Наталья Батракова - Миг бесконечности. Том 2

— А когда свадьба? — застегивая джинсы, уточнила Катя.

— Через неделю.

— Надо же… Я тоже была приглашена на свадьбу на следующей неделе, — вспомнила она.

— А к кому, если не секрет?

— Да так, хорошие люди. Правда, я с ними так и не успела познакомиться. Это друзья… Короче, теперь уже неважно, чьи. Все остальное в сравнении с этим, — с улыбкой кивнула она на фотографию, — не имеет никакого значения.

— Это верно. К тому же, как сказал Саша, холостяков среди его друзей больше нет, — поведала Ольга. — Один объявил, что женится, и второй вот-вот объявит.

— Да не нужен мне теперь никто, кроме моего ребеночка, — приложив ладони к животу, прислушалась к собственным ощущениям Катя. — Оля, ты не представляешь, какая я счастливая!

— Еще как представляю! — точно так же приложила ладонь к животу Ольга. — Не поверишь: вторая беременность, а ощущения — будто в первый раз. Как на крыльях летаю! А ты его любила? Ну, этого… Отца ребенка.

— Очень, — на секунду задумавшись, ответила Катя. — И сейчас люблю. Даже больше. За него, — опустила она взгляд на живот.

— Тогда вдвойне за тебя рада. Ребенок от любимого мужчины — это…

— Это продолжение мига бесконечности любви, — подсказала Катя.

— Точно! — с ходу согласилась Ольга. — Ну что? Ты на машине? — уточнила она. — Тогда тихонько, не торопясь, домой. Собираешь вещи в больницу, вызываешь такси и… В добрый путь! — протянула она направление. — Тебя там уже будут ждать.

— В добрый, — кивнула Катя. — Спасибо тебе.

— Не меня надо благодарить, — замотала та головой и показала взглядом наверх: — А того, кто услышал твои молитвы, простил тебе твои грехи, если они были.

— Были… Но больше их нет, — подумав о чем-то своем, ответила Катя и направилась к выходу: — А ведь у меня сегодня день рождения! — обернулась она.

— Правда? Поздравляю! Жаль, подарка нет…

— Так ты меня уже поздравила самым дорогим подарком на свете!

— Ну тогда береги его!

Покинув медицинский центр, Катя остановилась на крыльце, еще раз раскрыла направление.

«Беременность 5 недель. Угроза выкидыша», — прочитала она диагноз, спрятала листок в сумку и опасливо глянула на ступеньки, поблескивающие в лучах опустившегося к горизонту зимнего солнца.

«Самый красивый диагноз в мире: беременность, — осторожно спускаясь вниз, с нежностью подумала она. — Я уже люблю тебя, малыш, — подойдя к машине, она снова провела ладонью вдоль живота и закрыла глаза: — Я все отдам ради тебя, на все готова. Отныне и навсегда мы с тобой вместе, — словно дала она клятву и вдруг… — Так вот почему во сне я слышала колокольный звон! Как благословение», — подумала она, улыбнулась и прошептала: — Спасибо!

«Миг бесконечности любви, — взглядом из окна Ольга проводила машину Кати. — Надо же: столько лет работаю, а никогда об этом не задумывалась. Надо с Сашей вечером поделиться».

— Позови следующий миг бесконечности любви, — попросила она отлучавшуюся из кабинета медсестру и добавила: — Да-да, именно так, — и улыбнулась недоуменно посмотревшей на нее девушке…

Включив настольную лампу, Вадим который час сидел в кабинете отца и пролистывал его дневниковые записи. Он не открывал их много лет. С тех самых пор, как поехал в Германию и познакомился с Флемаксом. И даже в кабинет старался не заглядывать без надобности, как и бывать в родительской квартире.

Сложно сказать, что мешало. То ли чувство вины, которое закостенело в его душе, то ли что другое. Фактически сегодня он впервые решил ночевать здесь по собственной воле. Как и впервые не захотел остаться на Сторожевке. По одной простой причине: настолько пусто и холодно, как сейчас, прежде там никогда не было. Он прочувствовал это сразу, едва переступил порог…

Выехав днем от матери, он все же решился и набрал номер Кати. Телефон был отключен. Значит, она не ждала его звонка или же не хотела. На всякий случай Вадим завернул во двор на Чкалова: знакомой машины не было.

«Может, к отцу поехала?» — подумал он, не догадываясь, что разминулся с Катей буквально на пару минут: когда он поворачивал во двор, она выезжала на Чкалова через другой проезд.

После работы Вадим снова завернул к ее дому. «БМВ» стояла на площадке у подъезда, но в окнах было темно. Он даже поднялся, позвонил в дверь — тишина. Где она могла быть? Или с подружками в кафе, или…

«Снег пошел, — сидя в машине, наблюдал он за крупными снежинками, обгонявшими друг друга в свете близстоящего фонаря. — Как и обещали… А ведь виза открыта, в любой день можно отправиться туда, где тебя любят и ждут. Все-таки, Генрих, — кольнула сердце игла ревности. — Нет… Судя по времени, когда здесь появилась машина, на самолет она не успела бы. Значит, отмечает… Что ж, может оно и к лучшему, что встретимся завтра. Со всем, что случилось сегодня, надо переспать. Утро вечера мудренее», — решил он и поехал домой.

Переоделся, принял душ, собрал кое-какие вещи, сел в «Range Rover» и поехал к матери. Снег усилился и за какой-то час успел накрыть город пушистым белым покрывалом.

Пытливо заглянув ему в глаза, Нина Георгиевна все поняла без лишних слов: с Катей он не встречался. Поужинали молча, попили чай и разошлись: она к себе в спальню, а он — в кабинет. Присел в отцовское кресло, выдвинул ящик стола, достал потертые временем тетрадки. И стал читать. Запись за записью, страница за страницей. Сопоставлял даты, события, пытался понять, что же такое иногда хотел сказать отец. Останавливался, делал небольшие перекуры, смотрел в окно, за которым начался настоящий снегопад и думал, думал…

Возвращался, замирал у двери маминой комнаты и снова шел в кабинет. Похоже, состояние Нины Георгиевны стабилизировалось, она спала. Кельвин тоже дрых. Лениво повиливал обрубком хвоста, когда хозяин проходил мимо, отрывал голову от подстилки и провожал укоризненным взглядом. «И чего не спится, когда ночь на дворе? Попробуй пойми этих людей?» — шумно вздыхал он и снова укладывал морду на лапы.

«Хорошо Кельвину, — думал Вадим. — Поел, поспал, поиграл, снова поел… А здесь то места себе не находишь, то в пропасть срываешься… Завтра первым делом надо обязательно найти Катю, — вздохнул он. — Душа не на месте… Зря сегодня не занялся ее поисками…»

Глянув на полную окурков жестяную банку, он вытряхнул ее в мусоропровод, поставил на место, снова потянулся к пачке с сигаретами, но тут же себя остановил: «Хватит на сегодня. Голова разболится, а завтра на работу».

Заперев дверь, он виновато погладил в очередной раз потревоженного Кельвина, прошел в кабинет, прихватив одну из тетрадей отца, погасил настольную лампу, направился в свою комнату и расстелил кровать. Он не спал в ней много лет — вычеркнул из жизни и кабинет отца, и свою комнату. И вот теперь вернул все на место, вернулся сам…