Улица свежего хлеба (СИ) - Снежная Катерина

Чем больше он об этом думал, тем больше трезвел. Отодвинул принесенный пузырь в сторону, почесал щетину и оглядев кабинет, сощурил глаза. А ведь, все крайне просто решалось. Если он не в силах получить назад место в компании, или часть прав на Слободу, или хотя бы имя, тогда он вправе мстить. И он отомстит. Он начал сгребать все черновики, что нашел в офисе в большую коробку из под бумаги, складывая все подряд. Затем вызвал такси.

***

Забава смотрела, как баба Лара уминает тесто. Последний заход. Ловкие старческие руки, легко обмяли нежную дрожжевую пышность, с любовью укрыли его в деревянной кадке тканью. По телевизору показывали «Голубой огонек». А Забава резала картошку на оливье. Это был первый ее такой необычный новый год. В компании почти незнакомки, в чужом доме.

— Не жалеешь? — спросила старуха, подойдя к стулу и в очередной раз теребя в руках платок и две пуховые шали.

— Нет.

Как же, как же она плакала, когда Забава вошла в дом с двумя свертками и рассказала, как накануне почтальон принес извещение о посылке. И так как социальный работник заболел, Забава сама сходила за ними на почту.

— Не верится, — шептала женщина.

— Написано от Скаловых. Три платка. Значит, не забыли вас.

— Не забыли, не забыли. А я-то, дура старая, боялась, адрес не помнят. Теперь уж сколько всего утекло.

Она щупала шали, гладила, сжимала пальцами, словно пытаясь запомнить впитать в себя тканевую основу подарков. Светилась тихой радостью, смягчающей ее печальное лицо, разглаживающей глубокие борозды морщин. И плакала.

— Узнать бы какие они. Наверное хорошие.

— О них в газетах пишут, — не удержалась Забава, прикусив собственный язык. Вот кто просил. Зачем сказала?

Но слово не воробей, баба Лара улыбнулась печальной улыбкой, подошла к ней, взяла за руку, в той, что нож. Пришлось поспешно отложить в сторону.

— Расскажи, доченька. Не бойся. Я лишь узнать. Искать не буду.

Забава сглотнула, наблюдая, как дрожат руки старой женщины, больше чем обычно. Как вздулись изношенные синеватые вены на кистях.

— Да, там пишут про общее.

— А ты все равно, расскажи.

— Что?

— Что помнишь. Я любой вести буду рада. Ты не думай, моя вина, что они такие. Сама за свой грех перед Богом буду отвечать. Но ведь, помнят, помнят меня. Пусть и не прощают.

Забава захлебнулась, вздохнула, покосилась на часы, почти одиннадцать.

— Пишут, что они успешные строители. Строят разные дома. Женаты. Есть дети.

— Алеша всегда любит играть в песочнице. Хотя, — баба Лариса, покачала головой. — В войнушки с Владимиром часто играли. Давно было.

Она помрачнела, отложила подарки в сторону, и пошла, греть чайник. А Забава снова принялась резать салат. В этот раз жёстче, остервенело. Да, уж, строить, конечно, любит, но и разрушать при этом не забывает, думала она про Алексея. В Омске новый год начинался на три часа раньше, так что мама с Тимуром начнут звонить позже. Она планировала побыть у бабы Лары до часу, а потом взять такси и поехать домой. Завтра, она с утра соберет вещи, и вечернем рейсом полетит домой. Тимур к этому времени уже улетит в Москву. Забава тяжело вздохнула, отложила нож.

— А знаешь, так надеялась увидеть их перед смертью.

Она замолчала, склоняясь над кадкой с тестом. Покачала головой.

— Зря наверное. Праздник все-таки, — отругала баба Лара саму себя. — Давай будет хлеб печь.

Под «давай» имелось в виду, что это будет делать баба Лара, а Забава посмотрит. Будет смотреть и думать, как отточены ее движения за прожитые годы. Ведь она его всю жизнь пекла. Пекла, и думала о своих. И хлеб, каждый раз выпекался быстро двадцать-тридцать минут и из печи — чудо готово. Свежий, ароматный, дух жизни. Полный несбыточных надежд. Теперь и ее, Забавы, тоже. Словно хлеб связал невысказанные мечты Забавы с мечтами бабы Лары. Ведь так в жизни бывает, разделяя хлеб, разделяешь беды, надежды, любовь. А еще горечь, по не сбывшемуся, не случившемуся, по тому, что хотелось и не сбылось. И не сбудется, не случится. Никогда.

