Пат Бут - Малибу

— Неправда, неправда! Ты хотел ее! Не лги мне, Тони! А она тебя окрутила, признайся, имей смелость признать это, Тони!

— Пэт, успокойся, ничего такого не было. Верь мне… — начал было Тони, но понял, что слова его звучат неубедительно, и Пэт ему не верит.

У нее для этого действительно были веские основания. Он все-таки был мужчиной. А лишь очень старый евнух мог остаться равнодушным к женским прелестям Мелиссы, к ее сексуальности, буквально обволакивающей любого мужчину, приглянувшегося ей. В этом был ее секрет и как актрисы. Она относилась к своей роли точно так же, как если бы делала это в жизни. Вот почему ее роли пользовались бешеным успехом у зрителей. И Тони придерживался аналогичного подхода к съемкам. Поэтому оба актера оказались на нужном месте и в нужное время. А это залог любого успеха, в том числе и в кино. И если Пэт не понимает таких простых истин, то она не понимает ничего вообще.

— Для тебя это может ничего не значить. Но для меня это значит все! — почти прокричала она сквозь слезы дрожащим голосом.

Да, этот фильм мог оказаться шедевром, а эти сцены его украшением. Но Пэт было не до этого. Всякий раз, вспоминая Тони в объятиях широко раздвинувшей ноги Мелиссы, Пэт вздрагивала, словно отгоняя кошмар. От нее в то время почти ничего не зависело. Снимались дополнительные сцены в соответствии с переписанным Эммой сценарием. На Пэт выпала лишь забота о правильном освещении съемок, но и это заняло у нее очень мало времени. А большую часть времени ей пришлось провести в качестве зрителя. Пэт тщетно пыталась абстрагироваться во время тех кошмарных десяти минут. Но у нее ничего не получалось, и ей осталось только набраться мужества и вынести все это с достоинством.

— Пэт, милая, ну постарайся меня понять… Ведь сейчас мы пытаемся создать нечто значительное, оригинальное. Постарайся и поднимись над всем этим… я прощу тебя…

— Не учи меня, как мне жить. Разве я говорю тебе что ты должен делать и как? Убирайся из моей жизни навсегда, да, навсегда! Так и знай, я тебя больше не люблю! И никогда не любила! Потому что ты дешевый похотливый сексуальный маньяк, готовый ради женской юбки на все… И ты не в состоянии никого полюбить потому что любишь только самого себя…

— Пэт, ну послушай, Пэт…

Но девушка была сейчас не в состоянии слушать. Она искала выхода своей энергии, и ее не могли поглотить и нейтрализовать поцелуи, Пэт нужно было нечто большее. Она лихорадочно огляделась в поисках какого-либо оружия. Но в гримерной Тони не было ничего подобного. Тогда она схватила миниатюрный «Уокмэн» с воткнутыми наушникам. Размахивая, магнитофоном, она крутила его над головой до тех пор, пока он не превратился в гудящий и слепящий шар.

— Пэт!..

— Ты грязная свинья! — кричала Пэт.

Внезапно шнур наушников оборвался, и магнитофон со свистом полетел в сторону Тони. Тот сделал лишь слабый жест рукой, пытаясь прикрыться от снаряда, но магнитофон, к счастью, миновал его и врезался в фотографию в рамке, висевшую на стене, рядом с тем местом, где стоял Тони. Стекло со звоном посыпалось вниз, но женщина изображенная на фотографии, продолжала мягко улыбаться, словно молила: «Не обижайте моего сына Тони. У него непростой характер, с ним сложно. Но он очень хороший, и вы созданы друг для друга».

— Ой! Тони! Прости, я не хотела, — пискнула Пэт, зажав в испуге рот рукой.

Тони молча подошел к разбитой фотографии, нагнулся, подобрал осколки с пола. В его глазах стояли слезы. Фотография была слегка повреждена — надорвана там, где были руки его мамы, которые ласкали его в детстве, успокаивали, когда кто-то обижал его. Тони всматривался в дорогое лицо матери, бывшей всегда ему опорой в этом мире, и по его щекам ползли непрошеные слезы. Он сидел и всхлипывал, совсем как маленький ребенок.

Тони обернулся к Пэт, и она вздрогнула, увидев его беззащитное лицо, его детские глаза, которые вдруг неожиданно проступили, словно маска, скрывающая их, была сброшена. Тони понурился, его плечи вздрагивали. Пэт стремительно бросилась к нему, обняла, прижала его голову к себе и стала поглаживать и баюкать, словно маленького мальчугана, испугавшегося темноты… Они сидели, замерев в объятиях друг друга. Пэт гладила его, и сквозь слезы повторяла:

— Не бойся, мой маленький, все пройдет, все наладится.

— Я люблю тебя, Пэт… — услышала она и словно эхо откликнулась:

— Я люблю тебя, Тони…

— Мне надо с тобой поговорить, Тони, — услышал он голос Мелиссы, которая уселась в его гримерной спустя некоторое время после того, как оттуда ушла Пэт.

Мелисса сидела прямо на стуле и не смотрела в его сторону. Этим она добивалась двух целей. Первая — показать, что сейчас она скажет что-то очень важное, и вторая — дать понять, что то, о чем она будет говорить, дается ей нелегко.

Тони тяжело вздохнул. Он предпочитал не иметь с ней никаких дел, кроме как на съемочной площадке. Между ними были трудные отношения, и он очень боялся, что Мелисса может разрушить ту атмосферу делового сотрудничества, которую Тони с таким трудом удалось наладить.

— Ладно, валяй. Давай поговорим о наших делах. Так что у тебя?

— Я хочу, чтобы мы занялись этим по-настоящему, — кратко выразила свою мысль Мелисса. Ей никогда не нравилось говорить намеками. И сейчас она прямо сказала, что ей надо. И сейчас она продолжала смотреть мимо Тони.

Тони сглотнул. От отлично понял, что было на уме у актрисы. Но его интересовало, когда эта мысль пришла ей в голову.

— Мелисса, что ты имеешь в виду? — все же спросил Тони.

— На съемочной площадке мы должны заняться любовью по-настоящему. Это самый лучший путь. Я уже пробовала так пару раз, и всегда это срабатывало. У нас все должно блестяще получиться.

— Ты шутишь, — проговорил в изумлении Тони.

Вот только сейчас Мелисса повернулась и взглянула прямо в глаза Тони.

— Нет, Тони, я не шучу. Я абсолютно серьезна. Это придаст нашей игре подлинную достоверность и пойдет на пользу фильму. Я знаю, о чем говорю. Верь мне, это все абсолютно реально. Может, даже будет и забавно…

Тут Мелисса слегка примолкла, задумавшись. Могло быть больно, могло быть стыдно и противно, как это уже было, но никак не смешно. Ее сексуальный опыт общения с Тони был блестящей иллюстрацией этому. Никто и никогда не обращался с Мелиссой так грубо, так по-скотски. Тони пользовался ей, словно какой-то опустившейся портовой девчонкой, которую подобрал из милости… Это иногда нравилось звезде экрана, а иногда сводило ее с ума…

— Ты сумасшедшая, Мелисса… — наконец нашелся Тони.

— Я не сумасшедшая, я кинозвезда!

— Нет, просто свихнулась…

— Мы еще увидим, кто свихнется последним, — медленно, глядя ему прямо в глаза, процедила Мелисса.