Хелен Бьянчин - Я знаю: мы нужны друг другу

Скоро Доминику удалось обезвредить и ее ноги, сжав их своими. Франческе оставалось биться в его руках, сознавая невозможность действовать ничем, кроме зубов, и она, не задумываясь, вонзила их в твердые мускулы плеча.

Возмездие настигло ее очень скоро. Он слегка изогнулся, прихватил зубами чувствительную грудь, а когда отпустил, то на ней осталась отметина.

Франческа возобновила борьбу, но тщетно, ей пришлось оценить, насколько он силен.

— Хватит. Ты делаешь себе больно.

Она тяжело дышала, глаза заволокло туманом ярости. Придется уступить. Он ведет себя с ней как с непослушным ребенком.

— Ненавижу тебя. — Голос ее звучал ровно, с каким-то неестественным спокойствием.

У него на лице заходили желваки.

— Это не правда.

— Черт тебя возьми. — На глаза ей навернулись слезы, которые Франческа отказывалась проливать. — Три года я убеждала себя, что все прекрасно. Все плыло перед ней. — И так и было. До того, как ты влез в мою жизнь.

И разорвал ее на части.

Доминик провел пальцем по ее полной нижней губе.

— Я не гонщик и не рискую зря.

Франческа замерла от внезапной боли, затем отпрянула от него к краю постели.

— Кто ты, тебя не спрашивают.

— Ну так спроси.

— Будет лучше, если ты уйдешь. — Холодные, спокойные слова, такие же холодные, как лед, которым начало покрываться ее сердце. Она поднялась, схватила халат и завернулась в него.

Доминик не двигался. Она обернулась к нему и поразилась мрачности его взора.

— Одевайся и уходи.

Говорил ли кто-нибудь ей о том, как она хороша в гневе? Волосы, рассыпавшиеся по плечам, пылающее лицо и глаза — она была похожа на тигрицу.

Он поднялся, подобрал трусы и брюки, надел их, затем остановился, глядя через кровать на нее в упор.

— Я живой, — спокойно сказал Доминик. — Запомни это, прежде чем я уйду. И мы оба потеряем что-то, что могло бы быть с нами всю оставшуюся жизнь.

Она наблюдала, как он берет рубашку и надевает ее, а после этого ищет носки и туфли.

— Это шантаж.

Он помедлил, завязывая шнурки, потом бросил на нее долгий жесткий взгляд.

— Это констатация факта. Ты считаешь, я не понимаю, как трудно тебе было справиться с прошлым? — Он говорил без обиняков, жестко и решительно, словно торопясь высказать ей все. — Или как страшно тебе впустить в свою жизнь кого-то, кто может снова заставить тебя страдать?

— Это называется самосохранение. Инстинкт выживания.

— Ты так думаешь? Саморазрушение — более верное слово. — Он помолчал, взял пиджак и перебросил его через плечо, зная, что собирается сейчас рискнуть по-крупному. — Будь счастлива в своем хрустальном дворце, Снежная королева.

Образ был ярким, пугающим. Недоступная, всегда одинокая, ведущая пустое существование в мире теней, недоступном для эмоций.

Зритель, а не игрок. Разве это то, чего она хочет?

— Каждый раз, как я делаю шаг вперед, ты принуждаешь меня сделать следующий, — в отчаянии воскликнула она. Ее рука поднялась и бессильно упала. — Я даже не знаю направления, не говоря уж о пункте назначения.

Доминик обошел кровать, подойдя совсем близко к Франческе.

— Я хочу всего. Хочу, чтобы у тебя на пальце было мое кольцо. Хочу иметь право разделить с тобой оставшуюся жизнь.

Франческа почувствовала, как кровь отлила от ее лица.

— Ты не можешь этого хотеть.

— Почему нет? — Скрытая сила этой обманчиво мягкой фразы заставила ее задрожать. — Ни одна женщина не имела надо мной такой власти, как ты. И я сомневаюсь, что такая найдется в будущем.

Она никак не могла подобрать нужных слов.

— Этого недостаточно.

Огонь сверкнул в его глазах, моментально запрятанный снова.

— А как насчет любви?

Франческа перестала дышать. Любовь? Длящаяся вечно?

— Любовь… Когда я ее потеряла, это почти убило меня.

Доминик швырнул пиджак в кресло. Пальцы его приподняли ее подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Жизнь не дает гарантий, Франческа. — Его ладони охватили ее лицо, глаза блистали. — Надо брать от нее все, что доступно сейчас.

Губы его оказались на ее губах, неся сладость, дикие желания, лаская, соблазняя, заставляя кровь струиться быстрее, доводя до лихорадочной горячки.

Франческа потеряла чувство времени и пространства, захваченная чудом его прикосновения, наслаждаясь ощущением тела, к которому ее прижимали руки, устанавливающие все более прочную связь между ними.

Она поцеловала его, жадно желая получить все, что только можно.

Он медленно высвободился, размыкая объятия. Губы его еще раз коснулись ее губ, покрыли легкими поцелуями нежные контуры подбородка, перешли к шее, найдя ямочку у горла.

— Ты расскажешь мне о Марио? — осторожно спросил он. — Думаю, что я заслужил это.

Она отступила назад.

О Боже. С чего начать? Большую часть их жизни журналисты, друзья и знакомые просто сочинили; и только совсем незначительная часть этого романтического мифа была основана на реальных фактах. Доминик может узнать об этом откуда угодно. Да нет, его интересуют интимные подробности.

— Мы встретились на фуршете в Риме, — медленно начала она. — Оба праздновали личную победу: он выиграл гонки, а я подписала контракт с ведущим итальянским дизайнером. — Она попыталась говорить спокойно. — Марио был… открыть(tm), общительным. — Как можно объяснить одного человека другому? К примеру, такую простую вещь, что он притягивал людей, в особенности женщин, подобно магниту? — У нас был скоропалительный роман, через три недели мы поженились. — Она плотно обхватила себя руками, словно защищаясь, глядя перед собой невидящими глазами. — Он жил и дышал гонкой. И уже не мог без этих постоянных выбросов адреналина. Всегда надо было улучшать время, ехать быстрее, быть первым. Каждый раз, когда он выезжал на старт, я мысленно готовилась к тому, что больше его не увижу.

Доминик притянул ее ближе, и она обняла его за талию.

Казалось, что они стояли так вечность, потом она ощутила, как его пальцы провели вверх и вниз по ее спине, утешая, губы прикоснулись к волосам, виску.

— Я люблю тебя.

Его руки приподняли ее лицо, и она чуть не лишилась чувств от выражения его глаз. Доминик опустил голову и прижался губами к ее губам.

Тело ее затрепетало, и она позволила себе отдаться магии его прикосновений, отвечая его желанию и больше уже ни о чем не думая.

Они наслаждались друг другом с какой-то неистовой страстью, дикой и необузданной, превосходящей все, что было у них до сих пор. Наконец дыхание их успокоилось, и они лежали пресыщенные, полностью обессиленные пережитыми эмоциями.