***

— Мне кажется в этот раз более шумно, чем обычно. Не находишь? Семья наконец вся в сборе. Тебе есть, что праздновать, — улыбнулся Владимир, видя, как Маша, Кейт и Снежана, присоединились к ватаге пацанов и разворачивают подарки, приготовленные для них под елкой. — Прямо, как девочки.

Действительно семья вся в сборе. Макс принял новость, стал отцом. Машу выписали из больницы, и они вместе с семьями присоединились в большом доме Скаловых к новогодним торжествам. Новые знакомства, семейные связи. Толпа разного возраста детей. Что интересно, одни мальчишки, не считая грудной дочери Макса и Маши. Дом украшен, в центре зала стоит нарядная елка со звездой на макушке. А он мрачен, как туча.

— Может зря ее не позвал, — спросил Владимир, поглядывая за братом.

— Она бы не согласилась. Если вообще не улетела домой. Как думаешь, их матери о них вспоминают?

Алексей спрашивал Владимира, наблюдая, как дети разворачивают подарки. Тот бросил на него удивленный взгляд.

— А наша мать, как думаешь, вспоминает? — спросил в лоб.

Алексей кивнул.

— Вспоминает, — ответил и сам удивленно посмотрел на Владимира.

— Точно знаешь?

— Забава сказала, — он отвел взгляд. — Печет хлеб и вспоминает.

На губах Владимира появилась еще более широкая улыбка.

— Хм, хлебные кроши. И запах покажет вам дорогу домой. Это же моя любимая сказка была, помнишь?

— И моя.

— Она пекла хлеб, чтобы продавать. А я завидовал пацанам, которых отправляли за ним в магазин, — Владимир рассмеялся. — Я помню. А ты?

— Тоже.

Они оба замолчали, разглядывая гостей, домочадцев. У них были общие воспоминания. И под действием праздника, семейного тепла, их немного развезло.

— Столько лет боли. Ты собрал нас вместе. Может пора простить и ее?

Алексей некоторое время молчал, словно боролся с собой, а затем будто пересилив в себе нечто кивнул.

— Поехали, — предложил Владимир, с надеждой многозначительно разглядывая брата.

Он знал, что тот, скорее всего, откажется. Скажет — нет. Слишком часто он не хотел о ней говорить, злился на него за поднимаемые темы. А Владимир ждал, ждал, когда дозреет, как он сам, когда-то.

— Мы выпившие.

— Поехали на такси.

— Вот так, как снег на голову?

Алексей слегка раскачивался, думал. Сжимал и разжимал кулаки. Смотрел на приемных сыновей, на жен братьев, на Снежану, снова сомневался.

— Скажем, запах привел домой.

Покраснел весь с головы до пят, а затем словно лопнул. Владимир победоносно улыбнулся.

— Наконец-то, — выдохнул он, не скрывая собственного облегчения. — Поехали.

Они вышли из залы и из дома не замеченными.

***

Грели в новогодней ночи старинные зодческие постройки, и пьяный народ, повыскакивал разгорячённый из старого жилья, кто в чем. Хватая ведра, вытаскивая убранные с осени замерзшие шланги из приогородных сараев. Кто-то кидал снегом.

Забава поняла, горят соседние дома, совсем близко, когда открыла форточку, чтобы выпустить скопившееся от печи тепло, а вместе с ним и переполнивший дом аромат горячего испеченного хлеба. Новогоднего, свежего, румяного. Вместо прохлады, ощутила острый запах гари. Накинув пальто, выскочила посмотреть на улицу и обмерла.

Все дома вокруг горели. Хуже того, она видела возле сарая баба Лары человека. Небритого, перепачканного в саже, он обливал из канистры забор. И понятно, что два плюс два четыре. Она бросилась к нему, не думая о последствиях.

— Эй, ты! Убери канистру. Люди! Помогите!

Человек обернулся, замер, разглядывая ее. А затем снова принялся плескать жидкость. Она подлетела к нему, вцепилась. И узнала.

— Вы!

Гребенкин грубо толкнул ее, так что она отлетела на снег.