Елена Ярилина - Любви хрустальный колокольчик

«Не спеши. Потом прочитаешь. Но не торопись, спешка губительна, и никогда ничего не бойся. Ни сейчас, ни потом…»

Не знаю, не помню, как этот лист опять оказался у меня. Я держу его, но смотрю не на него, а в лицо незнакомцу. Его густые, длинные ресницы чуть-чуть вздрагивают. Светлые искорки вспыхивают в бездонных глазах. Темные губы сложены в улыбку. Цвет кожи бронзовый. Я так долго смотрю на него, так бесконечно долго, словно время перестало существовать. Это хрустальные колокольчики разбили время на бесконечное множество крошечных льдинок. Но вот какой-то туман начинает заволакивать комнату. Льдинки времени тают, догадываюсь я. Лицо, прекраснее которого я никогда не видела, исчезает в этом тумане. Колокольчики еле-еле слышны. Боль утраты сжимает мне сердце: как же я буду теперь жить? Невозможно жить теперь, нечем! И я цепенею от этой боли, пустоты и холода, страшного холода. Но что-то не дает мне замерзнуть. Листок в моей руке, о котором я забыла, от него через мою руку к сердцу идет живая, мощная волна тепла. Я подношу лист ближе. Глаза скользят по строчкам, но не успевает мозг осознать прочитанное, как раздается отвратительно резкий звон. Я мгновенно просыпаюсь. Будильник никогда не вызывал во мне симпатии, а сейчас я готова его просто расколотить!

День, проведенный в бегах и хлопотах, деловые разговоры и встречи не смогли стереть впечатления от сна. Лицо незнакомца плыло перед глазами, куда более реальное, чем все, что меня окружало. Несколько раз я пыталась заставить себя вспомнить текст на листке, но мозг безмолвствовал. Так, погруженная в себя, шла я по городу, заходила в магазины. Зачем-то купила эскимо и машинально съела его, хотя к мороженому совершенно равнодушна. Вернувшись домой, пошла на кухню, села на табуретку и просидела не знаю сколько. Воспоминания о сне все не отпускали меня. Хрустальные колокольчики опять звучали в памяти, и черты лица незнакомца оживали перед глазами. Но тут вплелся другой звон, куда менее мелодичный и приятный. Телефон. Подходить не хотелось, но пришлось. Это была моя сватья, Катюшкина свекровь. Сначала из-за всхлипываний трудно было что-либо понять, но потом она взяла себя в руки и сумела выговорить:

— Мишутка потерялся! Я вздрогнула:

— Где вы?

— Дома, то есть во дворе. Он пропал во дворе. Я разговаривала с соседкой, он играл рядом, повернулась — а его нет. Прошло уже полчаса, но его нигде нет, я все обегала!

— В чьем дворе — его или вашем? Катя знает?

— Так она же уехала позавчера. Двор их, не мой.

— Хорошо, сейчас возьму такси!

Слава богу, машина подвернулась тут же, через двадцать минут я была на месте. Заплаканная Валентина Николаевна показала место, где она разговаривала с соседкой: в метре от песочницы, в которой играл внук. Двор — это что-то новенькое, за последние три месяца внук уже дважды терялся. Первый — в «Детском мире», мать его искала полчаса. Второй — в цирке, там с ним были уже и мать и отец, тем не менее проказник улизнул, правда, нашелся минут через десять. А сейчас в своем же дворе! Но слишком уж долго его не было, в душу начал заползать страх. Нет, так нельзя, надо держать себя в руках. Валентина Николаевна, почувствовав мою тревогу, со слезами на глазах предложила вызвать милицию, но я предложила сначала расспросить детей.

— Но никого же нет.

Двор и в самом деле почему-то был пуст.

— Значит, пойдем по подъездам.

Только мы направились к ближайшему подъезду, как хлопнула соседняя дверь и появился Мишутка с яблоком в руке в сопровождении мальчика немного старше его. Валентина Николаевна схватилась за сердце, а я с суровым видом воззрилась на внука. Оказалось, что Мишутка ходил смотреть щенка, которого подарили новому приятелю. Что может быть естественней для ребенка, чем заинтересоваться таким чудом, как щенок? И какой ребенок вспомнит в такой момент о бабушке? Наш не вспомнил. Увидев нас, он с улыбкой подбежал и принялся взахлеб описывать впечатления. Ну и тут же, конечно, попросил точно такую же собачку. Надул губы, когда я ему отказала, и успокоился только тогда, когда Валентина Николаевна, души не чаявшая во внуке, пообещала поговорить с его матерью.

— В крайнем случае я сама буду его выгуливать, — смущенно посмотрела она на меня.

Я промолчала, ибо сильно сомневалась, что дочь решится на собаку. Катя не любит животных, особенно таких, с которыми много хлопот.

Отведя внука домой и убедившись, что благоухающая корвалолом сватья вполне оправилась от стресса, я оставила их, на прощание клятвенно пообещав ничего не говорить дочери.

Когда я подходила к троллейбусной остановке, кто-то преградил мне путь. Я машинально обошла незнакомца, у меня и мысли не возникло, что этот мужчина может иметь ко мне какое-то отношение. Но тут кто-то взял меня за локоть и развернул.

— Павел? Ты откуда здесь взялся? Как давно я тебя не видела!

Мы стояли в неудобном месте, на нас то и дело натыкались спешащие люди. Павел взял меня под руку и повел. Я послушно пошла, поймав себя на мысли, что вот так слепо и не рассуждая я всегда брела за ним, лишь бы он удосужился меня позвать. Вскоре мы оказались возле маленького кафе. Все так же молча, лишь улыбаясь краешком рта, как умел только он один, Павел пропустил меня, нашел свободный столик, отодвинул для меня стул и пошел к стойке. Я огляделась. Надо же, столько раз пробегала мимо, а кафе не замечала. Ну да, здесь же была пельменная. А ведь мы ходили сюда с Павлом лет десять или двенадцать назад! Столы здесь были грязные, стены покрывала темно-синяя жуткая краска, и отчаянно воняло хлоркой. А теперь — любо-дорого посмотреть! Словно попала в эдакую изящную бонбоньерку. Все очень мило, и пахнет кофе, ванилью. Павел вернулся с двумя пузатыми рюмками коньяку, почти тут же официантка принесла тарелочки с нарезанным лимоном и пирожными. О, да у Павла изменились вкусы! Неспешно смакуя коньяк, который всегда любила, я исподтишка разглядывала бывшего мужа. Те же резкие черты крупного красивого лица, жесткий прищур часто кажущихся синими глаз. Но я-то знала, что они серые… Седины нет, морщин вроде бы не прибавилось, но что-то новое появилось в нем, настороженность, что ли? Сколько мы не виделись с ним, года два?

— Хорошо выглядишь, и костюмчик тебе идет!

От неожиданности я вздрогнула. Комплименты он говорил нечасто, лучше бы и сейчас промолчал, настолько неуместными показались дежурные слова. Я задумалась, но, сообразив, что пауза затянулась, подняла глаза. Павел вертел в руках пустую рюмку. За это время он, видимо машинально, съел все пирожные, — неужели нервничает? Да быть такого не может! Наконец он прервал молчание, становившееся уже тягостным: