Элизабет Адлер - Персик

Женщина, очевидно, была очень привлекательной в молодости, лет в семнадцать, подумал Ноэль. Молодая и необузданная, имеющая в запасе год или два на забавы, перед тем как полдюжины детей и бедность не подмяли ее под себя. Он знал, как это происходит, когда человек превращается в ничто. Именно от этого Ноэль хотел убежать – и именно это сделало его таким человеком, каким он был сейчас.

Официантка снова подошла к нему и остановилась рядом, сложив руки и изучая его лицо. Ноэль почувствовал себя неуютно в этом бедном ресторанчике со своей импозантной внешностью и дорогим автомобилем, оставленным снаружи. Он не хотел вернуться обратно опять сиротей из Мэддокса, ему надо было вернуться во всеоружии, зная, кто он и откуда, чтобы все знали, что он личность.

– Мэддокс, – медленно произнесла она, – все изменилось здесь, сейчас это дом для престарелых. – Женщина горько рассмеялась. – Я думаю, что все эти дети-сироты из Мэддокса, которым не удалось выбиться в люди, вернулись «домой», чтобы умереть здесь.

– Домой! – воскликнул Ноэль, вскочив со стула и бросив на стол доллар за кофе.

– У светофора сверните налево, – крикнула она ему вслед, когда он был уже в дверях, – через милю-полторы свернете направо к мотелю «Далтон», потом налево у следующего светофора, а там разберетесь.

Ноэль захлопнул дверцу машины, чувствуя на себе ее взгляд за грязным мутным окном, и включил зажигание. Впервые он остался безразличен к звукам отличного двигателя, когда выводил машину со стоянки и направился в сторону светофора.

Ноэль нажал на отполированный медный звонок, нервно оглядываясь. Подъездная дорога, казавшаяся ему такой длинной в детстве, сейчас оказалась всего в пятьдесят ярдов, и высокие железные ворота выглядели гораздо ниже и, распахнутые, болтались на ржавых петлях. Он услышал звук ключа, поворачиваемого в замке, и поборол желание повернуться и убежать прочь.

Симпатичная молодая женщина в свежей белой блузке и красном жакете вопросительно улыбнулась ему.

– Могу я чем-нибудь вам помочь? – спросила она.

– Надеюсь, – ответил Ноэль.

Он подумал про себя, что бы она сказала, если бы он рассказал ей правду – ему надо узнать, кто он, чтобы понять самого себя. Он был человеком, который имел все – место председателя «Грейт Лейкс Моторс» было его, стоило ему только дать согласие. Но он не получал удовлетворения от своих успехов, хотя и мечтал об этом всю жизнь. Точно так же он мечтал о Пич – а сейчас потерял и ее. Сама жизнь потеряла значение. Пока он не узнает свое прошлое, он чувствовал, что не обретет будущего.

– Когда-то я жил здесь, – объяснил Ноэль. Входя следом за ней в знакомую прихожую, он ожидал, что почувствует сразу сильный запах натертого линолеума, дезинфекции и вчерашнего обеда. Но никакого линолеума не было, так же как и тусклых зеленых стен. Вместо этого в центре холла лежал светлый ковер, на окнах висели яркие занавески и пахло цветами, стоявшими в вазе, и духами молодой девушки.

Ноэль сбивчиво стал объяснять, что ему нужно выяснить, кто его родители, и он хочет взглянуть на архивы приюта.

Девушка сочувственно смотрела на него.

– Боюсь, что мы вряд ли можем помочь вам, – сказала она, – но я попытаюсь выяснить, что случилось со старыми документами. Я постараюсь вас не задержать.

Две пожилые дамы медленно шли через холл, опираясь на палки, и тихо рассказывали что-то друг другу. Ноэль заметил, что они исчезли в конце коридора, который, как он помнил, вел в столовую. Он слышал музыку и голоса телевизионной передачи откуда-то сверху, а на лестничной клетке появился новый лифт. Ноэль не был готов к этим переменам, ожидая увидеть все таким, каким запечатлела его память. Он нервно ходил по ковру взад и вперед.

– Вам повезло, – окликнула его девушка, которая спешила ему навстречу. – Старые папки все еще целы. Но я попрошу вас самого просмотреть их. Сейчас время обеда, и мы очень заняты в эти часы. Надеюсь, вы понимаете, – улыбнулась она.

Несколько старых шкафов с выдвижными ящиками стояли в старой раздевалке, и слабый запах мази для растирания и пота все еще витал в обшарпанных зеленых стенах, заставив Ноэля вспомнить вечер, когда он выиграл кубок по боксу, – той же ночью он вырвался на свободу. Подойдя к шкафам, Ноэль выдвинул ящик с буквой «М» и стал перебирать карточки. «Мэддокский Совет губернаторов, Мэддокские финансовые отчеты, Мэддокский пенсионный фонд, Мэддокские ежегодные заседания… девочки Мэддокс, мальчики Мэддокс».

Громоздкие ячейки были забиты документами, и Ноэль вынул из переполненного ящика ту, на которой было написано: «Мальчики Мэддокс». Поднеся ее к свету, он начал внимательно изучать бумаги. Через час он устало вернул документы обратно. Документы относились к послевоенным годам, а более ранние записи отсутствовали.

Упав духом, Ноэль задвинул ящик на место. Теперь он начал искать с самого верхнего ящика, проверяя каждый по очереди с буквы «А», надеясь найти хоть что-нибудь, что могло бы подсказать, где ему следует искать. В самом нижнем ящике он наткнулся на большой регистрационный журнал с красным корешком, на котором золотыми печатными буквами было написано: «Метрическая книга». Ноэль сразу почувствовал, что это именно то, что он искал. Теперь он узнает все о своем происхождении.

Резкий свет голой лампочки падал на худое скуластое лицо Ноэля, стоящего под ней и водящего пальцем по списку имен и дат.

Он прочитал запись, сделанную 5 апреля 1932 года: «23 час. 45 мин. ребенок мужского пола, южных кровей, подкинутый у входа. Не более двух дней от роду. Здоровье хорошее. Никаких документов, удостоверяющих его происхождение, не обнаружено. Назван Ноэлем Мэддоксом».

И все. Две-три строчки неразборчивым почерком в черном журнале, рядом с десятками других имен. Никто не знал, кто была его мать. Никто не знал его отца. Они просто не существовали.

Бережно положив черный журнал обратно в ящик, Ноэль подошел к двери и выключил свет. Он нашел девушку в красном жакете в холле и пожал ей руку, поблагодарив за внимание. Затем вышел через двери и спустился вниз по лестнице Мэддокского благотворительного приюта в последний раз.

Ноэль вывел свой мощный автомобиль через железные ворота и поехал по той же дороге, по которой приехал сюда. Прошлое не имело больше никаких прав на него. Теперь он знал, что был человеком, который сам себя сделал. Нажав на педаль, Ноэль доехал до светофора, желая побыстрее вернуться в Детройт. Первым же самодетом он вылетит в Нью-Йорк, а оттуда – в Париж. Там Пич и его ребенок. Они были единственными, кого он любил и кто был ему нужен. Без них остальное не имело для него значения.