Арония (СИ) - Сторм Алессандра

— Хорошо.

Я разглядывала плавающие чаинки, поскольку не знала, есть ли у меня сейчас право смотреть на него. Смогу ли я смотреть ему в глаза после этой беседы? Насколько мне будет неловко, стыдно и противно от самой себя? Однозначно больше, чем в эту минуту.

— Вы познакомились в университете?

— Нет, это произошло раньше.

Вдруг в голове вспыхнул яркий огонёк, за которым мчались отравляющие мысли. «Ты не можешь рассказать ему всё. Это было лишь между тобой и Станиславом. Как ты можешь поступать с ним подобным образом?» Но я пыталась их игнорировать.

— Раньше?

— Его племянница училась со мной в одной школе. Я за ней присматривала после уроков.

— И он… — Жан выглядел ошеломлённым, и теперь уже у меня с трудом получилось сложить один и один.

— Нет! Ничего не было, если ты про это подумал, — сердце снова сорвалось на бег. — Я отводила её домой, мы делали вместе уроки, отдыхали. Потом он возвращался с работы, а я уходила.

— Возвращался из университета?

Я молча кивнула в ожидании следующего вопроса. Выражение его лица стало более спокойным, но у меня успокоиться больше не получалось.

Жан спрашивал про родителей, Аню и мою учёбу. Пытался выяснить, какие у нас были отношения и ещё с десяток вопросов, на которые мне самой точные ответы были неизвестны. Говорил, что подумал после того вечернего звонка, что я не одна, раз не хотела, чтобы он поднимался. А я подтвердила. Рассказала про тот день всё, кроме оставленной мне цепочки.

Так незаметно прошёл час, и усталости оказалась задвинута на второй план. Сильнее всего чувствовалась пустота.

— Что насчёт нас? — один из немногих вопросов, которые задала сегодня я.

— Я не думал об этом, — Жан был словно где-то не здесь. Он смотрел на меня, но будто видел впервые, не узнавал. Его ответ уколол как тонкая игла булавки. — А ты что скажешь?

По нейтральной интонации не получалось что-либо понять. Он отгораживался ледяной стеной: у меня осталась возможность видеть его, но это всё, что я могла.

— Наверное, нам лучше не видеться некоторое время.

Я произнесла слова шёпотом, а Жан продолжал молчать. Может, я сказала слишком тихо? Однако через долгие секунды он всё же ответил:

— Ты правда так думаешь? Что значит твоё «некоторое время»? — в глазах появилось подозрение, и это меня удивило. — Мне кажется, что я вовсе тебя не знал.

— В каком смысле? — он так быстро смог поменять своё мнение обо мне.

— Ты так много не договаривала — и понятно почему. Но я не понимаю, если ты мне не доверяла и сомневалась во мне, почему не задавала никаких вопросов. Я бы ответил тебе.

— Я доверяю…

— Ты всё время извинялась, но мне неизвестно за что. Ты знаешь, каким беспомощным я чувствовал себя каждый раз? — он отвернулся и разочарованно усмехнулся, а я начала дрожать. — Думал, однажды ты сможешь… Ладно с этим. Я так отчаянно хотел тебе помочь, но каждый раз натыкался на стену. И как глупец бился об эту преграду. Пытался что-то угадать, — из него вырывался ещё один тяжёлый вздох. — Но почти ни разу не получилось.

— Я ужасна, — Жан резко повернулся ко мне, а я испуганно вздрогнула.

— Ты серьёзно? — нельзя продолжить лить перед ним слёзы. — Почему ты так про себя говоришь? Я не понимаю.

— У меня почти никогда не было причин считать иначе.

— Почему?

Послышались отголоски той заботы, с которой он всегда ко мне относился. От этого стало только хуже.

— Хотела бы я знать.

На несколько минут на кухне воцарилось молчание. Я старалась ни о чём не думать, обещая себе разобраться со всем завтра.

— Устала? Может, пойдём спать?

Жан выглядел разбитым. Таким я его никогда прежде не видела. И это была полностью моя вина.

Отвратительно.

— Я могу вызвать такси.

— О чём ты сейчас думаешь? — голос переполнен безысходностью. — Завтра отвезу тебя обратно, уже поздно.

