Людмила Волок - Девушка без платья

Вернулась снова к окну, вынула несколько кусков стекла, сунула руки в карман и начала изучать лестницу. Дело было плохо: как раз напротив нее из стены торчала какая-то труба. А из трубы капала вода, стекая по нескольким перекладинам, а затем неотвратимо замерзая. Да стоит мне только прикоснуться руками к этим узким металлическим ступенькам, как я примерзну к ним. Или поврежу кожу и от боли отпущу перекладину… Воображение рисовало ужасные картины моей гибели – одна страшнее другой.

Снова начало накатывать отчаяние. Я вернулась погреться. И увидела на диване пакет с комком серо-голубого бархата внутри – это было мое волшебное платье. И я улыбнулась ему, как другу: нет, все-таки, оно сможет меня выручить в самый тяжелый момент! Живо вернулась к разбитому окну, взяла осколок стекла и начала разрезать платье на широкие полосы. Двумя обмотала ботинки – так они не будут скользить по обледенелой лестнице. Еще из двух сделала себе подобие перчаток, обмотав кисти рук. Несколько запасных полос бархата сложила в карман, – вдруг одна из импровизированных перчаток свалится в пути, и нужно будет делать новую. А остальную ткань, оставшуюся от платья, сложила на подоконник – она защитит меня от застрявших в раме осколков, когда буду взбираться на лестницу.

Я перебросила сумку по-почтальонски через плечо, стала коленями на подоконник и ухватилась руками за перекладину лестницы. Она, к моему огромному облегчению, была сделана на совесть. Конструкция даже не шелохнулась, когда я осторожно переставила одну, а затем и вторую ногу на перекладину пониже. Замерла, унимая волнение. Затем, недолго раздумывая, все-таки сдернула ткань с подоконника и сунула в сумку: платье требовало к себе уважения даже в таком растерзанном виде.

Осторожно переставляя ноги, а затем руки, я отправилась по этой дороге жизни вниз. Пять этажей, если подумать – всего каких-то пятнадцать метров… Я преодолевала их под такой сумасшедший бой сердца, словно жизнь моя висела на волоске. В какой-то степени, наверное, так и было. К морозу добавился пронизывающий ветер, я жутко замерзла. Но, главное, рукам было тепло! Ноги не скользили, – спасибо тебе, платье… И я медленно продолжала двигаться вниз, считая: правая нога, левая нога, правая рука, левая рука. Как в игре «мистер-твистер». Только цвет был один – цвет ржавой обледенелой лестницы, оказавшийся цветом моей свободы.

В самом низу лестницы меня ждал неприятный сюрприз: до земли оставалось еще метра три. Если прыгну с такой высоты – рискую сломать ногу. Или руку, что не намного лучше. И тогда платье снова выручило меня. Я обняла лестницу, как еще одного своего лучшего друга. Слишком много сегодня у меня появилось воображаемых неодушевленных друзей – платье, лестница… Улыбнувшись этим мыслям, я связала несколько полос ткани вместе, привязав один конец к перекладине – получилась веревка, которая, хоть и не доставала до земли, но позволяла еще немного опуститься на более безопасное расстояние. Я опасалась, что бархат порвется, и я рухну вниз, но ткань выдержала!

Теперь я стояла на земле, на твердой, прекрасной земле, и дышала полной грудью прекрасным морозным воздухом свободы, пытаясь унять дрожь в ногах. Оставалось лишь одно дело. Я дернула снизу за веревку – узел на удивление легко развязался, и серо-голубой бархат лег мне в руки. «Спасибо», – прошептала я. И прикоснулась к платью щекой – совсем как в тот раз, когда увидела его впервые у себя дома. Сложила обратно в сумку и отправилась к маячившему вдали поселку быстрым шагом, переходящим в бег. Только так можно было согреться!

Скоро моя резвая рысь сменилась тяжелой поступью – я ужасно устала. И, когда, наконец, добрела до небольшого кафе с игривым названием «Рандеву» на крайней улице поселка, то чуть не расплакалась от счастья. Кафе означало горячий чай, телефон и теплый туалет! Нет, в таком порядке: теплый туалет, телефон, горячий чай!

Внутри оказалось довольно миленько и чисто. Даже в туалете. Усевшись за уютный столик в углу возле кадки с фикусом, я с наслаждением сняла куртку и вытянула ноги. Ко мне сразу же подошел официант, молодой приветливый парень. На просьбу позвонить сразу же протянул аппарат. Все вокруг казалось таким милым и практически совершенным! Наверное, это пережитые опасности так на меня подействовали… Я заказала черный чай с лимоном и бутерброд с ветчиной и сыром. А потом набрала Женин номер.

– Женя, это я.

– Яна! Янка! Слава богу, ты жива… Я чуть с ума не сошел! Где ты, что стряслось? – он засыпал меня вопросами, он волновался, а меня это успокаивало. Это такое счастье – знать, что кто-то за тебя переживает!

– Жень, я все тебе расскажу при встрече. Можешь меня забрать?

– Конечно! Где ты?

– Я в поселке…э-э-э… – а я ведь даже не знала, где нахожусь!

Позвала официанта:

– Подскажите, пожалуйста, как называется этот поселок?

Парень, конечно, удивился; но вида не показал и вежливо ответил:

– Алексеевка. Пять километров от окружной, поворот возле заправки.

– Услышал, – сказал Женя. – Выезжаю. А ты пока хотя бы главное скажи…

– Главное? Я тебя люблю, – легко ответила я.

– Я тоже тебя люблю, милая. Но мне нужно знать, что произошло с тобой! Ты цела? Врач не нужен?

– Врач не нужен. А полицейский – нужен. Задержать Гришина. Ну может, не полицейский, а хотя бы внутренняя охрана…

– Гришин? Я так и знал, что он какую-то пакость затеял. Мы за его машиной следим, ведь тебя именно с ним в последний раз видели… Все, я в машине уже, никуда не уходи!

Пока ждала Женю, быстро расправилась с бутербродом и пила чай – уже третью чашку. Он еще пару раз перезванивал, уточнял, как найти «Рандеву». Вошел в кафе – и бросился ко мне.

– Ох, родная, слава богу, слава богу… Я уже и дома у тебя был – родные твои себе места не находили, обзвонили все морги и больницы. Я им свой номер оставил для связи. Уже сообщил, что ты цела и невредима. Ну, иди сюда, – он снова обнял меня крепко и нежно, и, не стесняясь, начал целовать.

– Женя, постой. Мне нужно так много тебе рассказать. Много важного…

Я осторожно высвободилась из его объятий, заказала себе четвертую чашку чая, а Жене – первую. Мы не хотели пока что никуда уезжать – ведь для этого пришлось бы на время разнять наши руки, а мы не могли этого сделать. Как сиамские близнецы, мы словно срослись ладонями, чувствуя себя одним целым. По нашим жилам текла одна кровь, а душа была одна на двоих.

Но мне все-таки предстояло рассказать Жене все, что знаю. И многое из этого причинит ему боль. Как я ни старалась избежать участи гонца, приносящего плохие вести, – у меня не получилось.