Нам нельзя (СИ) - Анина Татьяна

— А ты чего здесь? — спросила женщина и прошла мимо, закрывать окно. — Из вашего класса девочку на скорой увезли?

Я не ответила. Поплелась на выход.

Шишкова посадят.

Что вообще происходит?

В гардеробе моя куртка висела одна. Вахтёрша с печалью смотрела на меня, в отличие от уборщицы, ничего спрашивать не стала.

Уже был вечер. Автошколу я прогуляла. Тащилась медленно по школьной дорожке в сторону дома.

На пяточке, возле школы я встретила Васина. Он задумчиво смотрел на школьную дорожку, окружённую ёлками, и глубоко затягивался сигаретным дымом.

— Васин, — позвала я.

Он посмотрел на меня. Самое уравновешенное существительное в нашей школе. Так и не скажешь, что очередной псих.

— Да, Кать, — кивнул, мол что надо.

— Как тебя зовут? — всё забывала узнать.

— Лёха, — улыбнулась он.

— Лёха, хочешь подзаработать в Новый год?

— А что делать надо? — заинтересованно спросил Васин.

— Заделаемся Дедом Морозом и Снегурочкой. Потянешь?

— Запросто, только у меня костюма нет.

— Сошьём, — пообещала я.

Вечером, за ужином, я рассказала Егору, что произошло. Он внимательно выслушал и пошёл курить. Начал, пообщавшись с Тимохой. Ничего хорошего от Ленёва ждать не стоило. Он, как прокажённый, ходит, распространяет заразу, а у отчима сердце прихватывает.

Позвонил Трэш, когда я тщетно пыталась въехать в домашку по физике. Звонил с компа и просил включить видео.

Включила. На экране его лицо. В этот раз побрился, но волосы не убрал. Они обкромсанные спадали на лицо, и он их периодически закидывал назад. Глаза его синие устремились на меня. Не знал, как начать разговор.

Слабак!

— Это был тяжёлый день, — прошептала я, откинувшись на стуле.

— Немного успокоилась? — он внимательно меня разглядывал на мониторе. — Я люблю, тебя, Киска. Ты мне ни разу не призналась в любви.

— Монитору и телефону? Тебя нет, Трэш. Тебя нет рядом со мной.

— Жаль, что ты не чувствуешь, — он улыбнулся во весь рот. — Всё будет хорошо, обещаю. Возьму и сегодня приснюсь тебе ночью

— Да, и что ты будешь делать? — сумел вызвать улыбку.

— Буду обнимать, прижимать к себе, потом поцелую. А потом, Киса, как бы ты не сопротивлялась, я стяну с тебя трусики, и мы будем любить друг друга всю ночь. Я соскучился безумно.

— Пошла спать, — сладко протянула я и отключила комп.

Я ревела по несчастной Анечке в подушку. Она меня так и не отпускала. Хотела ей позвонить, но телефон был заблокирован.

А Трэш меня обманул. Не приснился. Я опять обиделась.

Новый год наступал с невероятной силой. Не знаю, вроде взрослая, а ждала чуда, как ребёнок. Настроение у всех приподнятое. Тридцатое декабря, а мы на уроках прохлаждаемся.

В классе русского-литературы глаза слепило от мишуры и украшений. Мы на славу расстарались, украсили класс Марго. А она нам в ответ — проверочную в последний день.

Куча у меня списала, осталась довольной. А я лопала свой молочный шоколад, одиноко сидела на последней парте.

Анечку увезли в больницу. Я одна из всех одноклассников следила за её дальнейшей судьбой. Её отдали отцу.

Тот развёлся с адской бабой, доведя её изменами до откровенного садизма. Анечка, итак, была скромницей, страдала от одноклассников во всех школах, а тут ещё сверху мама. В общем то, результат мы все видели наглядно.

После уроков, меня встретил отчим и вручил Бахрю.

Я заплатила ему деньги. Соврала, что нашла покупателя, а сама, вызвала такси и уехала в город.

Бахрютка зажалась в машине, льнула к моим ногами и тихо скулила всю дорогу.

Анечка жила в хорошем районе города в просторной, большой квартире. Встретила нас с Бахрей в светлой прихожей. Был отличный ремонт, и девчонка вписывалась в него. Одежда, конечно же, закрывала всё её тело. Легенцы голубого цвета и просторная бежевая туника с золотыми орнаментами. Волосы вроде стали густыми, и Аня их убирала в пучок на макушке. Лицо живое, и глаза ясные.

