Запретная страсть мажора (СИ) - Кей Саша

Мой.

Надеюсь, ей мозгов хватит ничего себе не напридумывать.

Как её там? Ольга?

Пф-ф. Княгиня, тоже мне.

Лучше бы ей на глаза мне не попадаться, а то она у меня плотно ассоциируется с теми двумя уродами, которые по ходу совсем края потеряли. Нет, блядь, они серьёзно решили, что это им с рук сойдет? Я бы на их месте бежал до канадской границы. В дружки они набиваются. Идиоты. Криминальной романтики им не хватает. Пиздец. Знали бы их родаки.

А эта дурёха поревет и умнее станет.

– Скучно, – тянет Рамзаев. – Давай хоть девок позовем.

– Не терплю шлюх, – резко отвечаю.

Почему-то Ник до сих пор меня бесит, хотя про сивую он вроде уже и не вспоминает. Но стоит вспомнить ее робкий взгляд на него, как внутри все переворачивается. Мой подарок должен был смотреть на меня.

Бракованная девица. Бесячья.

– Зачем шлюх? Давай позвоним девчонкам из универа, – Рамзаев уже вытаскивает мобильник из заднего кармана.

Хмыкаю, да те же шлюхи, только дорогие.

Хочу послать его подальше, но внезапная вспышка неуместного жара в паху при воспоминании о розовых ненакрашенных губках заставляет меня передумать:

– Ну давай, – соглашаюсь я, давя в себе приступ похоти.

Это чего за нах? Пока целовался вроде ничего не чувствовал, а тут накрыло.

Даже мерещится запах этой заразы.

Сейчас бы я, пожалуй, запустил руку под красный топик в поисках несуществующих сисек. Вдруг бы приятно удивился?

– Я Катьку наберу. Скажу, чтобы подружку провела. Тебе кого: Ленку или Ирку?

Словно морок перед глазами всплывают русые пряди, пахнущие какими-то сладкими цветочками, а на пальцах оживает ощущение их шелковистого скольжения.

Это и определяет мой выбор. Не люблю себе отказывать.

– Пусть возьмет, какую-нибудь светленькую.

Все выходные я, как пыльным мешком из угла пришибленная.

Даже почти не выхожу из комнаты.

В нашем элитном универе и общага шикарная с комнатами на одного. Вроде радоваться надо, что не приходится делить территорию с незнакомым человеком, а мне совсем маятно. На нервах хотела домой смотаться, но вспомнила, что мать упоминала, что отчим как раз вернулся из командировки.

А отчим как раз и есть причина того, что я живу в общаге, хотя я и не иногородняя.

Не сложились у меня отношения с маминым новым мужем. Мы друг друга ели терпим и либо находимся в состоянии молчаливой холодной войны, либо от наших скандалов дрожат стёкла в окнах.

Что мать в нём нашла? Ну богатенький буратино, ну известное лицо в городе, но она же на него влюблёнными глазами смотрит. И слушает его во всем. А меня не слушает совсем!

Я здесь не хочу учиться. Я вообще хотела стать журналисткой, как папа.

Но на семейном совете взрослые постановили, что учиться я буду в Университете Натановой на специалиста по ценным бумагам. Мои желания никого не волнуют. Отчим нас все возражения лишь рявкнул:

– Да у тебя яиц нет! Ты не потянешь журналистику! Это не гламур, а собачий труд!

Растерявшаяся от моей реакции мама сказала строго:

– Пока мы платим за твоё обучение, ты должна быть благодарна.

В общем, я прекратила бессмысленные попытки сопротивления в обмен на место в общаге.

Хоть один плюс. Я могу не видеть отчима изо дня в день.

Правда, перед моим переездом он подсластил пилюлю:

– Знаешь, что… как только докажешь, что ты реально чего-то стоишь, тогда мы вернемся к разговору о переводе на журналистику. А пока учишься, где сказали. Непыльное место работы будет тебя ждать.

Только не очень понятно, как я должна доказывать, что чего-то стою.

Так что я типа тоже золотая молодёжь. Правда, скорее позолоченная. Имя отчима я особо никому не называю, не хочу, чтобы меня с ним связывали. Ну и поэтому я не особо котируюсь на потоке.

