Оксана Сергеева - Палитра счастья (СИ)

— А ты говоришь, нет интриги. Да ещё какая интрига. Очень трогательная история. По крайней мере достаточная, чтобы вызвать жалость у беременной женщины, — едва открыв рот она поняла, что не стоит этого говорить.

Знала, что не стоит, но не смогла остановиться. А когда сказала, готова была откусит себе язык. Готова была сделать всё, что угодно, лишь бы эти слова никогда не повисли в воздухе.

А они повисли. Кажется, застыли над ними двоими. И не было больше ничего. Ничего.

Он не ответил. Не сказал. Не вспылил. Не вскочил с места. Хотя она со страхом напряжённо ожидала его реакции. Но её не последовало. Никакой. Ничего.

Он только смотрел на неё. Но так, что лучше бы просто ударил. Он смотрел на неё долго и изучающе. Смотрел допивая свой, как всегда слишком сладкий чай. Смотрел, доедая свои любимые бутерброды. Самые вкусные. А она научилась их готовить так, что даже Минни позавидовала бы.

Он снова посмотрел на часы. Не торопясь. Не спеша. Дожёвывая последний кусочек. Медленно. Словно её слова он прожёвывал тоже.

— Я не хотела… — тихо сказала она. В груди разросся огромный комок. Он мешал говорить.

Но он не ответил. Сделал последний глоток и аккуратно поставил чашку. Он продолжал смотреть на неё, но молчал. Поднялся со своего места и развернулся, чтобы уйти.

— Прости, я не хотела…

Он приостановился. И даже развернулся к ней.

— Теперь я, действительно, вижу, что ты не хотела.

Он даже не собирался её слушать. Поднялся в спальню.

Она сидела в ступоре несколько секунд. Несколько бесконечных секунд она сидела закрыв лицо руками, и ничего не ощущая. В душе стало вдруг пусто и мутно. И желудок дал о себе знать. То ощущение гадливости превратилось в тошноту.

Соскочив со стула, она понеслась за ним. Взлетела по ступеням, сама удивившись, как не убилась по пути в спальню.

И застыла в дверях гардеробной. Он уже был в серых брюках. И стоял спиной… И снимал с вешалки белую рубашку… И на нём не было повязки…

— Ты сказал… — заикаясь начала она. — Ты сказал, что растянул связки… — она смотрела в его отражение. Он натянул на плечи рубашку. — Ты мне сказал, что растянул связки! — подлетев, она одёрнула его руку и распахнув сорочку в безмолвном шоке уставилась на грудь.

— Конкуренция не всегда бывает здоровой, — равнодушно сказал он и начал застёгивать пуговицы.

Тошнота резко подступила к горлу. Она едва успела добежать до ванной комнаты. Склонилась над раковиной и её вырвало. В глазах потемнело. Она ухватилась за мраморный край, ожидая пока приступ пройдёт. Он не пошёл за ней. Вышел из гардеробной, только когда полностью оделся. В голове прояснилось, она умылась и вернулась в спальню. Села на кровать.

— Плохо? — она кивнула и он откинул одеяло. — Полежи. Я сейчас.

Он спустился вниз и вернулся со стаканом льда. Иногда это помогало от тошноты. И сейчас должно помочь, потому что этот приступ вызван больше её эмоциональным состоянием, нежели физическим недомоганием. Он поднял ей подушку повыше и она села на кровати. Накинул на колени одеяло.

— Ещё что-нибудь?

— Нет, спасибо, — тихо ответила она. Он кивнул.

— Скоро приедет Минни. Я попрошу и она присмотрит за тобой. Мне нужно ехать.

Она кивнула. И он вышел из спальни.

Очень хотелось заплакать, но она не могла.

Она так и не позвонила ему. Так и не решилась набрать его номер.

Не набралась смелости, что бы просто спросить, когда он вернётся домой. В душе было чувство, что она не имеет на это права; что она потеряла все права на него.

Это гадкое и обидное чувство…

Ян не звонил ей тоже. Ни разу за весь день и вечер. Это было так непривычно. Но всё же так понятно. И так неприятно. Но он ведь знал, что ей плохо. Ушёл, оставляя её в таком состоянии, и даже не поинтересовался о её самочувствии.

Она не решилась позвонить ему, но легко смогла позвонить другому человеку. Она сделала это после того, как её тихая истерика закончилась. Она не ревела и не плакала, но тихо глубоко в душе лила горькие слёзы, после того как он ушёл; после того, как она увидела его в гардеробной…

Она столько всего слышала от родителей… Столько всего… Что ей не составило огромного труда представить всё то, что он пережил и что с ним делали… Это так страшно… Всё должно было встать на свои места, но не встало.

— …чтобы ты никогда больше не появлялся в моей жизни! Я никогда не хочу тебя больше видеть! И ты больше подонок чем он, потому что от тебя этого не ожидаешь, а он никогда не прикидывался мягким плюшевым мишкой, как ты! — злобно выговорилась она и положила трубку.

Не слышала, отвечал ли он ей и была уверена, что больше он не появится в её жизни.

Она не пыталась себя занять чем-нибудь.

Она думала. Ждала. Смотрела на часы. Ждала. Поглядывала на телефон. Но он молчал.

Было совсем поздно, но его всё ещё не было. И уже не верилось, что он придёт домой ночевать. Можно позвонить Селесте… И выглядеть полной дурой справляясь о местонахождении собственного мужа у его же секретарши. Эва категорически отказалась от этой идеи, несмотря на то, что считала Селесту своей подругой.

Дождь лил целый день, поэтому ей даже в голову не пришло развлечь себя поездкой по городу. Она открыла двери на террасу и устроилась в гостиной. Включила телевизор, но так тихо, что звук едва перекрывал шум падающей с неба воды. Она не включала свет, он почему-то ей мешал. В доме стало прохладно. Влажный воздух, загоняемый ветром, быстро заполнил помещение и Эва завернулась в плед. Совсем стемнело и она укрепилась в уверенности, что домой он не вернётся. Он так и не позвонил. А у неё не хватало сил нажать пару кнопочек на телефоне, и язык не поворачивался сказать ему пару слов.

И она беспокоилась. Она просто беспокоилась. Это чувство сейчас перекрыло все остальные всплески в её сознании. Потому что с ним тоже что-то могло случиться. Он так же как и она мог попасть аварию. Да что угодно! В жизни столько неприятностей, которые может поймать каждый из нас. А она не имела ни малейшего представления, где он и что с ним.

Он заставлял переживать её несколько стадий. И не оставляло чувство, что он делал это сознательно. Сначала она сожалела о своих словах и не находила себе места. Переваривала всё и переживала заново. Потом её начали бесить его пренебрежение и наплевательское отношение, проявляющиеся в отсутствии телефонных звонков и любой информации о нём. Потом прошло и это. Осталось только голое беспокойство. Ничем не прикрытое беспокойство о нём. И уже не важно, где он был, и где провёл полночи, а может быть и не важно с кем, только бы он вернулся домой живой и здоровый. Но при всём при этом, она так и не решилась сама ему позвонить.