Татьяна Алюшина - Смерть в наследство

«Это определенно похоже на паранойю! — отстраненно подумала, как не о себе, Ника. — Да ладно, ладно, на что бы там ни похоже, соберись, Ника! Так! Теперь самое трудное!»

Вернувшись в гостиную, села на кресло, стоящее спинкой к окну.

— Где еще можно искать? Надо подумать! — оповестила она подопечных Михаила Ивановича о своем разыскном усердии.

Все! Пора!

Ника осторожно сползла с кресла, встала на четвереньки и быстро поползла к выходу из комнаты, который не был виден через окно, потому что загораживал круглый стол. Добравшись до прихожей, поднялась с колен, повесила на себя сумки — маленькую, дамскую, и вторую, побольше, с вещами, — поудобнее, крест-накрест, через голову, и, мысленно помолившись, выскользнула из квартиры, не забыв закрыть ее на замок.

На чердаке была полутьма. Свет едва проникал через грязные оконца, выходящие на крышу. Споткнувшись о какой-то хлам, она подняла кучу пыли, от которой тут же начала чихать. Расстояние до нужного выхода Ника преодолела чихая и поэтому почти ничего не видя, шаря впереди себя, как слепая, вытянутой рукой. Спустившись с чердака, она осмотрела себя, отряхнула пыль с брючек и уже без приключений, никого не встретив, добралась до первого этажа.

Выйдя из подъезда, Ника, как всполошенная коза, шарахнулась в кусты у подъезда проверить, обнаружили соглядатаи ее побег или нет.

«Как в том анекдоте: «Наблюдение за наблюдающим — 2000 рублей», — подумала она, усмехнувшись своим любительским партизанским действиям.

Машина стояла далеко, но и отсюда просматривалось, что в ней сидят два человека и признаков нервозности не выказывают.

«Вот и сидите себе, козлы!» — порадовалась культурная барышня Былинская.

Кажется, пронесло!

Выбравшись из кустов, Вероника шустренькой трусцой свернула за угол и почти побежала к метро.

Пират, он же Алексей Иванов, подогнал машину так, что бампер нависал над второй ступенькой лестницы, ведущей с платформы, мало обращая внимание на то, что почти перегородил проход. Постукивая пальцами по рулю в такт звучащей из приемника ритмичной музыке, он улыбался, думая о том, как они все «сделали стойку».

И правильно Ната остудила мужиков — она знала их всех как облупленных. Если бы в их компании находился посторонний, он бы даже не понял, о чем она говорит. Все они давным-давно, казалось, что всю жизнь, умели владеть своими эмоциями, и особенно выражением оных в чьем-то присутствии, и надо было очень хорошо их знать, понимать, чтобы почувствовать те искры азарта, интереса, которые полетели в разные стороны после звонка этой Вероники.

Интересно, какая из себя эта девушка?

Хотелось бы, чтобы умная. С глупыми совсем тошно работать.

Может, и не придется еще, может, ерунда какая, что-нибудь мелодраматическое, слезливое, разбитые сердца и отбытие любимого в неизвестном направлении с прихваченными материальными ценностями, и неинтересное до зевоты. Такое случалось в их работе — ожидание интригующего дела и разочарование от банальности.

Но он знал, что не ерунда!

Знал потому, как собрался, подтянулся Матерый, внешне став расслабленным, слегка медлительным — верный признак, что почуял дело!

Серега разговаривал с ней, слышал голос, интонации, улавливая только одному ему понятную информацию из, казалось, мало что объясняющего разговора.

Он никогда не ошибался!

У него какое-то врожденное чутье, которое даже интуицией назвать нельзя, нечто нереальное, шестое, седьмое, черт его знает какое чувствование, вполне реально спасавшее сотни раз их задницы, точь-в-точь как у матерого волка.

Но свой позывной он получил не за это.

Пират был зеленым летехой, сразу по окончании училища, с пылу с жару, как пирожок с картошкой, попавший в Афган, уже под самый конец, перед выводом войск.

В очередном из рейдов, по глупости одного высоко стоящего и далеко глядящего начальства, они попали в засаду. В продуманную, грамотно обставленную и явно заранее подготовленную.

И не просто засада, а полная, безвылазная задница, если подбирать самое мягкое выражение из имевшихся.

Серега Кнуров, командир их группы, хотя и сам, как тот же пирожок, только из училища, да по заслугам звание. Только благодаря ему и тем самым непростым заслугам и знаниям они и смогли из всего этого вылезти.

Правда, не все, только половина!

Когда дошло до рукопашной, чего практически не бывало в Афгане, не той красивой рукопашной, как показывают в кино, а грязно-кровавой, не дающей время на боль, страх и вообще-то на жизнь, на каждого из них приходилось по три-четыре «духа». Серега дрался спокойно-осатанело, навязав всем, и своей группе в том числе, невероятный темп. Когда у него выбили нож, он дрался руками, ногами, когда ему прострелили ногу и сломали руку, последнему своему противнику он вцепился в горло зубами…

А потом вывел всех оставшихся, через горы, засыпанные снегом, через преодоление за гранью человеческих возможностей — вывел к своим, что тоже в принципе было невозможно.

Вот после этого он и стал Матерым!

К платформе подъехала и остановилась электричка.

Пират подобрался, завел двигатель. Шипя, открылись двери вагонов, на платформу выпорхнула девушка и быстро, почти бегом устремилась к машине.

Невысокая, худая, темные брючки, бежевый свитерок и легкая стильная курточка. Одежда на ней немного висела, видимо, недавно она похудела, от этого казалась очень хрупкой. Темные волосы затянуты в конский хвост на затылке. Маленькая дамская сумочка надета через голову, наискось, небольшая дорожная сумка на плече. Быстрой, летящей походкой она приближалась к машине.

Эдакий тинейджер, только дорого и со вкусом одетый.

«Симпатичная, но слишком молодая! Не повезло командиру!» — усмехнулся Пират.

Он перегнулся через сиденье и открыл для нее дверцу.

Она как-то легко, не делая лишних движений, впорхнула на сиденье и захлопнула за собой дверцу.

— Здравствуйте.

«Воспитанная!» — хмыкнул про себя Пират и ответил:

— Здравствуйте.

Он, лихо развернув машину, рванул вперед.

Ему хватило нескольких секунд, пока они здоровались, чтобы ее рассмотреть. Прямой тонкий нос, высокие скулы, намек на ямочку на подбородке, губы правильной, классической формы, очень светлая кожа и зеленые глаза, в которых не читалось ни намека на панику или страх. Никакой косметики, даже легкой помады на губах, и едва уловимый запах вишни.

«Жаль, что такая молодая, — с досадой подумал Пират. — Дела с такой молодой толком не будет, это уж как водится, да и не возьмется он, не любит Матерый молоденьких дурочек. Неужели он ошибся? Жаль!»