксюшке сзади и резко хлопнул в ладоши над её ухом. Ксюха, не ожидавшая такого, вздрогнула, не удержала равновесие и свалилась с узкого подоконника. Мы рассмеялись, она же, поднявшись, скрипнула зубами:

— Ну, Тим! Держиииись! — и набросилась на Тимура. Тот успел вывернуться из-под её рук, и побежал к выходу из актового зала. Ксюшка с дикими криками — за ним. Спустя минуту их громкие голоса и топот ног были слышны уже по всей школе.

Я вздохнула, положила гитару на пол, и сама села рядом, сложив ноги по-турецки. Теперь придется ждать этих озорников. Завтра будет Последний Звонок. И меня классный руководитель попросил выступить с речью от имени всех выпускников. А я, в свою очередь, подбила ребят выступить с песней. Даже притащила Ксюху, хотя она из другой школы. Тим согласился аккомпанировать на барабанах, я играла на гитаре, а Ксюшка пела. Аккомпанемент у нас был небогатый, но все звучало довольно гармонично.

Было грустно расставаться со школой. Все-таки учеба — это все, чем я жила. Да еще и в ВУЗ я поступала не в столичный, что был недалеко от моего городка, а за три сотни километров, в городе, где жила бабушка. Родители решили, что мне так будет легче, все-таки буду под присмотром родной бабушки. Как бы они мне ни доверяли, но оставить на полную самостоятельность — боялись. Вдруг что со мной случится, а никого не будет рядом. Я согласилась с ними. В столицу поступать мне не очень-то и хотелось, потому что по новостям от Ксюшки я узнала, что Ваня собирается в тот же ВУЗ, что и я. А сердце по нему еще совсем не отболело.

А тут еще на голову неожиданно свалились экзамены в форме ЕГЭ. Буквально за два месяца до окончания учебы. Преподаватели были в панике — как за столь короткое время успеть подготовить детей к такому экзамену? Уровень ЕГЭ по заданиям был на порядок выше, даже для нас, лицейских. Я экзамена не боялась, потому что на подготовку ходила уже с сентября, так как знала, что в моем ВУЗе мне все равно придется сдавать его по математике и русскому. Поступать мы с родителями решили на факультет прикладной математики и информатики, раз уж у меня с детства была к этому тяга.

Вот такие глобальные перемены ожидали меня в моем маленьком мире. Я, казалось, была к этому готова, и даже с нетерпением ждала их. От размышлений меня отвлекли прибежавшие Ксюха с Тимом. Тим прихрамывал на левую ногу, а Ксюшка была вся растрепанная, но довольная.

— Ты что с ним сделала? — удивилась я, поднимаясь с пола.

— Он просто получил по заслугам, — рассмеялась Ксюшка. — Давай, чертов барабанщик, поднимайся на сцену.

— Коза, — огрызнулся Тим, но послушался.

На следующее утро я все не могла усидеть на месте. Мне казалось, что я не так накрасилась, не так сидит новая рубашка, и совсем не идет короткая клетчатая юбка в складку. Мама пыталась заплести мне «корзинку» из косичек, и в конце концов ей все же это удалось. Скрепив последний узел белоснежного банта на моей дурной голове, она с облегчением вздохнула:

— Все, наконец.

— Мама! — взвыла я, критически оглядев себя в зеркало, — Ноги слишком худыыые!

— Настя! Перестань! Все отлично, белые гольфы все скрывают, зрительно полнят твои ножки. Со сцены все будет хорошо смотреться, хватит себя съедать! В конце концов, это твои ноги, и никуда ты от них не денешься, — попыталась пошутить мама, но безуспешно.

Я расплакалась. Вот почему, почему все так?! Почему я даже на праздник не могу надеть юбку, не смотря с отвращением в зеркало? Я уж молчу про выпускной…

— Я никуда не пойду. Нафиг. — Я скрестила руки на груди и села с независимым видом на диван.

— Насть, — вздохнула мама, и села рядышком, приобняв меня за плечи, — Мы с тобой проделали уже такой огромный путь, столько всего преодолели, и что, теперь ты сломаешься на этой ступеньке? — Я угрюмо молчала, — Ведь мы с папой так ждали этого дня, чтобы гордиться тобой. Посмотри, какая ты стала сильная, красивая, такая взрослая…Такая большая умница, Настя, никто не будет над тобой смеяться только из-за того, что тебе не идет юбка, или у тебя худые ножки. Между прочим, юбка тебе очень даже идет.

Я покосилась в зеркало. И вправду, было не так уж и страшно. Кеды, белые гольфы до колен, и коротенькая юбка. Ноги, хоть и были тоньше нормального, но были стройными.

— Ладно, — буркнула я. — Мне пора.

— Давай, удачи, — улыбнулась мама, и отвернулась. Но я заметила, что в глазах у неё блеснули слезы.

— Мам…

— Насть, иди. Мы с папой придем к десяти. Ты у нас молодец.

Я вздохнула, взяла гитару, и пошла к выходу…

— …Никогда нам с вами, ребят, не забыть эти стены, эти лица, эти минуты. Мы всю жизнь будем помнить наших любимых учителей, наших школьных друзей, и порой, уже взрослыми, возвращаться к ним. И кем бы мы ни стали — космонавтами, банкирами, врачами, учеными, и просто мамами и папами — все равно в душе навсегда мы останемся такими же маленькими школьниками, вечно списывающими, веселыми проказниками для наших учителей! — звонко отдавался мой голос во всех уголках актового зала. Я жутко волновалась. Хотелось плакать, но я привыкла сдерживаться. И последние слова «…мы бы хотели посвятить вам песню!» я уже произнесла без дрожи в голосе. На сцену поднялась Ксюша, Тим вытаскивал из-за кулис барабаны. Когда все было готово, я закинула на плечо ремень гитары и ударила по струнам.

…Все острова давным-давно открыты,

И даже те, где тесно и вдвоем,

Но все то, что мы знаем, ничего не значит,

Все то, что мы знаем, ничего не значит

Для нас — мы новый найдем!…

Детство убегало от нас куда-то вместе с этими строками, отдаваясь эхом в ушах. И с каждым ударом пальцев по струнам я понимала, что дальше — будет еще сложнее.

Я дописывала очередную главу своей сказки. Слова не складывались, а если и складывались, то неудачно, и не веяло от них тем самым теплом. Да что же такое-то, а?! Последние две недели я была сама не своя. Хотя это понятно — ЕГЭ, и долгое ожидание результатов…

Вот уже и выпускной был не за горами, всего через неделю, а оценок еще не было известно. И это выводило меня из строя. Ненавижу ждать. Ненавижу.

Вообще, предстоящая взрослая жизнь меня пугала не на шутку. Как-то я буду там, в новом городе? Опять привыкать ко всему и дергаться — заметят — не заметят. Самостоятельно. Мамы рядом не будет, и с друзьями будем видеться от силы раз в полгода…

Несмотря на свои внутренние сомнения, на нерешительный вопрос мамы «Насть, а может, годик посидишь дома? Подумаешь, отдохнешь…» я рубанула свое «Нет!». Показать свой страх? Да ни за что на свете. И пусть внутри меня сомненья-кошки расцарапали все в хлам, никому не стоит этого знать. А уж тем более маме. Она-то переживает не меньше меня, а может, даже и больше.