Кэтрин Уэбб - Полузабытая песня любви

– Бедная Делфина, – произнес он после того, как обменялся с Ханной долгим взглядом. Она кивнула. – Когда я стоял перед ее портретом и перебирал в уме возможные варианты ее жизни, я и помыслить не мог, что бедняжку ожидает такая боль.

– Да уж.

– И ты считаешь, для нее было лучше оставаться в неведении относительно того, что отец жив?

– Не знаю. Кто может знать? Но, пожалуй… мысль о том, что он погиб, помогла ей забыть. Двинуться дальше по жизни. Возможно, мертвый отец, память о котором она лелеяла, оказался для нее лучшим вариантом, чем отец сломленный, с которым пришлось бы жить бок о бок.

– Но Делфина ведь ничего не смогла забыть. Кому такое под силу? И она хранила письмо.

– Да, я видела, как она время от времени его перечитывает. Когда я была маленькая и мы весь день проводили в полях, она часто оставалась дома одна. Я могла внезапно войти и застать бабушку за его чтением. Обычно она старалась не показывать, что плачет. – Ханна вытерла глаза и покачала головой. – Теперь ты понимаешь? Ты видишь, что речь идет не просто о картинах знаменитого художника, а о человеческих жизнях? В этих работах судьбы людей.

– Да, я все понимаю. Но я хочу сказать, что… если когда-нибудь в будущем, после… смерти Димити… ты все-таки решишь обнародовать эти произведения, мне бы хотелось помочь тебе устроить выставку. Мы даже смогли бы открыть ее здесь, превратив один из хлевов в галерею. И мне очень хочется написать книгу. Думаю, я ее все-таки напишу, потому что знаю теперь слишком многое, чтобы держать это в себе. Но я не стану ее публиковать, пока не получу твоего разрешения. Обещаю.

– Разве появление такого количества новых работ не приведет к падению цен? Я думала, ограниченное предложение как раз и является залогом того, что стоимость их все время повышается?

– Теоретически да. Но в таком случае, как этот? Ни за что. – Зак покачал головой. – Происхождение, история… ничего подобного раньше люди не видели и не слышали. Если бы ты захотела, то смогла бы получить уйму денег. Повторяю, если бы захотела.

– Я хочу зарабатывать деньги, выращивая овец, а не распродавая свое наследство.

– Я был уверен, что ты скажешь именно это, – улыбнулся Зак.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила Ханна.

– Закрою галерею. То есть закрою ее официально. Все эти недели она и так оставалась закрытой. Мне просто… не хотелось признать этот факт. Распродам все, что там есть, включая портреты Селесты и Димити. Это поможет вернуть аванс, выплаченный мне за книгу, и даст средства, на которые можно будет прожить какое-то время. Но Делфину я оставлю себе. С рисунком, на котором изображена твоя бабушка, я не расстанусь никогда.

– Мне бы хотелось на него взглянуть, – призналась Ханна.

– Конечно, ты его увидишь. Я привезу его сюда.

– Сюда? – нахмурилась она.

– Видишь ли, закрытие галереи оставит меня без крыши над головой. Аренда распространяется на все здание, и, если галерея закроется, квартиру над ней я не смогу оставить себе. Вот я и подумал, не пожить ли мне… в Блэкноуле. Какое-то время.

– Зак… – покачала головой Ханна. Вид у нее был обеспокоенный.

– Не паникуй. Я не предлагаю немедленно переехать к тебе. Но… мне хотелось бы продолжать с тобой встречаться. И мне хотелось бы тебе помогать, если у меня получится. Может, ты дала бы мне работу на ферме? – усмехнулся он.

– И испортить твои чудесные мягкие руки? Ни за что.

– Ханна. Когда я приехал сюда, то думал, что ищу здесь Чарльза Обри. Мне казалось, я ищу… причину, по которой моя жизнь приняла такой оборот. Причину, по которой мой брак распался, а мой бизнес разваливается. Я думал, мне нужны ответы и гонорар за книгу. Но теперь я знаю, что ошибался. Я сюда приехал, чтобы найти тебя.

– Что ты хочешь сказать? Ты в меня влюблен?

– Да! Так и есть. И надеюсь, что ты дашь мне хотя бы маленький шанс. Конечно, я понимаю, что… после того, как ты потеряла Тоби, тебе кажется безопаснее жить одной и не бояться никого потерять. Но я знаю и то, что в тебе достаточно храбрости, чтобы решиться на нечто большее.

– Зак… – Она растопырила пальцы и поднесла руку к глазам.

– Нет, позволь закончить. Я не знаю, что произойдет в будущем. Ну, найду какую-нибудь работу, стану по выходным рисовать и посылать свои работы дочери. Но я хочу… хочу остаться здесь. С тобой. Вот что я пытаюсь сказать. Единственное, чего мне сейчас хочется, – это быть там же, где ты, Ханна.

Она смотрела на него не отрываясь. Ветер ворошил ее локоны, которые лезли в глаза. Солнце заставляло прищуриваться. Выражение лица, как обычно, показалось Заку загадочным. Ему хотелось взять его в ладони и держать до тех пор, пока не удастся прочесть все, что на нем написано, до последней строчки. После долгой паузы стало ясно, что Ханна не намерена отвечать. Что она просто не может этого сделать – во всяком случае, с помощью слов. Поэтому он приблизился и, нагнувшись, поцеловал ее. На теплых губах и на коже была соль. Ханна стояла неподвижно, напряженная, как натянутая тетива, но не пыталась отстраниться. Тогда он отступил назад и стал ждать. На ее лице играли сменяющие друг друга тени и солнечные блики. Ему ужасно захотелось ее нарисовать.

– Я… – сказала наконец она и остановилась, чтобы прокашляться. – Собралась окунуться. Присоединяйся, если хочешь.

Зак осмотрел себя и улыбнулся:

– Но… моя одежда…

– Хватит! Бросай хныкать! – ответила она весело. – Все высохнет, слышишь, ты, городской мальчик.

– Значит, все-таки городской? Это прозвище что, до конца моих дней будет висеть у меня над головой?

– Наверно, – ответила она беззаботно.

– Ну ладно. Черт с ней, с одеждой, и со всем остальным.

Ханна взяла его руку, с уверенностью пропустила свои пальцы между его и крепко сжала. Так крепко, что их не смогли бы разъединить ни удары волн, ни приливные течения. Они пошли вперед, нащупали ногами край подводной плиты и разом нырнули головой вниз.

Димити наблюдала за ними с вершины утеса. Зак с Ханной были так заняты друг другом, что ни разу не посмотрели наверх, а потому она осталась незамеченной. Она чувствовала себя по-прежнему усталой, но ей захотелось подняться на утесы и посмотреть с них вниз, на море. В котором где-то был Чарльз. Его кости стали белыми гребнями на волнах, а на песке оставались следы его кожи. Море поглотило любимого, и он стал частью водной стихии. Димити видела, как Зак и Ханна вместе нырнули, и ощутила прилив ревности. Вот бы и ей погрузиться в него. Поплавать. Почувствовать еговоображаемое прикосновение. Руку под животом, поддерживающую на плаву. Но вместо этого вокруг нее зашумел ветер, сразу и нежный и равнодушный, и глаза защипало. Пляж под ней начал расплываться, превращаясь в размытое пятно, и она яростно заморгала. Она знала, что должна увидеть на нем человеческие фигуры, и догадалась, чьи они будут, еще до того, как их наконец разглядела. Когда это произошло, она вздохнула, и ей показалось, что в грудь воткнулось множество стеклянных осколков.