В отличие, например, от моей соседки Тани. Зачем ей нужна комната, я не представляю. Ее всё равно почти никогда нет, приходит только ночевать. Таня говорит, что она слишком взрослая, чтобы жить с родителями, и здесь за ней хотя бы не шпионит консьержка, но, по-моему, её просто спихнула сюда мать актриса, немного растерявшая блеск, но обретшая преданных поклонников среди высоких чинов.

Таня вроде с третьего курса. Кажется, она учится на маркетинге, как и Дикаев.

При мысли о нем и о том вечере меня начинает колотить.

Как сейчас помню, как я выбегаю за дверь с колотящимся сердцем и по звукам определяю, что я все еще в клубе. Мигом лечу в гардеробную забрать плащ, дрожащими пальцами подцепляю номерок из заднего кармана и, получив одежду от сонной гардеробщицы, вылетаю на улицу, натягивая плащ на ходу и путаясь в рукавах.

До общаги недалеко, поэтому сумочку и телефон я не брала, чтобы не потерять. И сейчас я проклинаю себя, за это. Я-то надеялась вернуться с Танькой, вдвоем было бы нестрашно. Но разыскивать ее я не собираюсь, она, наверное, все еще на танцполе.

За целый час никто не спохватился, что меня нет. Что за люди вокруг?

Меня трясет.

Я убеждаю себя, что это от страха, но на самом деле, это от унижения.

Я красная от стыда за свою реакцию, меня жгут слова Дикаева.

Это ужасно! Я не могу ходить в универ, если я увижу его еще раз, я провалюсь сквозь землю.

Когда он… Нет! Это не выносимо!

Но стоит закрыть глаза, и я заново переживаю свой позор.

Дикий прижимает меня к себе, и я теряюсь.

Он не набрасывается на меня, а медленно склоняется, поэтому я до последнего не верю, что он это сделает. Что он не просто меня пугает.

Но Дикаев и джентльменство – понятия из разных вселенных.

И несмотря на мои расширившиеся от ужаса глаза, он меня целует, чем парализует мою волю.

Сначала мягко прижимается губами, а потом…

Не встретив сопротивления, переходит к поцелую по-взрослому. С языком.

Ошеломленная, на автомате, я отзываюсь ему. Неумело и не понимая, что делаю.

Оторвавшись от меня, Кир смотрит, прищурившись, и у меня внутри все леденеет в предчувствии гадости.

На глазах друга Дикаев, укравший мой первый поцелуй, выносит свой вердикт:

– Целоваться с тобой, как с зимней лягушкой. Такая же вялая.

На глазах постороннего парня меня назвали жабой, после поцелуя!

И я за каким-то чертом пыталась ответить на этот мерзкий поцелуй!

Хотя мне не понравилось!

Вот ни разу!

И сегодня в универе я тише воды, ниже травы. Я боюсь попасться на глаза тем ушлепкам или Дикаеву и его другу, хотя по понедельникам в первой половине дня они в универе редкие гости.

– Истомина? – окликает меня молодой мужской голос, когда я уже думаю, что счастливо дотянула до конца пар, ни на кого не напоровшись.

Оглядываюсь. Стоя у подножия лестницы, меня зовет один из преподавателей, он представлялся на паре Русланом. Вроде бы еще аспирант и ведет только у первокурсников.

Закинув сумку на плечо, я подхожу к Руслану с немым вопросом в глазах.

– Ты говорила, что тебе нужно будет пропустить следующий семинар по семейным обстоятельствам?

– Да, но я обязательно подготовлюсь и отработаю…

– Разумеется, у нас очень высокий уровень требований к студентам, – усмехается он. – Предлагаю сразу назначить время пересдачи. Во сколько у тебя заканчиваются пары в следующую субботу?

Еще не выучившая до конца расписание я лезу за телефоном, но ответить ничего не успеваю.

– Все ее вечера принадлежат мне, – врывается в наш разговор низкий голос, от которого у меня бегут мурашки по спине. – И ночи. Да, Оля?

Настроение с утра – дерьмо.

Ненавижу понедельники.

По понедельникам самые дерьмовые пары.

По гребанным понедельникам мне звонит отец.

Спать хочу, как медведь зимой. Раздражает абсолютно все. И особенно треп парней. Откуда у них столько энергии? Сраные жаворонки.