В твоем плену - Лия Роач

- Дай мне, пожалуйста, телефон.

Он приподнимает брови. Только брови, ни одна другая, самая крохотная мышца лица не участвует в этом выражении легкого удивления.

- Хочу позвонить мужу.

Это единственное, что мне можно. И единственное, что я смогла придумать - попытаться договориться с Расселом.

Не просить его помогать Хайдену, этим я сделаю только хуже. Тем более, если после того, как он полуправления на уши поставил в поисках стрелявшего злодея, признаюсь, что в машине со мной тогда был брат и что мишенью, возможно, был он. Муж собственноручно прибьет братца и даже не скажет, где его зарыл. Нужно было либо сознаваться сразу, либо молчать в тряпочку до конца.

Поэтому я собираюсь попросить Рассела разрешить мне позвонить отцу. И не отставать, пока он не согласится. Иного выбора у меня просто нет.

Сойер сует руку в карман линялых джинсов и достает из него черную коробочку без чехла. Телефон почти горячий от касания с его телом, и мне передается это тепло. Я заливаюсь краской.

- Смотреть будешь? - прячу смущение за раздражением.

- Только пока набираешь номер, - ему пофиг на мою грубость.

Я открываю список вызовов. В нем только телефон Раса. Кошусь на Сойера - он что, больше ни с кем не разговаривает? Тоже соблюдает секретность?!

И только сейчас до меня доходит, что он такой же пленник, как и я. Ему тоже наверняка не улыбается меня тут сторожить. А я еще изо всех сил порчу ему жизнь. Мне становится стыдно.

Поддавшись порыву, хочу извиниться, но он уже вышел. Слова повисают в воздухе.

- Все в порядке? - слышу голос мужа в ухе.

- Это я, Рас. Мне очень нужно поговорить с папой, - сразу перехожу к главному.

- И тебе привет, дорогая, - улыбается он в трубку.

Но мне не до политесов.

- Рассел, пожалуйста. Папа там, наверное, с ума сходит. Это же была его маши…

- Хэвен, детка, не волнуйся. Ты меня недооцениваешь. Я позвонил твоему отцу сразу, как ты была в безопасности.

- Ты всё ему рассказал? - не верю я.

- Только то, что ему нужно знать. Что ты в порядке и что пока не можешь с ним ни видеться, ни говорить. Он отнесся с пониманием.

- Могу себе представить… - цежу сквозь зубы не в микрофон, чтобы Рассел не услышал моей иронии, но и промолчать не могу.

- Я сказал, что он может общаться с тобой через меня, если будет что-то срочное. Он звонил утром, просил передать, что посетил зал для молящихся и внес пожертвование, поэтому надеется, что его молитва будет услышана, и все скоро разрешится.

- Зал для молящихся? - переспрашиваю я.

- Я тоже ничего не понял, детка. Но я переспросил и передаю тебе все дословно. Не знал, что Вандербилт так… религиозен. Наверное, потеря машины так на него повлияла.

- Наверное, - говорю задумчиво, пытаясь понять, что отец зашифровал в этом послании, и делаю еще одну попытку: - Так мне можно с ним поговорить?

- Конечно, нет, милая. Я пригляжу за старым другом.

В его голосе иронии даже нет.

- Спасибо, - говорю искренне. - Ты приедешь?

- Нет. Не хочу засветить вас нечаянно. Если что-то нужно, попроси Сойера, он выполнит любое твое желание. Если оно не противоречит установленным правилам.

- У меня нет желаний, которые не противоречат правилам, - вздыхаю я и нажимаю отбой.

Сойер будто материализуется из воздуха - не знаю, как еще назвать его сверхспособность так бесшумно и быстро перемещаться в пространстве - рядом со мной, и я протягиваю ему телефон.

Возвращаюсь к остывшему кофе, выливаю его в раковину и нажимаю кнопку приготовления свежей порции. Кофемашина тут едва ли не единственное чудо современной техники. Вся остальная техника слегка… уставшая, если не сказать устаревшая. Такие модели сейчас уже не встретишь даже в квартире моего деда Николая.

В ожидании кофе откусываю чуть отсыревший и уже не такой хрустящий тост.

"Зал для молящихся. Что это может значить? Зал для молящихся. Зал д…" проговариваю я про себя, пока меня не осеняет.

Зал для молящихся в японских храмах называется хайдэн! Или хэйдэн, точно не помню, но точность здесь не важна. Главное, что этим залом папа точно сообщал мне, что встретился с братом. И как там было дальше? Что-то про пожертвование и про молитву. И что все разрешится.

Я радостно выдыхаю - брат не один, и он знает, что я не бросила его. Вместе они что-нибудь придумают.

А я пока постараюсь не сойти с ума в этой клетке с неласковым зверем.

И попробую его приручить…

- В тебе голубых кровей нет? - спрашивает Сойер неожиданно и с плохо скрываемым раздражением в голосе.

Стою к нему спиной, но чувствую его неприязнь всем телом. Каждый волосок на спине встает дыбом от его презрительного, даже брезгливого взгляда. Я давно поняла, что мое присутствие ему поперек горла, он этого, в общем-то и не скрывает. Представления не имею, чем так его допекла, но и разбираться не буду - пусть терпит, я тут тоже не по собственному желанию и отнюдь не на курорте. Если что-то не устраивает, пусть идет со своими претензиями к отцу. Я буду только счастлива убраться отсюда поскорее.

Местом нашей встречи и на этот раз снова стала кухня - точно по старой советской классике.

Сойер на барном стуле у острова лениво попивает кофе с разогретой в микроволновке бельгийской вафлей - его любовь к ним просто маниакальна, в шкафчике я видела, наверное, их месячный запас, - а я спустилась вниз за пакетом сока, стаканом молока и печеньем. Стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, из комнаты почти не выхожу, поэтому затариваюсь сухим пайком.

- Это так заметно? - спрашиваю с вызовом, не оборачиваясь.

Мою кровь нередко называют голубой из-за редкости - у меня четвертая отрицательная, - но он, конечно, имеет в виду другое. Аристократическая бледность лица у меня тоже присутствует.

- Невооруженным глазом. Ты ведешь себя как наследница престола в изгнании. Опальная королева, не иначе.

- Что за мания у тебя придумывать мне разные прозвища? - все же верчу я головой в его сторону. - Тебе так не нравится мое имя?

-