— Я могу лечь на диване в гостиной.

— Не знаю… Не понимаю, какими своими действиями, показал тебе… Я даже не знаю, что на самом деле… — вероятно, и его мысли путались. Или я так устала, что начала засыпать. — Будешь спать в спальне.

— А ты?

— Как хочешь. Я бы так же хотел спать в своей кровати, но меня устроит и диван.

— Ты меня обнимешь? — больше не получалось сдерживать слёзы, и они вновь щипали глаза.

— Конечно.

Перед тем как провалиться в красочный сон, я вернулась к вопросу «как смотреть на него после этого вечера». Ответом служило одно простое «никак». Вероятность увидеться после того, как я переступлю порог этого дома, стремилась к нулю. Я не смогу.

— Я хотел держать тебя в своих объятиях всегда, — с этих слов начался сон, в котором мы с Жаном были счастливы.

В аэропорту родного города меня встретили Ника и Дима, которые были удивлены моему возвращению. Они предложили увидеться, поскольку скучали, а я могла только согласиться. Хотелось оказаться в тёплом кругу друзей.

Мы вышли на улицу, чтобы сесть в приехавшее за нами такси. Как бы не старалась улыбаться и участвовать в разговоре, я снова тонула в мыслях. В какой-то момент я увидела, как друзья обменялись обеспокоенными взглядами. Но никаких вопросов не последовало, за что я была очень благодарна.

За всё надо платить.

Какова цена необдуманных решений? Разве вместо спокойного, хоть и не самого холодного, расчёта лучше без раздумий прыгнуть с обрыва и надеяться, что крылья раскроются во время падения?

Зная, что жалеть о сделанном нет никакого смысла, кто не проводил бесконечные дни и ночи, прокручивая одни и те же моменты у себя в голове? Если бы я сделала так? Если бы промолчала? А если бы сказала то, что побоялась?

Хорошо всё знать издалека, когда тебя это не касается. Можно раздавать прекрасные советы, которые могут быть хоть сколько мудрыми и даже применимыми к некоторым ситуациям. Но прислушиваться к своим же советам — другой уровень. Понимать и принимать — разные вещи. Можно знать — как будет лучше, как сделать правильно — но делать совсем иначе.

Порой проще выбрать путь наименьшего сопротивления. Просто плыть по течению, пусть и забыв, что изначально тебе нужно было двигаться в противоположную сторону. Но кто здесь судья? Кто признает это движение ложным? В какой-то момент остаётся лишь закрыть глаза и попытаться удержаться на плаву. Главное — не утонуть, а остальное… Остальное — будущее, до которого надо ещё добраться.

Но однажды тебя выбросит на берег, уставшую, почти без сил. Попытка сразу подняться провалится — какие могут быть силы в руках и ногах, которые так долго помогали оставаться на поверхности? А следующим придёт осознание — твои глаза закрыты. Ты попытаешься их немного приоткрыть, а солнечный свет ударит так, что не получится сделать это даже со второго раза. Но когда ты сможешь оглянуться, поймёшь — вокруг пустынный берег, ни одной души.

Когда ты закрыла глаза?

Сколько времени так жила?

Ты жила?

Почему ты так сделала?

Был ли другой выход?

Хотелось взбунтоваться против этих вопросов. Защититься, оправдаться:

Я же не хотела тонуть!

Хотела помощи!

Ведь я же столько раз кричала…

Но оправдать меня было некому. Да и не перед кем было оправдываться. Была только я.

Возможно, ты кричала не так громко, как казалось?

Может, это был лишь шёпот в ночной тишине.

Задерживаться дома я не собиралась. Не было ни сил, ни желания выслушивать упрёки в свой адрес и уговоры вернуться в Париж. Через четыре дня, собрав всё, что могло бы мне пригодиться в ближайшее время, я вызову такси, которое отвезёт меня в аэропорт. Дневной рейс до Петербурга — билет в новую попытку… во что-то. Чёткого плана не было, поскольку и времени на построение чего-то грандиозного в запасе не имелось. Но на первое время было достаточно места для сна и нескольких договорённостей о прохождении интервью в одной российской и двух международных компаниях.