Кэтрин Спэнсер - Запретный плод сладок

— Не язви! Новый председатель предложил именно тебя, а я подумал, что тебе будет интересно… ну и, учитывая ситуацию с Оливией и со всем…

Грант не сразу сообразил, что именно хочет узнать.

— Ах, да, Оливия, — как бы небрежно проронил он. — Как она там, между прочим?

И снова повисло молчание.

— Можешь себе представить, учитывая изменившиеся обстоятельства.

— Ты меня пугаешь, — сказал Грант, и неожиданно предчувствие чего-то непредвиденного охватило его с такой силой, что казалось, даже волосы зашевелились. — Какие обстоятельства? Что случилось?

— Неужели ты ничего не знаешь?

— Хватит пудрить мне мозги, Джастин. Если бы я знал, то не стал бы спрашивать! Она решила выйти замуж? За… Говори же!

Джастин рассмеялся.

— Она беременна, парень! — выпалил он.

— Давно? — опешил Грант.

— Около пяти месяцев, думаю. Уже не скроешь.

— И кто… с ней?

— Кроме отца — никого! Она переехала к нему пару месяцев назад.

Какой же он лопух. Конечно же, ребенок, которого она теперь вынашивает, его! И он хочет отдать его на воспитание Сэму Уайтфилду! Но для Оливии… у него пара слов найдется. Она действительно думает, что сможет отделаться от него, не сказав о том, что он снова стал отцом? Неужели, таким образом, она решила отплатить ему за размолвку?

— Возможно, эта работа меня заинтересует, — сказал он Джастину. — Я позвоню, чтобы договориться насчет собеседования.

Как-то раз утром в одну из январских суббот, когда Оливия уже успела позавтракать, Эдвард сообщил, что ее ожидают в библиотеке. «Скорее всего, Бетани заглянула проверить, как идут дела». Оливия всегда рада была ее видеть, так как Бетани, будущая крестная мама, помогала ей сохранять душевное спокойствие.

— Привет, — сказала она и зажмурилась: комната была залита слепящим солнцем. — Я так ждала тебя, Бет. Мне дали первый снимок ребенка, сейчас покажу. Ты останешься на кофе?..

Глаза Оливии постепенно привыкли к яркому солнечному свету, она вздрогнула — на фоне высокого оконного проема стоял Грант.

— Доброе утро, Оливия, ты здорова? — нежно обратился он к ней.

— Вполне, и даже беременна, — прямо ответила она, хотя могла и не говорить — и так все было видно.

— Понятно. Мои поздравления всем троим.

— Всем… троим?

— Ну да. — Он приблизился и внимательно осмотрел ее со всех сторон, будто желая убедиться, что она действительно цела и невредима. — «Мама, папа, я — дружная семья». Если, конечно, ты не вынашиваешь ребенка из пробирки, в коем случае донор не является членом этого уравнения.

— Мой ребенок не из пробирки, — протянула она, ежась под его проницательным, но ласковым взглядом.

Он еще раз неторопливо обошел вокруг нее, остановился буквально в полуметре, покачиваясь на каблуках, и снова внимательно посмотрел на нее. Оливия, как загипнотизированная смотрела на него, отметив про себя, что он похудел, осунулся и совсем не загорел, под глазами темные круги — видно, все время сидел дома и работал круглые сутки.

Внезапно он выхватил у нее из рук снимок малыша, сделанный ультразвуком.

— Что ж, Оливия, — сказал он как можно нежнее, — вижу, дела твои для шестого месяца идут хорошо. Полагаю, ты мне была верна?

— Ты сомневаешься, Грант? — устало проговорила она. — Это твой ребенок, Грант.

— Мой? И что же ты молчала столько времени?

— Я…

Его глаза, подобно холодному голубому клинку, впились в нее.

— Можешь ничего не говорить. Решила скрыть от меня?

— Нет! — почти выкрикнула она. — Неправда! Я бы сказала тебе, ребенок должен знать отца.

Он взял ее за подбородок двумя пальцами и приблизил ее голову к своему лицу.

— Ты говоришь это с такой подкупающей искренностью, что любой, кто тебя не знает, поверил бы, да я и сам почти готов поверить тебе. Только мне хорошо известно, что ты умеешь обвести вокруг пальца любого, подловив его на собственной искренности.

Он отпустил ее и отвернулся к окну.

— Да, ты все правильно рассчитала.

— Рассчитала? Я специально забеременела?

— Скажем так: ты подогнала свои планы под реальность. Ты взрослая и современная женщина, Оливия, и знаешь свой организм. Твое поведение на балу было великолепным ходом. И платье, спадающее с твоего прекрасного тела без моей помощи, стало последней каплей для такого переполненного желанием дурака, как я. А твои слезы лишь подстегнули меня, где уж тут думать об опасных днях и презервативе!

— Ты действительно думаешь, что я способна на такое? — ошеломленно спросила она.

— Нет, — сказал он. — Но если мне делается больно от твоих выкрутасов, я вспоминаю то время, когда начинающий врач и юная девушка, похожая на ангела, впервые встретились в палате «Спрингдейл Дженерал».

— Ах, Грант! — прошептала она с нежностью. — Пожалуйста, не вспоминай!

— Ты спросишь, была ли она прекрасна? Еще бы! Невинна? Именно! И все же она была так чувственна, что я потерял голову и до сих пор не найду ее.

— Но зачем вспоминать о той, которую ты считаешь незрелой, обманщицей, лицемеркой? — спросила Оливия, ошеломленная страстью в его голосе.

— Потому что ангел, ставший зрелой женщиной, не хочет помнить, что начинающий врач, обожающий ее, тоже имеет право на этого малыша.

Она подумала, что сейчас потеряет сознание.

— Зачем ты вернулся? И как ты узнал об этом факте моей жизни?

— Я узнал от Джастина и жалею, что не узнал раньше.

Она положила руки на живот.

— А ты не думал, почему я не бросилась рассказывать тебе о маленьком? Стоило ли беспокоить оскорбленного папочку, которого насильно затащили в постель? Да, я не пользовалась противозачаточными таблетками, но почему же и ты не позаботился о них? Почему ты обвиняешь только меня? Сейчас ты оправдываешься перед собой — не передо мной, Грант! Тебе стыдно за свое теперешнее поведение, ты выкручиваешься!

Он выглядел почти пристыженным.

— Каждый раз ты выставляешь меня в наихудшем свете, я как будто нарочно делаю и говорю ужаснейшие вещи, когда рядом с тобой, ты права, я обвинил тебя напрасно. Забудем ссоры, Оливия, ради ребенка забудем все.

— Поздно! — уколола она в ответ на примирительно протянутую руку, и его прикосновение словно прорвало плотину сдерживаемого гнева. — Я была права, что ушла от тебя, ты уже однажды сломал мне жизнь, но на этот раз я не позволю тебе этого!

— Ради всего святого, успокойся! — стал умолять он. — Пожалуйста, прошу тебя, это вредно и для тебя и для малыша.

— Будто ты беспокоишься о ком-либо из нас! Не верю! Но и не надейся, что у меня случится выкидыш!