Мартина Коул - Две женщины

– Я убью тебя, Далстон. Клянусь, убью! – повторяла она. – Ты покойница, Далстон!

Тогда Сьюзен изловчилась и снова ударила ее кулаком по лицу, и Матильда Эндерби повалилась на пол. Дверь в камеру распахнулась, и Сьюзен испытала огромное облегчение. Она, задыхаясь, произнесла:

– Вы, черт подери, немного припозднились!

Джун помогала детям укладываться спать. Барри протянул к ней руки. Джун, немного помедлив, улыбнулась и прижала его к себе. Она ощущала всем своим телом его тепло, и это ощущение было удивительно приятным. Она и не подозревала, сколько нежности заключено в ней.

– Я люблю тебя, бабушка!

Глаза Джун наполнились слезами. Она наконец поняла, какое это чудо – дети. Может быть, ей стоило родить сыновей. Она всегда предпочитала женщинам мужчин.

– Я тоже люблю тебя, мой маленький рыцарь! – Эти нежные слова сорвались с ее уст сами собой. – Давай-ка теперь ложись и спи.

Она вышла из комнаты и наткнулась на Дэбби.

– Они прелесть, правда, мам?

Джун утвердительно кивнула. Она была слишком взволнована, чтобы говорить.

Сьюзен сидела в темном карцере. Сон не шел к ней. Она была слишком возбуждена. Причинять вред Мэтти Эндерби совершенно не входило в ее планы. Тем не менее, это произошло. Сьюзен закрыла глаза и вздохнула.

История повторялась, как и тогда, с Барри. Это будет ирония судьбы, если сейчас, когда у нее появился реальный шанс выйти на свободу, ей предъявят еще одно обвинение в убийстве.

Жизнь определенно издевалась над ней.

Мозг Сьюзен лихорадочно работал. Сара ведь взяла вину на себя. Сказала, что сама виновата. Что же делать ей, Сьюзен?

Она начала мерить комнату шагами, ей казалось, что стены сжимаются вокруг нее. Если Мэтти умрет, вместе с ней умрет и ее надежда на освобождение. Она опустилась на пол и горько заплакала. Все возвращалось на круги своя. Она снова оказалась там, откуда пришла. В камере, совершенно одна, не знающая, что делать. У нее было такое чувство, что где-то в немыслимой дали Барри смеется над ней.

Мэтти открыла глаза и увидела яркий белый свет. Голова раскалывалась от боли. Над кроватью склонился молодой доктор. Она почувствовала запах его одеколона и сигарет.

– Наконец-то вы пришли в себя.

Он говорил басом, что несколько не вязалось с его внешностью: на вид ему было лет двадцать. Она уставилась на него:

– Что произошло?

Врач ничего не ответил. Вместо этого он промерил ее показатели и записал их в медицинскую карту.

Мэтти закрыла глаза и вновь погрузилась в сон. Молодой врач из психиатрического отделения покачал головой. От этой женщины уже досталось двум медбратьям и санитару, кроме того, она разгромила его процедурный кабинет, искусала и исцарапала его самого. Ночью ему пришлось дежурить одному, и как раз в его дежурство им и доставили эту буйную пациентку. Потребовалось целых две инъекции либриума, чтобы хоть как-то ее успокоить и уложить на кровать со смирительными ремнями.

Ему хотелось, чтобы она подольше оставалась без сознания, а та женщина-заключенная, которой удалось вырубить Матильду Эндерби, работала у них в отделении.

Вся тюрьма погрузилась в тишину. Под потолком повесили рождественские украшения, что придавало мрачному зданию праздничный вид. Где-то играло радио. Работал телевизор. Повсюду слонялись женщины, пили кофе, курили, тихонько перешептывались, словно боялись нашуметь. Райанна поднялась на четвертый этаж и остановилась возле камеры Сьюзен. Она вдохнула запах дезодоранта, которым пользовалась Сью, посмотрела на щетку для волос, небрежно валявшуюся на нарах, улыбнулась, глядя на детские фотографии, развешанные по стенам. Она будет скучать по Сью, очень скучать. Но не стоит сейчас думать об этом. Хорошо, если Сьюзен освободят. Обрадуются все женщины – и заключенные, и надзирательницы.

Единственное, что осталось в камере от Мэтти, – это ее плакаты. Райанна по-прежнему получала от Мэтти весточки, бессвязные письма, полные угроз и клятв в вечной дружбе. Мэтти совсем съехала с катушек, утратив всякую способность отличать фантазию от реальности. Сейчас она жила в мире снов и депиксола. По словам врачей, у Матильды Эндерби паранойя. Когда Райанна услышала об этом, она не могла удержаться от смеха. Они все были параноиками, такими их сделала тюрьма.

Райанна закрыла дверь камеры и медленно побрела назад к лестнице. Она поймала себя на том, что держит пальцы крестом, и улыбнулась, продемонстрировав идеальные зубы. Надзирательница, проходившая по лестничной площадке этажом ниже, посмотрела на нее и пожала плечами.

Новостей по-прежнему не было. Но она подождет. В конце концов, чего-чего, а времени у каждой сидящей здесь женщины предостаточно. Многие из них ждали всю свою жизнь.

Джун и Джоуи сидели в пабе. Джун пила в столь раннее время суток, но тем не менее пребывала в хорошем расположении духа. Впервые за долгие годы жизни с этим человеком Джун пристально рассматривала Джоуи, словно изучала. Она отметила, что он выглядит старым и потасканным. Вся его жизнь была написана у него на лице и теле, начиная с пивного живота и заканчивая склеротической сеткой на щеках от пьянства и распутства.

Джун улыбнулась про себя. Сейчас он с трудом поднимал даже свою кружку с пивом, не говоря уже о чем-нибудь другом. Не так давно у него случилось что-то вроде сердечного приступа, и это тоже внесло свою лепту. Целую неделю он не пил и не курил. Правда, теперь он вновь вернулся к «умеренному» потреблению алкоголя. Она увидела, как он в два глотка осушил кружку.

Джоуи, почувствовав взгляд жены, накрыл ее руку своей и улыбнулся. Тем не менее его взгляд быстро перекинулся на новенькую барменшу, миниатюрную блондинку с большим бюстом и легким косоглазием. Косоглазие, разумеется, осталось для Джоуи незамеченным. Он никогда не смотрел на лицо женщины, когда затаскивал ее в постель.

Это по-своему порадовало Джун – значит, остался еще порох в пороховницах. Несмотря на ненависть к мужу, она продолжала заботиться о нем. Это стало своего рода привычкой, которая выработалась у Джун много лет назад и от которой она по какой-то непонятной причине не могла избавиться, так же как от курения.

– Как бы я хотела, чтобы они поторопились, Джоуи. Я так нервничаю, так волнуюсь.

Он пожал плечами:

– Прекрати себя накручивать. Скоро все станет ясно.

Неожиданно Джун рассердилась:

– Это же наша дочь, наша плоть и кровь.

Джоуи встал. Он хотел еще раз взглянуть на эту куколку Бристл, пока у него была такая возможность. В два часа она закончит работу.

– Что ж, напоминай мне об этом почаще, Джун, напоминай мне об этом почаще.