— Привет, Катя, — она чмокнула меня в щёку и полезла целоваться с Бахрей, которая вылизала ей всё лицо.

— Тут её коврик, — я расстегнула рюкзак и стала доставать собачьи вещички. — Поводок. Но надо намордник купить, в городе без этого нельзя.

— Проходи, — суетилась Анечка, забирая у меня шапку. — Чая попьём. Кушать хочешь?

— Нет, чай самое оно, — улыбнулась я и стала раздеваться.

О том, что я везу собаку, в этом доме знали. Поэтому приехала я с разрешения.

— Аня, порода серьёзная, нужно прямо сегодня заняться воспитанием, пока не поздно, — говорила я Анечке, которая убежала с Бахрей на кухню.

— Я знаю, я уже всё прочитала!

— Сейчас вложишься, всю жизнь наслаждаться будешь.

Блин, Трэш. А может правильно всё у тебя получилось? Сейчас ты в нужном месте человеком станешь, а я потом всю жизнь наслаждаться буду.

На кухне было очень красиво и уютно. Анечка выложила на стол тортик и погрозила Бахре, которая пыталась сунуть нос на стол.

Красивые чашки в наборе с чайником. Всё прилично.

— Ты в школу ходишь? — спросила я, намывая руки.

— Нет. Я воспользовалась твоей идеей, и ушла на дистанционное обучение. Мне много по врачам ходить. И Бахря у меня теперь.

Она с особой любовью посмотрела на щенка.

— А папа как?

— Всё хорошо, папа у меня нормальный, только любовниц часто меняет. Не помню, как это называется.

— Это называется “жопа”, Анечка, — обозлилась я на весь мужской род. — Кризис среднего возраста. Они вначале пьют из тебя все соки, а потом кидают ради молоденьких.

— Может, не стоит рано замуж выходить, — осторожно сказала она, внимательно изучая мою реакцию.

— От людей зависит, возрастные браки тоже ломаются, — я попробовала вкусный торт и дала Бахре кусочек.

— Твой папа так же делал? — печально спросила она.

— Нет. Он вкалывал до сорока лет, потом нашёл себе восемнадцатилетнюю и женился. Хватило благоразумия не испортить какой-то женщине жизнь.

Трэш! Может и ты, будешь благоразумным, отвянешь от меня? К сорока годам с твоими закидонами от меня ничего не останется.

Мы попили чай. А потом зарычала Бахря и пришлось её придержать за ошейник.

В квартиру пришёл отец Анечки. Голубоглазый блондин. Рядом с ним молодая женщина. Чистой воды прошмандовка. Приходилось в жизни таких видеть. Моя мама, например, в состоянии поиска хорошего мужика.

— Папа, это Катя, — представила меня Анечка. — А это Бахря.

Мужчина снял обувь и присел на корточки. На лице отобразилось восхищение. Понятно. Бахря в надёжных руках у настоящего собачника.

— Хороша! — пробасил отец Анечки. — Катя, сколько мы должны?

— Это подарок, — я засуетилась и отдала Ане документы на собаку. — Чистопородная, привитая. Только не забывайте о воспитании.

— Папа, а можно, я к тренеру ходить буду?

— Кончено, — мужчина чесал Бахрю за ухом. — Даже обязательно.

— Кать ты придёшь ещё? — спросила Анечка.

Приду ли я ещё к тебе? Я ж не Ложка. Я злая и злопамятная. Я никогда не забуду, как ты оскорбила Марго, пытаясь подставить Трэша. Как мечтала уничтожить Лядину и невинного биолога. И самое страшное, что ты совершила, Белая Плесень, накапала Егору, о том что Трэш несовершеннолетний. Из-за тебя у меня нет парня. Любимого рядом нет.

Ты скромница с заковыркой, омут с обозлёнными чертями. Пострадала сильно, но творить безобразия не переставала. Кукухой поеханная.

А зачем я приезжала? Собаку отдать в хорошие руки, потому что отчим начал её бить.

— Много дел будет, — тихо ответила я.

Мне тут больше делать было нечего. Поэтому я собралась в обратный путь.

На автобусе возвращалась домой. Проезжала ту стройку, которая вдохновила Трэша купить квартиру с шестью комнатами.

Трэш, оставь меня. Конечно, ты в мужском монастыре девушку не найдёшь, но чувства остывают от разлуки. Разлука — страшное испытание, невыносимое. Я вот не справляюсь. Огонёк на свечке в душе уже не теплится. Внутри темно, на сердце — холод.