Только вернись - Елена Левашова

Хотя уже знает, наверное… Закрываю глаза, представляя нахмуренного Вяземского. Наверняка сейчас он звонит своей шавке Брыкалову и просит узнать обо мне все, что можно.

Надеваю туфли, выключаю дурацкую лампу и спешно покидаю кабинет Глеба. Ничего у меня не вышло… Раздавить его, заставить страдать и молить о прощении – я и не того хотела, а что получила взамен?

«Так ненавидишь, что легла под меня?», – в память врезаются его обидные слова… Так и есть – я все провалила. Теперь мне остается бежать от него подальше…

От него и его проклятой семьи. Если отец Глеба узнает, что я осталась жива – убьет. Не станет терпеть возле себя бомбу замедленного действия – ту, что знает его грязную тайну… И ту, от которой им так и не удалось избавиться…

Зябко потираю плечи и торопливо иду к своей машине. Воздух трещит от звуков праздника – смеха, голосов, звона бокалов, залпов салюта… Глеб Андреевич не пожалел средств на торжество в честь объединения наших компаний. Только никакого объединения не случилось – мой юрист подделал документы. Но Вяземский узнал бы об этом завтра, если не мой поступок… А послезавтра бы к нему пришли люди в масках. Опечатали офис и вытрясли всю документацию… Все это случилось бы, если не я…

Открываю машину и торопливо сажусь за руль. Я не пила за ужином, заменяя шампанское лимонадом. Запускаю двигатель и выезжаю с парковки, озираясь по сторонам. Ничего подозрительного нет… Тогда почему сердце тревожно сжимается? Судорожно вынимаю айфон из лежащей на переднем сидении сумочки и звоню няне. Надо собирать вещи и уезжать отсюда. Куда угодно – в Москву, Питер или за границу!

– Ольга Павловна, я буду дома через двадцать минут. И… Нам надо будет уехать. Соберите Милане вещи на первое время и… Я поднимусь, чтобы переодеться. А потом мы уедем.

– Хорошо, Каролина Дмитриевна, ждем вас. Я тогда Милочку не буду укладывать.

– Д-да… Еду, – отвечаю, придав голосу твердость.

Сердце щемит от предчувствия чего-то ужасного, а глаза застилают слезы… Сколько же времени я их носила в себе… Целую вечность… Я ведь даже поговорить с Глебом не успела… Его родители сделали все, чтобы меня не стало. Прямо в тот же день, когда я услышала проклятое признание его отца. Он просто не мог допустить, чтобы я осталась жива. Слишком многое стояло на кону.

Дрожащими пальцами сжимаю руль и съезжаю с трассы в переулок. Еще немного, и я увижу дочурку. Обниму ее и зароюсь в мягкие пшеничные волосики. И никому не позволю ей навредить. Скорее всего, никто не поверит Глебу. Точно, не поверят! Ну какая я Лера? У меня другое лицо – скроенное после аварии талантливым пластическим хирургом, другое имя. Андрей Максимович Вяземский слишком умен, чтобы верить в такую чушь… Лера умерла – именно так ему и сообщили те, кто аварию подстроил…

Проезжаю два квартала и паркуюсь возле подъезда новой элитной многоэтажки. Валерия Веснина не может жить в такой. Она была глупенькой простушкой, случайно подслушавшей разговор, не предназначенный для нее. А здесь живет Каролина Чацкая – роскошная брюнетка, владелица собственного инвестиционного фонда, светская львица и объект фантазий многих мужчин.

Немного успокоившись, выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам крыльца в подъезд. Здороваюсь с консьержкой и окунаюсь в грубоватые объятия лифта. Сердце гремит, как двигатель, когда я замечаю, что дверь в квартиру открыта… Сглатываю и тянусь дрожащей ладонью к металлической ручке…

– Ольга… Павловна… Милана…

В прихожей разгром: повсюду валяются вещи, игрушки, перевернутые стулья. Но больше всего меня пугает не беспорядок, а звенящая, вязкая как болото тишина.

Он забрал моего ребенка… Вяземский меня опередил.

– Ми… Милана, девочка моя, как же так? – не в силах справиться с чувствами, оседаю на пол. Меня трясет. Выворачивает наизнанку от непролитых слез и поднявшей голову боли… Он. Меня. Опередил.

Как же я ненавижу Вяземского… Проклинаю тот день, когда мы познакомились…

Мне бы успокоиться и что-то сделать, но я даже встать не могу. Сижу, прислонившись к холодной стене и вою, как зверь. Вытираю горькие, похожие на яд слезы, и шарю в сумочке. Помада, зеркальце, расческа – все высыпается от хаотичных движений пальцев. Где же телефон? Шорохи разрывают тишину опустевшей квартиры, царапают воздух и, кажется, мою душу… Вяземскому удалось меня растоптать.

Прищуриваюсь, чтобы разглядеть экран и, наконец, что-то предпринять. Давай же, Кара, нажми всего две циферки – ноль два… Или сто двенадцать… По спине прокатывается дрожь, когда я слышу шаги в подъезде. Дверь с треском распахивается, открывая взгляду Глеба…

– Где… Где моя дочь? – хриплю бессвязно, меряя взглядом его высокую фигуру.

– Откуда я знаю, Кара? Что, черт возьми, здесь происходит?

Он склоняется надо мной, согревая теплом и обдавая своим ароматом – дорогого табака, лемонграсса, пряных специй и чего-то другого, такого же приятного… Сжимает мои ледяные плечи и пытается поднять.

– Ты можешь мне помочь? Кара, ты можешь идти?

– Н-нет… Мне… Меня тошнит, мне плохо… Это ты ее забрал, да? Ты отнял у меня дочь?

– Я приехал поговорить. И… У тебя есть дочь?

Каролина.

– Вяземский, верни мою дочь… Прошу тебя, – силуэт Глеба размывается от предательских, струящихся по лицу слез. – Ты хочешь так меня наказать, да? Считай, что наказал… Я раздавлена, уничтожена, я… Проси что хочешь, только верни…

– Я не знал о твоей дочери, Лера.

– Каролина! У меня теперь другое имя, а Лера… Она умерла… Шесть лет назад Лера попала в аварию и не выжила, а я… Я теперь другой человек, Вяземский, я…

– Вставай, Кара, – приказывает он мне. – Что толку впадать в ностальгию? Если ребенок пропал, надо что-то делать!

Вяземский протягивает мне руку и помогает подняться с пола – грубовато и спешно, словно я мешок с картошкой. Кажется, в его глазах мелькает что-то напоминающее брезгливость… Дрожащими руками расправляю складки на платье и оглядываюсь по сторонам: все те же перевернутые стулья, разбросанные вещи, игрушки Миланы на полу… Картинка намертво впивается в сознание, заставляя, наконец, осознать происшедшее – у меня похитили дочь… Кто-то украл моего ребенка. И это не Глеб…

– С кем ты связалась, Кара? – грозно произносит Глеб, возвышаясь надо мной. – Вспоминай, кто мог желать тебе вреда? И прекрати уже выть, раздражает.

Глеб прохаживается по моей разгромленной квартире, внимательно